Евгений Анисимов - Толпа героев XVIII века
Он постоянно увлекался коммерческими проектами, надеясь разбогатеть. Но увы! Известно, что коммерция русской интеллигенции обычно состоит в том, чтоб покупать дорого, а продавать дешево. Местом, где Львов пытался осуществить свои проекты, была его дача на берегу Невы (теперь здесь Синопская набережная). Вообще, отдых на даче побуждает русского человека к прожектерству. Так было и со Львовым. Он решил построить рядом с дачей трактир «Торжок», но и кабак дохода ему не принес. Потом он загорелся идеей усовершенствования русской бани. Из этого тоже ничего путного не вышло, но зато сама собой сочинилась книга «Русская пиростатика» об улучшении отопления общественных бань, в которых так все нелепо: на полке – жара несусветная, а на полу ноги мерзнут. Проект оказался из разряда открытий лесковского Левши: «Скажите государю, чтобы ружья кирпичом не чистили!»
Здесь же, на даче, хранился огромный груз каменного (тогда говорили – земляного) угля, обнаруженного Львовым около Боровичей. Он написал даже книгу «О пользе и употреблении русского земляного угля». Привез уголь в Петербург, хотел обогатиться – не удалось! Потом уголь случайно загорелся и, несмотря на усилия пожарных, горел… два года, досаждая дымом всему Петербургу.
К началу XIX века наступили новые времена – умерла императрица Екатерина. Потом не стало и покровителя Львова, канцлера Безбородко. Львов стал много болеть, мысли о заработке отравляли ему жизнь. Но по-прежнему он продолжал творить. Дома, церкви и почтовые станции, мосты, всем нам известные верстовые столбы на дороге из Петербурга в Москву – все это его рук дело. А прелестная церковь в Мурине! А архитектурная шутка – церковь и колокольня «Кулич и Пасха»! Ему казалось, что он так мало успел сделать, и потому в стихах просил у Бога:Дай мне пожить немного,
Ведь каждому – своя дорога.
Но нет! Не дал! В 1803 году Николай Александрович умер, а следом за ним ушла и Маша. Верный Державин взял трех сирот – девочек Львовых – в свой дом и воспитал их как своих детей, глядя, как с годами в них все явственней проступает то изящное озорство отца, то мягкое очарование Маши…
Алексей Орлов: ропшинский и чесменский герой
Они были первые из тех верных сынов Российских, которые сию империю от странного и несносного ига и православную церковь от разорения… возведением нас на всероссийский престол свободили». Так высокопарно и величественно сказано в указе Екатерины II о присвоении пяти братьям Орловым – вчерашним незнатным новгородским дворянам – графского титула за участие в незаконном, но бескровном и быстром свержении Петра III, что привело ее 28 июня 1762 года на престол.
Награды Орловым за участие в мятеже были щедры. Все пять братьев – Иван, Григорий, Алексей, Федор и Владимир – в один день стали богачами, вельможами, графами. Я не добавляю эпитета «известными» – еще задолго до переворота 1762 года гвардейцев братьев Орловых знали все. Они славились в столице своим буйством и скандалами в притонах и кабаках. Как на подбор сильные, красивые, они были в центре всеобщего внимания. Особенно прославились Григорий, ставший фаворитом великой княгини, а потом императрицы Екатерины Алексеевны, и Алексей, по прозвищу Алехан, щеку которого пересекал глубокий шрам – след от какой-то кровавой драки.
Братья Орловы были гвардейцами, а в XVIII веке гвардия сыграла особую роль в истории России и династии. Гвардейцы, эти усатые красавцы в великолепных мундирах, были мужественными воинами, не раз решали судьбу сражений и военных кампаний. Стойкость, самоотверженность русской гвардии общепризнанна. Но гвардия – это еще и особая привилегированная воинская часть со своими традициями и психологией. Гвардейцы имели весьма преувеличенное представление о своей роли в жизни двора, всей России. Играя на этом, придворным дельцам и авантюристам лестью, посулами, деньгами не раз удавалось направить их на антигосударственные преступления – перевороты, убийства. Кроме всего прочего, гвардия была капризна и своевольна. На ее пути не становись! Воля ее – закон! Императора Петра III гвардия невзлюбила сразу. Он мало считался с ней, как вообще с мнением тогдашнего общества, за что и пострадал, пав жертвой дворцового переворота.
Алексей Орлов был третьим по старшинству из пяти братьев Орловых. Он родился в 1737 году, к моменту переворота ему было двадцать пять лет, и он имел не только приметный шрам на лице, но и чин сержанта Преображенского полка. Если брат Григорий был заводилой заговора в Семеновском полку, то Алехан настраивал в пользу «матушки» своих преображенцев. Он же, узнав, что арестован один из участников заговора, капитан Пассек, решил не медлить с началом мятежа. Ночью 27 июня 1762 года в наемной карете Алехан поехал в Петергоф, где находилась Екатерина Алексеевна, и поднял ее рано утром знаменитой фразой: «Пора вставать! Все готово, чтобы провозгласить вас…» На окраине Петербурга он передал свой бесценный груз брату Григорию…
Вообще Алехан занимал особое место среди братьев. Он был явно умнее их и, что особенно важно, отличался от них несокрушимой волей, инициативностью и решительностью, причем не только в питье, гульбе и драках, но и в более существенных делах. И без переворота и потока благ, которые обрушились на Орловых после захвата власти Екатериной, Алехан все равно пробил бы себе дорогу наверх. В нем были ярко видны качества человека незаурядного, мыслящего масштабно. Современник так характеризовал Алексея Орлова: «Хладнокровие в обсуждении дела со всех точек зрения, ясность взгляда, решительность и неуклонность в преследовании своих целей». Кроме того, он был беспринципен, прагматичен и циничен – а что еще надо политику?
С кутежами времен молодости он покончил раньше, чем Григорий и другие братья, и довольно быстро приспособился к изменившимся обстоятельствам жизни и официального статуса. «Манеры его необыкновенно просты, хотя не лишены того достоинства, которое сопряжено с такими успехами, – пишет о нем мемуарист. – Он любим всеми сословиями и в счастьи ведет себя таким образом, что не возбуждает зависти». К этому добавим красоту и обходительность этого гиганта: от него млели все женщины. Наконец, вспомним его удачливость и славу, которая, как шлейф, тянулась за Алексеем всю его жизнь. Правда, слава у Орлова была… скажем так, неоднозначная. Она была одновременно и скандальной, и истинной, высокой славой.
Скандальную славу Алексей Орлов добыл себе в Ропше, куда в июне 1762 года, сразу же после переворота, он увез свергнутого Петра III. История смерти несчастного императора покрыта тайной. Но, безусловно, Алехан к ней причастен самым непосредственным образом. Он был фактическим руководителем охраны, состоявшей из гвардейцев, и нес ответственность за все, происходившее в Ропше. А там 7 июля 1762 года произошло то, что одни историки называют убийством, а другие – внезапной смертью Петра, умершего от инсульта или, как писали в официальных документах, от «геморроидальных колик».
В пользу первой версии об убийстве царя Орловым и его пьяными товарищами свидетельствуют несколько писем, присланных Алеханом из Ропши лично Екатерине. 2 июля Орлов писал: «Матушка, милостивая государыня, здравствовать вам мы все желаем несчетные годы. Мы теперь по отпуску сего письма и со всею командою благополучны. Только наш (арестант, Петр. – Е.А. ) очень занемог, и схватила его нечаянная колика, и я опасен, чтоб он сегодняшнюю ночь не умер, А БОЛЬШЕ ОПАСАЮСЬ, ЧТОБ НЕ ОЖИЛ». И далее Алехан поясняет, в чем опасность выздоровления бывшего императора: «Первая опасность для того, что он все вздор говорит, и нам это нисколько не весело. Другая опасность, что он действительно для нас всех опасен для того, что он иногда так отзывается, желая в прежнее состояние быть».
В том-то и крылись истоки ропшинской трагедии, что пленника охраняли те, кто был непосредственно замешан в заговоре и свержении императора – тягчайшем государственном преступлении. Причем Алексей Орлов был одним из руководителей всего дела. И эти люди, естественно, были заинтересованы в том, чтобы избежать возможной суровой расплаты за преступление. Достичь этого они могли только новым преступлением – убийством бывшего императора. Екатерина не могла этого не понимать. Письмо Орлова от 2 июля, то есть еще за четыре дня до убийства, более чем откровенно, и тем не менее императрица промолчала, тюремщиков в Ропше не поменяла, оставила все как есть.
И вот 7 июля около 6 часов вечера пришло знаменитое письмо Орлова: «Матушка, милосердная государыня! Как мне изъяснить, описать, что случилось: не поверишь верному своему рабу, но как перед Богом скажу истину. Матушка! Готов идти на смерть, но сам не знаю, как эта беда случилась. Погибли мы, когда ты не милуешь. Матушка, его нет на свете. Но никто сего не думал и как нам задумать поднять руку на Государя! Но, Государыня, свершилась беда. Мы были пьяны, и он тоже. Он заспорил за столом с князем Федором [Барятинским], не успели мы разнять, а его уже и не стало. Cами не помним, что делали, но все до единого виноваты, достойны казни. Помилуй, хоть для брата! Повинную тебе принес, и разыскивать нечего. Прости или прикажи скорее окончить. Свет не мил, прогневили тебя и погубили души навек».
