КГБ в 1991 году - Сойма Василий
— На февральском пленуме говорилось: «плакальщики по социализму». Это в определенной мере относится и к Андреевой. Люди ждут от нас многого, и очень важно оправдать их надежды. Перестройка — не одноразовый, а непрерывный процесс. Все трудности впереди. Все только начинается. Мы не вправе шарахаться из стороны в сторону. На Политбюро лежит огромная ответственность, наша задача — не подвести людей.
Достаточно ли мы делаем для нового этапа перестройки?
Член Политбюро, первый секретарь ЦК Компартии Украины В.В. Щербицкий поставил вопрос ребром:
— А не заняться ли ведомству Виктора Михайловича этой историей? Кто стоит за этой статьей? Ведь она, видимо, обсуждалась на редакции. Как это все произошло?
5 мая 1988 года. Политбюро обсуждает вопрос о секретных советско-германских протоколах 1939 года. Признавать или не признавать? Оригиналов нет.
Замминистра иностранных дел Ильичев: подлинники протоколов были… Уходя из МИДа, Молотов переслал пакет на семнадцати страницах в общий отдел ЦК КПСС.
Громыко: на Нюрнбергском процессе копии протоколов признаны фальшивкой.
Чебриков:
— Публиковать копии нельзя даже с формальной точки зрения. Публикация не соответствует обязательной юридической практике. Она даст больше минусов, чем плюсов. Безусловно, активизируются антисоветские настроения в Польше, требования пересмотра границ. Еще сложнее будут отношения с Румынией. Пройдет всплеск требований об отделении Прибалтики. В общем, публикация по меньшей мере преждевременна.
19 мая 1988 года. Обсуждается проект тезисов к XIX партийной конференции. Чебриков предостерегает:
— Трудовые коллективы бывают разные. Аттестацию воспринимают как чистку. Об этом надо сказать более определенно.
О репрессиях. Реабилитированы 1,6 млн человек. Осталось 100 тысяч дел, по которым нет обращений по реабилитации.
20 июня — обсуждение проекта доклада Горбачева на XIX партийной конференции. Чебриков отмечает: документа с таким количеством нового, непривычных суждений не имели давно. Сформулирована концепция развития — без перегибов, на реальной основе. И без очернения прошлого.
Предложил усилить тему руководящей роли партии.
— Это очень важно, потому что есть попытки ее ослабить, расколоть партию и народ.
О комсомоле и его «партнерстве» с КПСС:
— Я не настаиваю на термине «под руководством», но как-то надо так сказать, чтобы отношения с общественными организациями понимались в демократическом духе. Но и не так, чтобы каждый мог читать по-своему.
О самовыдвижении в депутаты:
— Непривычно это. Может быть навал безответственных говорунов.
Как в воду глядел!
4 июля. Обсуждается ситуация в Армении и Азербайджане. Горбачев спрашивает:
— Какой выход? Вводить войска?
Громыко поддерживает:
— Появится армия на улицах, и сразу будет порядок.
Чебриков — против.
12 марта 1989 года. Политбюро рассматривает материалы к пленуму ЦК об аграрной политике партии — проект доклада генсека и другие документы.
Чебриков (он уже не председатель КГБ; с 30 сентября 1988 года — секретарь ЦК КПСС, куратор административных и правовых органов):
— Сроки снятия остроты продовольственной проблемы 2–3 года, как сказано в докладе, — это нереально. Зачем будоражить народ?
Замечания высказали также Воротников, Слюньков, Бакланов и другие. Воротников сделал дневниковую запись о том, что Горбачев оставил без внимания высказанные замечания.
20 сентября 1989 года Горбачев освободил Чебрикова от обязанностей члена Политбюро и секретаря ЦК КПСС. Дневниковая запись В.И. Воротникова, пережившего Чебрикова в составе Политбюро на один год: «По существу, мне так и не были до конца понятны причины, по которым он отправил в отставку Долгих, Добрынина, Чебрикова, Никонова».
Может, разгадка в подмеченных Воротниковым особенностях характера генсека: «Легко приближает к себе и так же легко отказывается от людей, нередко без достаточных на то оснований. Не прощает, если кто-либо нелестно отозвался о его позиции, выступлениях, поступках. Помнит и расстается с такими без сожаления».
И еще несколько строк из дневника Воротникова: «Предложение о В.В. Щербицком (первый секретарь ЦК Компартии Украины. — В.С.) было понятно, так как Владимир Васильевич за последнее время очень сдал, болезнь не давала ему возможности работать. Ясно было предложение по В.П. Никонову, тот стал явной преградой на пути дальнейших манипуляций с сельским хозяйством, говорил об этом прямо и нелицеприятно для М.С. Горбачева на Политбюро. Формальный повод — болезнь.
Но я тогда недоумевал, чем вызвана отставка В.М. Чебрикова.
Спросил. Мы сидели рядом. Говорит: “Да знаешь, старые болячки фронтовые проявляются”. И все. Потом я понял причину.
Горбачев не забыл давних ставропольских проверок».
Речь шла о компромате, который комиссия из Москвы проверяла на Горбачева в период его работы в Ставропольском крае. Ну а Чебриков участвовал в работе той комиссии от КГБ.
Так говорил Крючков
21 мая 1987 года. Политбюро рассматривает вопрос о ситуации в Афганистане. Крючкова решили послушать, поскольку он вернулся оттуда.
— Надо найти способ, чтобы не потерять Афганистан как дружественную страну, — доложил он свои соображения, — не допустить, чтобы там был создан плацдарм кем угодно — Ираном, Турцией, фундаменталистами. Нельзя уходить, бежать, бросать все. Сначала, не подумав, сделали, а теперь все бросить?
В тот день в дневнике В.И. Воротникова появилась запись:
«Крючков — необходимы изменения политики. Надо изменить название страны и партии».
27 декабря 1988 года. Заседание Политбюро. Председательствует Горбачев. Дает оценку материалам зарубежной печати о перестройке: мол, она ничего не дала людям.
— Да и судьба нынешнего руководства на волоске. Если уж прямо говорить, толкуют, что Горбачев доживает свои дни, — говорит он. — По самым оптимальным прогнозам, мне дают год-полтора. Так, Владимир Александрович?
Крючков (уже председатель КГБ, но еще не член Политбюро) произнес свою самую короткую фразу):
— Говорят по-разному.
Горбачев:
— Тебе не хочется высказываться. Это все так. Я не скажу, товарищи, что это нас сильно удивляет. Не хочу впадать в излишнее бодрячество, но раз они недовольны, раз они пытаются такие прогнозы делать — значит, они боятся нашей перестройки.
24 января 1989 года. В повестке дня Политбюро — завершение вывода войск из Афганистана. Шеварднадзе: афганские друзья просят не оставлять их без поддержки, уход будет расценен как крупное политическое и военное поражение.
Крючков (семь месяцев как председатель КГБ, но еще не член Политбюро) поддерживает предложение Шеварднадзе.
9 июня. Заседание Политбюро. Вопрос о Платформе КПСС к пленуму «О национальной политике партии». Крючков (по дневниковой записи В.И. Воротникова):
«Документ должен быть отточен. Пленум можно провести и через месяц, полтора — не беда. Дать объективную оценку по положительным моментам и недостаткам. Более четко сказать о русском народе. Не допустить размежевания. За интеграцию. Не давать простор дезинтеграции России, этого ждут некоторые республики. Им нужен повод».
4 октября 1989 года. Политбюро обсуждает итоги пленума ЦК КПСС по национальной политике. Крючков — уже полноправный член Политбюро.
— Состояние в обществе такое, — докладывает он, — что одними словами не обойтись. Нужна борьба. Мы часто называем напряженностью в обществе активность определенных сил.
По данным КГБ, оздоровление финансов непопулярно. Но это неизбежно, считает глава Лубянки. И дальше он произнес загадочную фразу:
— Народ за перестройку, и при соответствующем пропагандистском обеспечении он принял бы чрезвычайные меры…
Что он имел в виду под «чрезвычайными мерами»?
6 ноября 1989 года. Крючков выступил с докладом на торжественном собрании, посвященном 72-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Оно оказалось последним в истории СССР. Сейчас кажется странным, что именно председатель КГБ выступил с таким «похоронным» докладом. Но ведь кто тогда знал, что он будет последним?
