Гитлерленд. Третий Рейх глазами обычных туристов - Эндрю Нагорски
Конфликт, начатый Гитлером, быстро скис до стадии «странной войны», когда немцы весной 1940 г. использовали время для новых нападений, а французы тихо сидели за своей линией Мажино. 10 октября 1939 г. Ширер отправился в Женеву, и когда его поезд переезжал через Рейн, он увидел французских и немецких солдат, строивших укрепления каждый на своей стороне. «Армии словно соблюдали перемирие, – отметил он в дневнике. – Они занимались каждый своим делом на глазах у противника и в пределах его досягаемости… Диковинная война».
Королевские ВВС Великобритании атаковали немецкие корабли, но понесли тяжелые потери и причинили лишь незначительный ущерб. 2 октября их самолеты сделали первый ночной налет на Берлин, но уронили только пропагандистские листовки «в тщетной надежде, что читающие их люди устроят революцию, – не без насмешки писал сотрудник посольства Рассел. – Они могли просто сэкономить топливо». В этот ранний период конфликта настоящей войны в воздухе еще не велось, а режим затемнения в Берлине казался скорее предосторожностью, чем необходимостью. Британия и Франция отвергли «мирные предложения» Гитлера после его победы над Польшей, а британская морская блокада означала, что пайки только уменьшились. Но многие немцы цеплялись за «надежду на быструю победу и мир», как писал Отто Толишус, берлинский корреспондент The New York Times. На какие бы жертвы им ни приходилось идти, все оправдывал государственный лозунг: «Лучше жить в безопасности, чем богато». Сразу после окончания польской кампании американцы в Берлине увидели первый признак военных потерь: сообщения о гибели военнослужащих в местных газетах. «В ежедневной газете в Бреслау буквально каждый день появлялись сообщения о погибших – старые, известные фамилии. Эти семьи теперь теряли своих молодых людей, надежду семьи, – писал 8 октября своим детям в Чикаго Лохнер из Associated Press. – Теряли их наши друзья, а один раз даже родственники…» Он добавлял, что социальная жизнь вокруг заглохла, потому что все жили по карточкам – на хлеб, на мясо, на масло и так далее, так что ни у кого не было продуктов для гостей.
Лохнер отмечал, что люди старались не ходить по незнакомым местам вечерами из-за затемнения, да и несчастные случаи происходили чаще. Ночи становились длиннее и, как рассказывал дипломат Рассел, принесли с собой неожиданные плюсы по крайней мере одной категории населения. «В темноте девочки легко находили клиентов», – пояснял он. Хотя проституция в нацистской Германии была официально запрещена, заниматься этим делом во время затемнения оказалось куда проще. «Даже немолодые проститутки, с морщинами, стояли на углах, и темнота скрывала их уродливые лица. Они приглашающее подсвечивали фонариками свои ноги».
Джордж Кеннан, специалист по России, сам вызвался отправиться в Берлин, чтобы помочь в административной работе Александру Кирку, временному поверенному в делах. Он прибыл в столицу Германии вскоре после начала войны. Одно из самых ярких его воспоминаний о том периоде касается тех моментов, когда он возвращался вечером с работы домой: «Двигаюсь наощупь в кромешной темноте у Бранденбургских ворот, от колонны к колонне, ищу таким образом дорогу рукой до автобусной остановки… чудо, как водитель вообще находит дорогу среди асфальта без разметки, часто заснеженного… а потом страшноватый путь до дому, снова нащупывая стены по дороге».
Несмотря на все эти ежедневные сложности, относительно легко было не замечать войну – ведь она шла в другом месте. Примерно через месяц с момента начала войны Кеннан был в Гамбурге. Идя однажды вечером домой, он столкнулся с женщиной, выскочившей из темного угла и приветливо сказавшей:
– Не хочешь со мной пройтись?
Кеннан сказал, что не нуждается в её услугах, но купит ей выпить – и заплатит ей за разговор в баре больше, чем она берет за более существенные вещи. В своем любимом баре она рассказала ему про свою жизнь: у нее была дневная работа, она упаковывала посылки. Платили там плохо, но это позволяло ей избегать проблем других уличных девушек, которых отправляли в трудовые лагеря. Она была помолвлена с военным летчиком, который сейчас находился в Польше, «полным эгоистом», плохо с ней обращавшимся. А настоящим её заработком были ночные клиенты на улицах – о чем жених, конечно, не знал.
В её истории не было ничего экстраординарного, как не было ничего странного и в том, что Кеннан из любопытства пообщался с такой необычной собеседницей. Пусть его в будущем и ждала выдающаяся карьера дипломата и ученого, но в то время он был просто молодым человеком. Самым интересным моментом в этой встрече было не сказанное. «Только уже придя домой, я сообразил, что ни один из нас ни разу не упомянул войну», – написал он.
Среди нацистского руководства царила все растущая уверенность в том, что события идут так, как им хочется. На приеме в советском посольстве – 7 ноября, в день празднования годовщины Октябрьской революции – несколько американских журналистов общались с Герингом, который стоял у буфета, пил пиво и курил сигару. В группе журналистов был и Ширер, ожидавший, что командующий люфтваффе может быть несколько огорчен тем, что США все более открыто поддерживают Британию и что все чаще идет речь о поставке туда большого количества самолетов.
Но Геринг был общителен и в отличном настроении.
– Если бы мы могли производить самолеты только с вашей скоростью, мы бы ни на что не годились, – сказал он. – Ну право же! Сами самолеты у вас хорошие, но производите вы их слишком мало и слишком медленно.
И потом добавил:
– Однажды вы увидите, кто построил больше всего самых лучших самолетов.
Когда американцы спросили, отчего немецкие самолеты атакуют только британские корабли, Геринг ответил, что это весьма важные цели и что «это хорошая тренировка».
– Вы собираетесь бомбить порты противника? – настаивали американцы.
– Мы же гуманисты, – ответил Геринг.
Ширер с остальными не выдержали и рассмеялись.
– Нечего смеяться, – укоризненно сказал Геринг. – Я серьезно. Я – гуманист.
В менее официальных обстоятельствах американцы в Берлине с удивлением порой обнаруживали военный юмор. Харш, новичок из Christian Science Monitor, однажды услышал анекдот, ходивший среди окрестных жителей рабочего квартала. В этом анекдоте переодетый Гитлер заходит в пивную и спрашивает её владельца, что
