100 великих судебных процессов - Виорэль Михайлович Ломов
Комиссар установил, что сбывали ассигнации Довгье и Шувалов, а Боярский изготавливал их один – от подготовки денежной бумаги до нанесения на купюру слов: «Подделка государственных банкнот, а также использование фальшивых денег в соответствии со ст. 139 уголовного кодекса караются пожизненным тюремным заключением. Это наказание распространяется и на тех, кто ввозит фальшивые банкноты во Францию».
Следствие выяснило, что для Боярского – участника Сопротивления – изготовление фальшивых денег было единственным источником существования. Изобретения Чеслава в послевоенной Франции никому не были нужны, а на работу его с польским и немецким дипломами не принимали.
Довгье, опираясь на статью 138 УК, согласно которой «лицо, замешанное в афере с фальшивыми деньгами, освобождается от ответственности, в случае выдачи правосудию сообщников», дал подробные показания о деятельности группы.
Предварительное заключение продлилось свыше 2 лет. До суда представителям СМИ ничего не сообщали, дабы не подорвать доверие клиентов к банкам и разбалансировать рынок.
12—14 мая 1966 г. состоялся суд в составе председателя Переса, прокурора Шарасса, адвокатов Тиссадра и Дебре, 10 присяжных заседателей. Интересы Банка Франции представлял адвокат Шресте.
Зал был набит битком. Для публики и прессы самородок Боярский был «художником, магом, гением, самим лукавством». Восхищаясь техническими талантами подсудимого, зрители испытывали к нему еще и жалость – Чеслав был смертельно болен, у него обнаружили туберкулез легких и костный рак. К тому же Боярский искренне считал себя невиновным, поскольку только таким образом мог содержать свою семью. Позиция подсудимого дала возможность главному судье от души поиздеваться над ним, проявив себя не с самой лучшей стороны.
«Скажите, обвиняемый, – спрашивал, например, Перес, – вам никогда не приходила в голову мысль подыскать себе работу? И потом, бывает, люди решаются на воровство, даже на убийство, но почему фальшивые деньги?»
«Господин председатель, я никогда не был в состоянии что-нибудь украсть или напасть на кого-нибудь, – отвечал Боярский. – Я запер себя в своей башне из слоновой кости и хотел сделать что-то своими руками. Я знал, что мои дети будут презирать меня, если я не смогу накормить их».
Главный судья не упустил ни одной возможности унизить Боярского. Когда подсудимый поведал о своих тщетных попытках пристроить свои патенты, Перес пошутил: «Вам не вменяются в вину ваши изобретения, которые никому не пригодились. Это не преступление, это дилетантство» (Г. Вермуш).
После лекции эксперта Банка Франции о технологии опознания подделок Боярского «Перес потребовал подать ему пару из тех купюр, которые принес в суд эксперт. Ему передали пару банкнот достоинством в 1000 старых франков. Судья несколько минут в полной тишине сминал и расправлял деньги, затем принялся их тереть. “Может быть, настоящие?” – не очень уверенно предположил он… Купюры передали Боярскому… Фальшивомонетчик едва взглянул на них и не стал даже брать деньги в руки. “Как дилетант поздравляю вас, господин председатель, – заявил он судье. – Деньги настоящие”. Слова Чеслава Боярского вызвали взрыв хохота в зале суда».
Боярский просил суд дать ему возможность поработать экспертом по деньгам. Он даже предложил Банку Франции свою денежную бумагу, которую было невозможно подделать. Но Банк отверг предложение фальшивомонетчика, и адвокаты Боярского под угрозой снятия с процесса дали подписку о неразглашении этого эпизода в суде.
Допрос соучастников Боярского прошел быстро. Они оба клялись, что не знали, что деньги фальшивые.
При закрытых дверях Боярский поведал суду процедуру изготовления денег. Два эксперта произнесли панегирики в честь изобретателя. К ним отчасти присоединился и Шресте – обвинив Боярского в преступной деятельности, он сделал реверанс в сторону его талантов. Перес и присяжные не сделали ни единого замечания.
В заключительной речи прокурор, с пафосом развенчивая «паразита в превосходной степени», выкрикнул, вызвав смех в зале: «Низшей точкой его падения было то, что он ни разу не удосужился уплатить налоги!» После этого обвинитель потребовал для подсудимого пожизненного заключения.
Адвокаты стали апеллировать к обществу, которое отвернулось от таланта и тем самым подтолкнуло его к преступлению. Сетовать на несовершенство общественных отношений. Говорить о глубоком раскаянии Боярского и искреннем непонимании им сути содеянного. Сообщать о том, что подсудимый на 3 года прерывал свою преступную деятельность, надеясь заработать на жизнь честным трудом, но потом снова был вынужден вернуться к старому. Напоминать о болезни Чеслава, его детях и пр. Публику они проняли, но суд руководствовался не эмоциями, а логикой и законом.
Боярский в своем последнем слове сказал: «Я глубоко сожалею о том, что причинил столь значительный ущерб Банку Франции. Я совершенно искренне уверяю вас, что никогда не хотел принести вред кому бы то ни было. Не отнимайте у меня надежды исправить свою вину, принести пользу, подарить моим детям улыбку».
Довгье свою вину признал полностью, Боярский – частично, Шувалов – не признал.
14 мая огласили приговор. Боярского приговорили к 20 годам тюрьмы. Довгье оставили на свободе. Шувалов получил 5 лет условно.
Боярский умер осенью 1966 г.
После оглашения приговора Э. Бенаму заявил: «Возможности искусства Боярского ошеломительны. Если бы он во Франции подделывал доллары, его бы, вероятно, вообще никогда не арестовали».
Поиск справедливости
Судебный процесс из 33 судов итальянского писателя и кинорежиссера Пьера Паоло Пазолини (1922–1975) длиной в 30 лет велик самим именем художника и его свершениями в литературе и киноискусстве, из которых достаточно упомянуть один лишь фильм – «Евангелие от Матфея» (1964), отмеченный на Международном кинофестивале в Венеции Большим призом экуменистического жюри. В этой ленте Иисус Христос – истинный революционер а-ля Че Гевара. Он пламенно (и безуспешно) призывал людей отвратиться от грехов и избавиться от лихоимцев и торговцев. Режиссер надеялся, что его Христос поднимет народ на буржуа, но киношный мессия смог лишь зажечь левых радикалов в студенческой «революции» в Италии 1968 г. – хотя и это немало.
Практически все суды против Пазолини были направлены обществом и Церковью в ответ на произведения художника, в которых он обвинял их самих в жестокости и равнодушии, лживости и лицемерии, богохульстве и разврате. Вменяли ему в вину то же, что он вменял им. И хотя по всем процессам режиссер был оправдан, суды забрали у него массу времени, нервов и крови, т. к. 9 из 12 его картин конфисковывались и запрещались к показу.
Не закончился процесс последнего фильма Пазолини, как начался и никак не завершится до сих пор процесс, связанный с его убийством. Найти убийцу режиссера оказалось не легче, чем ему было найти правду в жизни.
