Сергей Голяков - Рихард Зорге - Подвиг и трагедия разведчика
И вдруг удача! Нежданно-негаданно, совершенно случайно. В местное отделение кемпэйтай поступил малозначительный анонимный донос на некоего японца, будто бы занимавшегося коммунистической пропагандой. Японца арестовали. В страхе он стал сыпать именами, сочинять небылицы, вспоминать, кто что случайно сказал. Новые аресты. И вот один из людей, попавших в частую сеть, назвал имя художника Ётоку Мияги: "Он был коммунистом. Продолжает интересоваться политикой, в дружбе со многими военными, встречается с иностранцами…".
"Ётоку Мияги? Художник?" — Номура обратился к обширной картотеке, заведенной на соотечественников. Да, Мияги весьма подозрителен.
Остальное решила тщательная круглосуточная слежка. В сферу наблюдения попал Ходзуми Одзаки.
"Советник премьер-министра!" — Полковник почувствовал, как холодок прошел по его спине.
О ходе розыска он доложил только одному человеку — генералу Доихаре, шефу военной контрразведки.
…Полковник Номура сидел в кресле за столом своего кабинета. Перед ним, согнувшись в поклоне, почтительно стоял осведомитель Эйдзи, сотрудник особой полиции. Он продолжал докладывать:
— …В посольстве пробыл до пяти часов вечера, затем возвратился домой и больше до сегодняшнего утра никуда не выходил. Сегодня проснулся около шести утра. В шесть сорок к нему пришли господин и госпожа Клаузены. Они пробыли в доме до семи пятнадцати. Когда они ушли,
он сел за стол и начал писать. Затем вышел из дома и пешком отправился в Дом прессы. Там я передал его Абаси, так же работнику токко.
— До вечера ты свободен, — кивнул Номура и, когда осведомитель вышел, включил приемник. Японский диктор читал: "Как передает корреспондент агентства Домей Цусин из Берлина, наступление германских войск на Москву успешно развивается. Однако военные специалисты отмечают, что большие расстояния, разрушенные дороги, которые к тому же небезопасны, основательно мешают продвижению пехоты и сильно затрудняют…".
В кабинет вошел генерал Доихара. Полковник вскочил, поклонился.
— Как идут дела?
— Удача наконец-то улыбнулась!
Доихара подошел к приемнику, включил звук громче. Диктор продолжал: "…Советские солдаты фанатичны и прибегают к различным хитростям и уловкам. Но доблестные германские войска…".
Доихара переключил диапазон, поймал волну московского радио. Диктор по-русски читал: "…В боях на Северо-Западном направлении часть полковника Болдырева уничтожила более 9500 немецких солдат и офицеров. Тяжелый танк младшего лейтенанта Зеленцова в одном бою уничтожил огнем своих орудий и гусеницами семь немецких противотанковых пушек…".
— Дерутся… — Генерал выключил приемник. — И у них еще есть танки.
— Почему мы медлим, Доихара-сан? — спросил полковник.
— Да, непростительно. Мы упускаем удачный момент. — Генерал подошел к карте. — Но куда: в Сибирь или на юг, в Индокитай?
— Вы всегда были сторонником "континентального плана", Доихара-сан, почтительно проговорил полковник.
— Да, на заседании Тайного совета я поддержал план командующего Квантунской армией. Но теперь… Почему наши арийские братья до сих пор не взяли Москву?
— Нам Москва не нужна, Доихара-сан, нам хватит Дальнего Востока и Сибири — до Урала.
— Пока хватит. Но теперь уже конец осени, на носу зима. А ты знаешь, что такое сибирские морозы?
— Никак нет.
— А я знаю. Ты знаешь, что такое русские солдаты?.. А я и это знаю.
— Но история не простит, вы же сами говорили, — с опаской возразил Номура.
Шеф кемпэйтай не рассердился:
— Самое важное — выбрать удачный момент. — Он подошел к столу: — А тебе, кажется, петух снес яйцо? Покажи-ка своих "дружков".
Полковник достал из пакета и разложил на столе пять фотографий. Ткнул в одну пальцем:
— Этот — очень большой человек.
Доихара жестко усмехнулся:
— Для кемпэйтай все равны.
— А эти трое — европейцы.
Генерал молча разглядывал фотографии. Потом проговорил:
— Да… Такого в империи еще не бывало.
— Из-за их проклятого радиопередатчика я обойден уже в двух повышениях по службе, — не удержался Номура.
— Наверстаешь. Когда неудача оборачивается удачей, поражение становится заслугой. — Он взял одну из фотографий: — Думаю, руководитель этот. Он превосходно знает Японию, Китай и все азиатские проблемы. И помимо всего прочего он ближайший друг германского посла. Но на кого он работает?
— На гестапо? — подсказал полковник. — На абвер?
— От наших арийских братьев можно ожидать и этого. Но зачем тогда тайный передатчик? В посольстве есть радиостанция… — словно бы вслух подумал генерал. — Что дали последние наблюдения?
— Контакты между этими лицами продолжаются, но конкретных улик никаких.
Генерал молча разглядывал фотографии.
— Чисто работают. Такие разведчики очень дорого стоят. Ты можешь представить, что они знают? Непостижимо! Даже мне ни в одной стране ничего подобного не удавалось.
— Вы очень скромны, Доихара-сан.
— Не льсти. Я знаком с разведчиками всех частей света. Такого не удавалось никому, тем более в нашей империи. Признание у европейцев я вырву сам.
— Когда прикажете брать? — почтительно спросил Номура.
— Европейцев мы не можем арестовать без специального разрешения премьер-министра. Особенно — из наших арийских братьев.
— Нельзя медлить, Доихара-сан! — воскликнул полковник. — Последняя шифровка передана этой ночью. Может быть, сейчас радист снова вышел в эфир.
— Терпение — половина успеха, — охладил его пыл генерал. — Одной радиограммой больше, одной меньше, когда их было около тысячи, уже не имеет значения. Я сам добьюсь во дворце разрешения на арест всех троих европейцев. Пока не следует тревожить и этих двух.
Взяв со стола две фотографии и продолжая разглядывать их, Доихара прошелся из конца в конец кабинета:
— Да, это будет переломный момент и в отношениях с нашими арийскими братьями… Это дело — престиж и посла, и Риббентропа, и Гиммлера. И даже Гитлера.
— Конечно же вы, Доихара-сан, понимаете это… — то ли спросил, то ли подобострастно подтвердил Номура.
— А! Сколько с ними ни лижись, все равно когда-нибудь придется кусаться.
Низко кланяясь, в комнату вошел сотрудник отдела.
— Что у тебя?
— Станция контроля сообщила, что к этому объекту звонил секретарь германского посольства. Он попросил, чтобы объект явился к послу в двенадцать ноль-ноль.
— Хорошо. Иди.
Генерал снова холодно усмехнулся:
— На этот час я тоже приглашен в германское посольство. Посол не может без своего друга даже чихнуть. — Он направился к дверям. — Не торопись. Но не оставляй без наблюдения ни на секунду.
* * *
Рихард проснулся со странным, давно уже забытым чувством легкости и спокойствия. В раскрытых окнах теплый осенний ветер колыхал занавеси. Пахли цветы, расставленные в больших вазах. С вечера этих цветов еще не было.
"Ханако…". - с благодарностью подумал он. И вспомнил: сегодня 4 октября, день его рождения. 46 лет.
Он не изменил распорядка и в этот день. Начал его с просмотра газет. Исчертил полосы разноцветными пометками. Отложил газеты, включил радиоприемник. Сквозь разноголосицу эфира проступил голос диктора: "…Радиослушатели! Передаем "Последние известия". От Советского Информбюро. Вечернее сообщение третьего октября. В течение третьего октября наши войска вели упорные бои с противником на всем фронте. Особенно ожесточенные — на Западном направлении…".
Рихард встал, прихрамывая, подошел к карте.
"…В воздушных боях сбито шестнадцать самолетов противника. Наши потери — восемь самолетов…".
Из прихожей послышался звонок. Рихард переключил приемник на музыку, спустился на первый этаж, открыл дверь.
— Доброе утро! — На пороге стояли Анна и Макс. — Мы по дороге в контору.
— Заботы поднимают "капиталистов" чуть свет? — усмехнулся Зорге.
Макс ответил ему в тон:
— А всю ночь мучают кошмары: прибыль, убыль, дефицит. Нужен срочно профицит…
— Ну-ну, не прикидывайся! Небось сердце трепещет, когда глядишь на вывеску: "Фирма "Макс Клаузен и К°"!
И, пригласив в гостиную, предложил:
— Чаю или кофе?
— Мы уже завтракали, — сказала Анна. — А у тебя, как всегда, шаром покати? — Она подала пакет с едой.
Они поднялись в кабинет, а женщина осталась внизу у окна.
Макс сказал, что ночью он выходил на связь из машины на Йокагамском шоссе, передал донесение и получил шифровку из Центра.
Рихард взял листок, снял с полки книгу, стал наносить на листок буквы.
— Снова просят ответа: да или нет, — сказал он.
— Да или нет? Я передам в одну секунду.
Зорге прошелся по комнате. Остановился около радиста:
