Основание современных государств - Ричард Франклин Бенсел

class="p1">Если Немецкую народную партию можно оправдать, поскольку ее ошибки были совершены в тот момент, когда она уже утратила свою актуальность, то с гораздо более крупной Немецкой националистической народной партией (ДННП) дело обстоит иначе. Созданная в ноябре 1918 г. в результате слияния консервативных партий, ДНВП унаследовала основные принципы и интересы традиционной прусской аристократии. В них сочетались презрение земельной элиты к демократии, буржуазному модернизму, социальному равенству и пацифизму с глубоким и искренним уважением к благородному происхождению, военной выправке, национальной самобытности и сдержанным манерам старого богача. ДНВП пользовалась поддержкой тех же групп, которые ранее поддерживали кайзера: прусской земельной элиты (наряду с аграрными собственниками в целом), военных, высокопоставленных государственных служащих, а также тех, кто контролировал крупные промышленные корпорации. На выборах к этим элементам добавлялась значительная часть лютеранской церкви и ее прихожан. В региональном разрезе националисты были особенно сильны в Восточной Пруссии, где была сосредоточена их элитная база.

В отдельных случаях националисты все же соглашались на участие в парламентских коалициях с буржуазными партиями. Но марксистская приверженность СДПГ и ее рабочего электората делала даже самое предварительное политическое сотрудничество крайне затруднительным. Хотя президент Гинденбург не причислял себя окончательно ни к какой партии, никогда не было сомнений в том, что его прусское поместье, дворянское происхождение и высокое военное звание делают националистов его естественной родиной. Хотя националисты иногда обсуждали идею отказа от Веймарской республики и превращения Германии в конституционную монархию, наиболее реальной целью для них был авторитарный режим, опирающийся на вооруженные силы Германии. К концу существования Веймарской республики этот вариант постоянно обсуждался, поскольку Гинденбург пытался найти решение проблемы растущей политической нестабильности. Националисты подготовили почву для прихода нацистов к власти на двух уровнях. Один из них лежал в плоскости партийной идеологии, о чем мы подробно рассказываем здесь. Другой — непосредственно в момент восхождения Гитлера на пост канцлера, о чем будет сказано ниже. В партийной идеологии нацистское и националистическое понимание политики пересекались в пяти основных точках: построение национализма и национальных интересов; объединяющая роль фолькистской культурной идентичности; антисемитизм как организующий принцип государства и общества; определение «большевизма» как главного врага немецкого народа и нации; необходимость сильного, авторитарного руководства. По этим вопросам обе партии были достаточно близки, и многие избиратели с трудом различали их. Хотя националисты все же пытались провести выгодные различия между своими позициями и позициями нацистской партии, эти попытки не увенчались успехом по нескольким причинам. Во-первых, нацисты обладали гораздо более эффективной пропагандистской машиной и, Гитлер, непревзойденный оратор. И машина, и оратор представляли собой движущуюся мишень, которую было крайне трудно поразить, когда националисты пытались начать серьезные дебаты по политическим вопросам. Еще более зловещим было то, что националисты сильно недооценивали серьезность нацистской угрозы. Элитарное руководство ДНВП полагало, что сможет контролировать плебейские (хотя и в основном среднеклассовые) массы, стоящие за нацистской партией, переубедив или перехитрив Гитлера, который, по их мнению, был всего лишь популярным политиком, не отличавшимся особой изощренностью и податливостью принципам.

В отношении построения национализма и национальных интересов националисты и нацистская партия сходились на трех основных принципах: отказ от условий, навязанных Германии Версальским мирным соглашением; возвращение утраченных в результате этого соглашения немецких земель и всеобщее объединение всех немецких общин в рамках немецкой нации (например, поглощение Австрии); военное завоевание «жизненного пространства» в Восточной Европе для экспансии немецкого народа. Хотя ни одна из сторон конкретно не указывала, какие страны будут вынуждены освободить место для немецких поселенцев, Польша была очевидной целью. Единственное реальное различие между двумя партиями заключалось в агрессивности, с которой они намеревались преследовать эти цели, но и здесь разница была, на первый взгляд, незначительной.

В основе сильной националистической ориентации обеих партий лежала органическая концепция немецкого народа как расы и нации. Эта концепция возникла на основе фолькистской культуры и ее предпосылки, что аутентичные немецкие ценности и идентичность должны культивироваться путем противостояния космополитическому влиянию крупнейших городов страны, где чужие идеи и народы отвлекали фольков от их культурных традиций. Хотя фолькистская тематика существовала на протяжении многих лет.

Некоторое время они приобретали политическую значимость во время и после объединения Германии в последней трети XIX в. и к 1920-м гг. глубоко проникли в массовую культуру. Их неизмеримо усилили окопные бои Первой мировой войны, породившие «миф о военном опыте», мистификацию боя и самоотверженности, утверждавшую, что между теми, кто сражался за немецкую нацию, был заключен «священный союз». Таким образом, насилие, военная дисциплина, подчинение командованию и национализм были связаны с немецким национализмом таким образом, что авторитарное руководство было естественным следствием. В политике эти убеждения и ориентации четко соответствовали сельской, аграрной основе и сильным военным традициям националистической партии. Во всем этом националисты и нацисты мало чем отличались друг от друга.

Националисты, однако, подчеркивали важность христианских ценностей, особенно тех, которые ассоциировались с протестантскими церквями. Нацисты же были гораздо более озабочены тем, чтобы привести религиозный культ в соответствие с подлинным германским духом, а иногда даже предлагали воскресить древних германских богов. Для этих нацистов иудео-христианские верования и моральная философия были чуждым вторжением в естественную духовность немецкого народа. Националисты осудили этот «призыв к возвращению к языческим культам старых германцев» как отказ от Библии.

Подкрепляя фолькистские представления о судьбе немецкого народа, широкий и, порой, интенсивный антисемитизм отождествлял еврейскую общину Германии со всем тем, чем немецкий народ не являлся. В своих политических проявлениях антисемитизм опирался на три основных и, казалось бы, противоречивых убеждения: евреи составляют международную сеть, евреи руководили все более эксплуататорскими операциями развитого капитализма в виде колоссальных промышленных корпораций и международных финансовых институтов; что евреи были теоретиками, разработавшими и переработавшими марксистскую доктрину как теоретическое издание и как хищническое политическое движение; и что оба эти проекта (не слишком сильное слово) угрожали идентичности и самому выживанию немецкой нации и, в более биологическом варианте, целостности арийской расы. Последствия такого неприятия евреев и иудаизма стали еще более актуальными в связи с обвинениями в том, что организованное еврейство тайно или не очень тайно доминирует в национальной и международной политике.

Например, в 1920 г. националисты призывали вернуться к «христианским ценностям и немецкой семейной жизни», настаивая на том, что «зловещее еврейское преобладание в правительстве и общественной жизни… неуклонно растет» с момента создания Веймарской республики. Четыре года спустя националисты попытались преодолеть классовую пропасть в сельской Германии, осудив политику и культурную ориентацию демократического центра: «Будь то владелец поместья или мелкий крестьянин, оба они находятся под угрозой антиаграрной политики черно-красно-желтых партий… Если вы не отдадите свой голос националистам, то