Даниэль Гуревич - Повседневная жизнь женщины в Древнем Риме
Перемены последнего века Республики
В ходе республиканской эпохи распространение римского владычества на все Средиземноморье расширило также и умственный кругозор. Уже во II в. до н. э. Катон тщетно боролся с растущим влиянием эллинизма и старался поддерживать древнейшие традиции. Надвигалось новое течение, приводившее к большей гибкости брачных уз наряду с большей открытостью умов. Между прочим, знаком уважения к женщине в это время была первая надгробная речь в честь женщины, произнесенная в 102 г. до н. э. Квинтом Лутацием Катулом в память его матери{43}. Но Италии, чтобы получить права римского гражданства, еще потребовалось вести Союзническую войну, и движение за уравнение в правах всех жителей полуострова давало Республике далеко не только выгоды: в самой деятельности политических учреждений, связанных с Городом и не приспособленных для такой обширной территории, произошли глубочайшие расстройства, открывавшие путь к соблазнам личной власти.
Гражданские войны I в. до н. э. — период переходный. Расстройство традиционного образа жизни («обычая предков» — mos maiorum) коснулось и мужчин, и женщин; явились огромные возможности обогащения, а отсюда и социальной мобильности. Один италиец, которого в конце Союзнической войны пленная мать несла на руках во время триумфа Гнея Помпея Страбона, впоследствии стал римским гражданином, консулом, военачальником, справившим триумф за победу над парфянами: Публий Вентидий Басс{44}. Конечно, это крайний случай. Но хотя не все, возведенные в сенаторское или всадническое достоинство волей диктаторов и полководцев, непременно оставались в нем после восстановления мира, состоялось серьезное обновление состава правящих семейств, переплавка слоев общества и состояний, не уничтоженная реставраторскими потугами Августа. Однако не надо заблуждаться: эти перемены в основном происходили в рамках социальной стратификации, установившейся по крайней мере с III в. до н. э. и не породившей новой социальной системы. С другой стороны, вся императорская политика интеграции провинциалов исходила из этого первого шага, трудного, но решительного: интеграции италийцев.
Перемены в италийском обществе того времени прекрасно показывает судьба женщины, которую обычно зовут Турия, хотя ее подлинное имя неизвестно. Эта женщина пережила убийство своих родителей, гражданскую войну 49–48 гг. до н. э. и проскрипции 43 г. до н. э. До нас дошли отрывки надгробной речи, сочиненной ее супругом: «Зачем мне теперь извлекать из глубины сердца моего наши сокровенные и тайные решения? Как, благодаря скоро полученным известиям, я смог советами твоими избежать неминуемых бедствий и сохранить жизнь; как ты не дожидалась слепо, чтобы наглый удар поразил меня, и приготовила мне надежное убежище, пока я сам об этом и не помышлял; как ты, спасения моего ради, поделилась замыслами твоими с твоей сестрой и ее мужем — всех соединила беда. Довольно и мне, и тебе, что ты укрыла меня, и я был спасен. <…>. Что же полезнее храбрости твоей, ибо ты смогла дать Цезарю случай оказать милость и, спасая жизнь мою, заклеймить неумолимое свирепство своей беспримерной твердостью»{45}. Та же самая женщина, когда наступил мир, предложила мужу развестись из-за бесплодия их союза: значит, ей был не чужд традиционный стереотип о материнстве как цели брака.
Вспомним также, как Росцию из Америи, которого преследовал некий вольноотпущенник Суллы, помогла Цецилия Метелла — благородная, уважаемая и сознающая высокое положение своей семьи женщина. Цицерон так описывает ее поступок: «В этой женщине, судьи, словно бы в образец, жива верность старинному чувству долга. Она Секста Росция, беспомощного, выброшенного из дому и выгнанного из имений, скрывающегося от разбойничих стрел и ловушек, приняла к себе в дом и, чтя узы гостеприимства, поддержала в беде, когда все от него уже отступились»{46}.
После смерти Цезаря Сервилия пыталась восстановить Республику с помощью своего сына Марка Юния Брута и прямо обратилась к Цицерону, о чем он сообщает в переписке: «После моих частых советов тебе в письмах, — пишет он Бруту 27 июля 43 г. до н. э., — чтобы ты возможно скорее явился на помощь Республике <…>, я не думал, что у твоих близких есть сомнения на сей счет. Твоя мать, благоразумнейшая и заботливейшая женщина, все заботы которой о тебе и для тебя, попросила меня прийти к ней <…>. Она обратилась ко мне и спросила, каково мое мнение, вызываем ли мы тебя и считаем ли мы, что это для тебя полезно»{47}. В это время, ключевое для понимания перемены положения женщины, выделяются и многие другие, например, Гортензия или Теренция — честолюбивая супруга Цицерона{48}. Иногда эти перемены называют «эмансипацией»; они безвозвратно сокрушили жесткий традиционный образ женщины дома за прялкой.
Империя и социальная мобильность
С установлением императорской власти положение различных групп римского общества продолжало меняться. Август создал сенаторское сословие и реформировал всадническое сословие, с тем чтобы ограничить к ним доступ, по крайней мере с виду. Обязанности, поручаемые всадникам, стали шире и связаны с созданием настоящей государственной администрации, в том числе налоговой. В ней служили императорские рабы и отпущенники, которых время от времени проверяли прокураторы из всадников. В деревню, в провинции конец захватнических войн принес стабилизацию; затем экономическая экспансия и перемена общего отношения к провинциалам — от эксплуатации к интеграции — постепенно дала им возможность начать подниматься вслед за аристократами Империи по социальной лестнице.
В этом одна из главных особенностей римского общества, на которую следует обратить внимание: оно было сословным, но не кастовым. Никто не был осужден оставаться в той категории, в которой родился: это заметно, хотя и в меньшей мере, уже в республиканскую эру, а в императорскую еще более.
Богатые провинциалы приобретали римское гражданство или с помощью латинского права, или по ходатайству какого-нибудь патрона-благодетеля — например, наместника провинции или сенатора, имевшего в тех краях большие поместья. Для менее состоятельных обычным способом получения гражданства при Империи была служба в римской армии: достаточно было записаться в так называемые вспомогательные войска{49}, состоявшие из перегринов, то есть свободных жителей империи, не обладавших правами римского гражданства. Через двадцать пять лет, по окончании службы, солдат, если он за это время не умер, получал от императора civitas Romana{50}.
Социальная мобильность давала также возможность из поколения в поколение подниматься по иерархической лестнице. Сын солдата-перегрина становился легионером, внук — унтер-офицером, затем младшим офицером, всадником, а там, возможно, и сенатором. Или же он выходил в отставку и, разбогатев на торговле, купив землю, получив доступ к местным магистратурам, также вступал в сословие всадников — и далее. Рим не сразу строился, и чтобы подняться очень высоко, нужны были десятилетия, учитывая, что для вступления в высшие сословия требовалось значительное состояние: 400 тысяч сестерциев для всадника, миллион — для сенатора. Но переход из одного слоя элиты в другой был уже гораздо легче, хотя никогда не бывал автоматическим. В самом деле, император мог своим решением возвести в сенаторское достоинство всадника, сделавшего блестящую карьеру (например, префекта претория, префекта Египта) или его сына, а когда варварская угроза на границе стала ощутимой, как при Марке Аврелии, — военачальника высокого ранга. Кроме того, император всегда старался допустить в сенат провинциальную элиту, так что можно проследить, как расширялось представительство территорий в нем: в I в. н. э. Галлия и Испания, затем Азия, потом и Африка. При Республике было достаточно пройти определенное число должностей (cursus honorum) в Городе — ведь сенат состоял из отставных магистратов, так что попасть туда казалось проще. В действительности низшие должности, квестура или претура, для италийца, имевшего римское гражданство, были доступны, но очень редко новый человек (homo novus) достигал высшей магистратуры в государстве — консулата. На деле высшие должности монополизировал узкий круг олигархов из двух с половиной десятков фамилий, в основном нобилей; успех Мария и Цицерона не должен заслонять от нас действительность: доступ в правящий слой сенаторов при Республике был закрыт.
Эти глубоко укоренившиеся представления иллюстрирует широко известный случай. Когда Катилину уже собирались объявить вне закона за его заговор, раскрытый Цицероном, он умолял сенаторов не верить наветам: «Пусть они не думают, что ему, патрицию, подобно своим предкам оказавшему много услуг римскому плебсу, нужно губить государство, когда его спасает какой-то Марк Туллий (Цицерон. — Авт.), гражданин, не имеющий собственного дома (буквально inquilinus, «квартиросъемщик». — Авт.) в Риме»{51}. И это лишь потому, что консул был римлянином из Арпина, а не из самого Города, плебеем и первым сенатором в роду! Впрочем, Катилине не удалось убедить отцов-сенаторов в своей благонамеренности.
