Ричард Дейвенпорт-Хайнс - В поисках забвения. Всемирная история наркотиков 1500–2000
Корсиканские наркотики пользовались спросом у американских и канадских наркоманов. В 1960-х годах общий объем героина, провезенного контрабандой в США, был в десять раз больше, чем в 1950-х. На улицах Нью-Йорка героин стоил в двадцать раз дороже, чем на черном рынке Лондона (там за один гран просили примерно 1 фунт стерлингов). Это означало, что французские наркодельцы концентрировали свои действия на более прибыльном рынке и не были заинтересованы в поставках наркотика в Британию. Возможно, что только из Франции в США ежегодно переправлялось около четырех тонн героина, не считая меньших поставок из Азии и Мексики. FBN в 1963 году предоставила президентской комиссии по наркотикам и злоупотреблению лекарственными препаратами явно заниженную общую цифру в 1,5 тонны. Даже в 1962 году Энслинджер публично обвинял в поставках наркотиков только Китай и Кубу. Когда в 1963 году старший агент FBN стал настаивать на принятии мер по отношению к турецкому опиуму и корсиканским семействам, его перевели из Рима а Канзас-Сити. Бюро по борьбе с наркотиками подсчитало, что к 1969 году из Франции в США ежегодно поступало до десяти тонн героина. Только после того, как президентом стал Никсон, Соединенные Штаты через свои дипломатические представительства стали предъявлять серьезные претензии Парижу и Анкаре, не прибегая, однако, к помощи международных полицейских агентств, таких как Интерпол. После военного переворота в Турции в 1971 году новый режим под давлением США согласился запретить выращивание опиума, начиная с июня 1972 года, и получил за это 37 миллионов долларов в виде экономической помощи. Когда через двадцать лет французские поставки прекратились, вакуум заполнил мексиканский героин.
В начале 1960-х годов Энслинджер признался, что у него была «секретная книга» о мафии. Он сказал, что дал один экземпляр Роберту Кеннеди[45] и никому больше. Особенно он не доверял Гуверу[46] и был чрезвычайно разражен ролью Лючиано в разраставшихся поставках героина в США после 1948 года. Он преувеличивал значение Лючиано отчасти потому, что во всем привык искать козлов отпущения, а отчасти благодаря скудному и убогому анализу разведывательных данных. Описания журналистов, материалы слушаний в Конгрессе и доклады правительственных агентств по борьбе с организованной преступностью часто годились лишь для дешевых бульварных журналов. На самом деле многие главари итальянских банд прекратили заниматься наркотиками из-за страха, что если их подчиненных поймают с наркосодержащими веществами, то арестовать могут их самих. Это предусматривали поступившие в Конгресс законопроекты. Освободившуюся нишу быстро заполнили кубинские уголовники, поселившиеся в Южной Флориде после провала операции ЦРУ в Заливе Свиней в 1961 году. Они начали ввозить в США контрабандный героин и кокаин. В 1965-1972 и 1980 году ряды банд пополнили новые кубинские иммигранты.
Энслинджер возражал против открытой пропаганды наркотиков, потому что, по его словам, молодежь приобретала эту опасную зависимость не потому, что не знала о последствиях, а потому, что знала слишком много. Он сожалел, что роман Нельсона Элгрина (1909-1981) «Человек с золотой рукой» (1949) имел шумный успех. В романе описывался шулер-наркоман из чикагских трущоб, Фрэнки Машина, который, в конце концов, повесился. В киноверсии романа режиссера Отто Промингера (1905-1986) главный герой, которого сыграл Фрэнк Синатра (1915-1998), в финале отказывается от наркотика. Энслинджер возражал также против выпуска в прокат другого подобного фильма, «Обезьяна у меня на спине» (1957) – о боксере, который становится наркоманом на военной службе в Гвадалканале в результате лечения. «Никто не хочет отравлять американскую публику различными способами сексуальных извращений. Так зачем же выставлять напоказ наркозависимость?», говорил Энслинджер. Он также хотел бы, чтобы в телевизионных сериалах сюжеты детективов не строились вокруг наркоманов, потому что факты там извращались, а у юнцов в результате этого возникало нездоровое любопытство.
Элгрин знал, что Энслинджер с презрением отверг бы идею, что нищета способствует распространению наркомании. Одно из первых исследований социальной экологии по опиумной зависимости в Чикаго, опубликованное в 1937 году показало, что наркоманы сосредоточивались в районах города с дешевыми квартирами, повышенным уровнем преступности, умственных заболеваний, самоубийств и проституции. Соседи Фрэнки Машины ютились в искореженных руинах собственных мученических, никчемных, беспросветных, не знающих любви жизней. Нищета, невежество и отчаяние не только лишили их человечности, но и наполнили чувством вины, свойственной американскому образу жизни.
«Великое, тайное и особое американское чувство вины за то, что у них ничего нет – абсолютно ничего – на единственной в мире земле, где собственность и добродетель составляют единое целое. Чувство вины, которое таилось за каждым рекламным щитом, диктовавшим свою собственную заповедь. Здесь не было человека, который не нарушил бы все эти заповеди сразу. Ни у кого не будет ни собственного «форда», ни собственного жилья. Жизнь такого человека не удалась ни по эталонам радиорекламы, ни по меркам рекламных рисунков на трамваях, ни по стандартам любого уважающего себя журнала. Он своими собственными глазами видел, как настоящие американцы без чьей-либо помощи уверено и быстро поднимаются по ступеням успеха, оставляя внизу его одного».
Эта точка зрения еще нагляднее показана в романе Хала Эллисона «Золотой шип» (1952), действие которого происходит в пуэрториканском гетто Нью-Йорка. Мысль о том, что классовые, социальные лишения и безысходность влияют на наркоманию, была поставлена на службу политическим интересам. Утверждение Энслинджера о том, что наркотики, в том числе марихуана, пользуются благосклонностью в преступном мире и что средний молодой человек из среднего класса никогда не купит наркотик, служило сохранению политического и экономического статус-кво. Это заявление он сделал в 1950 году на встрече с врачами. Но оно было адресовано также конгрессменам, которых он так старательно обхаживал на Капитолийском холме и которым пытался сказать, что наркотики никогда не будут угрожать семьям из среднего класса. Наркомания была пороком нищих городских кварталов, поэтому ее проблему решат толстые стены и крепкие замки. Этот вывод не предусматривал смягчения условий жизни для неудачников и грешников.
Чернокожая молодежь в 1940 годах употребляла героин, потому что восхищалась наркоманами-музыкантами стиля «бибоп», таким как Чарли Паркер по прозвищу «Птичка» (1920-1955). Пример Паркера оказался гибельным для игравших с ним музыкантов и для любителей джаза, которые приходили его послушать. Героиновыми наркоманами стали трубачи Теодор Наварро по прозвищу «Толстяк» (1925-1950) и Чет Бейкер (1929-1988), саксофонисты Уорделл Грей (1921-1955), Арт Пеппер (1925-1982) и Стэн Гец (1927-1991), а также пианист Тедд Деймерон (1917-1965), который в 1958-1961 годах отбывал заключение за хранение героина. В тщетной попытке ослабить влияние этих музыкантов на аудиторию многих из них лишили лицензий на исполнение в городских кафе. Оскорбления таких музыкантов доходили до крайностей. Когда певица Билли Холидей (1915-1959) лежала при смерти в нью-йоркской больнице, полиция обыскала палату и конфисковала героин, радиоприемник, проигрыватель, цветы, шоколад и журналы. Полицейские фотографировали ее на смертном одре, чтобы сделать последние дни певицы невыносимыми. Подобная жестокость являлась частью запретительной политики, целью которой было опозорить наркоманов и выбросить их из общества – по определению Энслинджера 1960 года, «сделать из них безнравственных, порочных социальных прокаженных». Джазовый фестиваль в Ньюпорте в 1957 году начал финансирование клиники для музыкантов-наркоманов. Психолог этой клиники, Чарльз Виник, обследовал 357 нью-йоркских музыкантов (69 процентов из них были белыми) и опубликовал поразительный отчет, который не получил должного внимания. В резюме этого отчета, опубликованного в Англии, говорилось следующее.
«Выявился удивительный факт, который противоречит общепринятой теории, что если наркоман начал внутривенно вводить героин, он всю жизнь будет употреблять героин, пока не погибнет. Факты же говорят о том, что героина использовался, в основном, в возрастной группе 25-39 лет, после чего его употребление сокращалось до минимума.
Наркоманами назвались только два музыканта возрастом более 40 лет. Пятеро опрошенных старше 40 лет, ранее регулярно употреблявших героин, беспричинно отказались от наркотика в 37-39 лет. Один сорокатрехлетний джазмен сказал: «Между уколами проходило все больше и больше времени. Наверное, можно сказать, что я постепенно выполз». Теория Виника состоит в том, что музыканты становятся наркоманами в период взросления. Героин является реакцией на проблемы возмужания, но затем, когда стрессы и жизненное напряжение стабилизируются, музыканты перерастают наркотик, поскольку основные испытания зрелого возраста уже пройдены».