Метафизика столицы. В двух книгах: Две Москвы. Облюбование Москвы - Рустам Эврикович Рахматуллин
432: Неясно и начало этого письма… – Цит. по: «Василий Иванович Баженов…» (см. прим. к стр. 87), с. 163.
432: Юрий Герчук предполагает, что Екатерина мистифицировала своего корреспондента… – Там же, с. 261.
432: …Свидетельством ее внимательного свитского, Николая Львова… – Там же, с. 267.
433: Чудо Вознесенского столпа свидетельствовал летописец… – ПСРЛ, т. 16 (1 часть), СПб., 1904. С. 62.
436: «…Здравствуй, мой давний бред…» – цитата из стихотворения Мандельштама «Я ненавижу свет…»
437: …Церковь, парная Покровскому собору… – Неясно лишь, прообраз или последование собора высится в Дьякове. Совершенство означаемого делает несовершенным означающее, словно для того, чтобы удостоверить миф об ослеплении строителей.
440: …Но Вавилон есть невозможность башни, вертикали… – мысль философа Владимира Ешкилева, высказанная в беседе с автором.
440: Башни лежачего дворца противятся достройке… – «Воссозданные» в наше время завершения взяты из первого проекта Казакова и поставлены на башни из второго, утвержденного Екатериной. Получилось третье, то есть небылое.
441: …Елена Рождественская полагает, что план усадьбы есть собрание фигур… – См. Рождественская Е. Василий Баженов – вольный каменщик // Строительство и архитектура Москвы. 1990. № 12.
Облюбование Москвы
Топография, социология и метафизика любовного мифа
Введение
Дом человека есть причина или следствие любви.
Нет дома без любви, как нет приходской церкви без венчаний.
Город полон любовями, как лес родословных дерев.
Но для мифа значимы только избранные адреса. С историями подлинными – или поселенными фольклором, литературой, живописью, кинематографом.
Любовный миф вольной белкой чертит пути в родословном лесу.
В этом начало тайны.
Продолжение которой в том, что на карте московского мифа одни городские части бедны любовью или вовсе пусты, а иные, наоборот, полны и даже переполнены ею.
Набросок этой карты становится опытом описания городских частей. Опытом, действительно, облюбования Москвы.
Речь не о том, где любится или не любится.
Книга о том, где любится приметно и где нет.
Где подлинная или вымышленная история любви может вернее поместиться в миф, стать мифом.
О «вмещающем ландшафте» мифа.
О «мифогенности» пространства.
* * *
Любовь Средних веков сосредоточена в Кремле, поскольку это непременно государева любовь.
Не потому, что нет другой, а потому, что всякая другая не видна, живет невидно.
Всякая чета Средневековья передоверяет государевой чете являть любовь.
Дальнейшее облюбование Москвы – это исход любовного предания из стен Кремля, равный исходу из Средневековья.
Облюбование идет в шаг с Новым временем.
Облюбование Москвы есть отчуждение любовного предания от царского, присвоение мифа частному человеку.
А значит, рассыпание мифов по карте города.
«Вмещающий ландшафт» любви оказывается вмещением Нового времени.
Этот ландшафт, московский «вест», как и ландшафт традиции, московский «ист», картографируются в книге.
Выясняется, что «вест» Москвы и в самом деле запад, «ист» действительно восток.
И далее, что обе полусферы делятся в себе, имеют собственные юг и север, «зюйд» и «норд».
В итоге, что Москва составлена из четвертей: юго-восточной, юго-западной, северо-западной и северо-восточной.
* * *
Книга предшествует будущей книге автора «Четыре четверти русского», в которой четвертичное строение Москвы прослеживается вовне и утверждается, что таково строение Руси, России с центром в Москве.
* * *
Предмет и метод первой книги автора: «Две Москвы. Метафизика столицы» – продолжены в некоторых частях и главах этой книги.
Например, об Арбате, Арбатце (Крутице) и Малом Арбатце как об опричных пространствах; о Перове как знаке Киева; о шереметевских усадьбах как проекциях одна другой; о метафизике целой улицы, Никольской, и переулка, Камергерского.
Завершен начатый в книге «Две Москвы» авторский счет Семи холмов.
Написан новый ряд метафизических портретов: граф Николай Шереметев, Сухово-Кобылин, Чайковский, Скобелев и другие.
* * *
Автор благодарен редакциям «Независимой газеты», журналов «Новый мир», «Новая Юность», сайта «Архнадзор» и других изданий за публикацию фрагментов будущей книги в 1999–2008 годах.
Автор благодарен Институту журналистики и литературного творчества (ИЖЛТ), Московскому архитектурному институту (МАрхИ), их студентам и вольнослушателям за многолетнюю возможность представлять и совершенствовать книгу в жанре лекций.
Автор благодарен телеканалу «Россия-24» за экранизацию некоторых сюжетов этой книги в авторской программе «Облюбование Москвы» в 2010–2019 годах.
Автор благодарен первым читателям этой книги или ее частей Андрею Балдину (1958–2017), Геннадию Вдовину (1961–2021), Константину Михайлову за собеседования и замечания.
Часть первая. Облюбование во времени
Глава I. Кремль
Василий I и Софья Витовтовна на саккосе митрополита Фотия. Шитье. 1414–1417
Кучковичи
Кремлевскому холму условно адресуется легенда о начале города. Согласно изложению XVII века – «Повести о зачале царствующего великого града Москвы», Долгорукий, убив Степана Кучку и обозрев с горы «семо и овамо» место будущего города, отослал дочь убитого, Улиту, во Владимир, где сочетал со своим сыном, князем Андреем, будущим Боголюбским. Кучковна здесь душа Москвы – земли, которой овладела пришлая власть.
Убийством Боголюбского братья Кучковичи, фигуры исторические, расторгают эту связь земли и власти. Дело было во Владимире; но характерно, что одна из книжных версий XVII века переносит действие в Москву времен обособления Московского княжения. Это «Сказание об убиении Даниила Суздальского и о начале Москвы», знаменитое первыми строчками: «И почему было Москве царством быть, и кто то знал, что Москве государством слыть?» Теперь боярин Кучка сделан современником не Долгорукого и Боголюбского, но Даниила – первого князя Московского, названного, однако, Суздальским. То есть не удельным, а великим, Владимирским. Такого князя не было. «Примыслив» Даниилу Суздаль, автор словно признается, что писал поверх истории Андрея Боголюбского. Кучковичи злоумышляют против Даниила. Злоумышляют не из мести за отца – боярин Кучка еще жив, а ради блудной связи с княгиней, участвующей в заговоре. Следовательно, княгиня в этом тексте не Кучковна, хотя зовут ее по-прежнему Улитой.
Покушение предпринимается на заячьей охоте; раненый Даниил уходит от нападающих. Верхом он достигает берега Оки и ищет перевоз. Перевозчик просит заплатить вперед, а получив княжеский перстень на протянутое весло, отчаливает с добычей. Князь бежит вдоль берега, находит пустую могилу и ночует в ней. Преследователи являются к Улите ни с чем. Княгиня придает погоне мужнина гончего пса, вспомнив слова князя, что этот пес найдет его живого или мертвого. Найдя хозяина живым в некоем могильном срубе, пес радуется…
Отмщая за убийство брата, новый князь Суздальский казнит Кучковичей, а заодно и Кучку, и на месте красных сел боярина основывает город.
Словом, жертва в основание Москвы, по этой версии «Сказаний…», – не Кучка, а Даниил Московский, в действительности умерший своей смертью, но в тексте
