Сергей Карпущенко - Возвращение Императора, Или Двадцать три Ступени вверх
- Хорошо играете... - сказал он, медленно и важно извлекая из широченных галифе нарядный портсигар.
- Серьезно? - небрежно спросила Ольга. - Мне это очень приятно слышать. - Она глянула на военного чуть искоса, потому что весь его облик, табачный запах, исходящий от его одежды, голос, густой, уверенный, притягивал все её естество, не желающее вдаваться в особенности, мелочи, в звания и чины. Десять лет назад, в тринадцатом году, она уже забыла, кем является её отец, и флотский лейтенант был первым, кому старшая великая княжна пообещала многое. Теперь же перед ней стоял мужчина, очень походивший на её первого избранника, но только его плечи не были украшены погонами.
- Я, простите, первый раз в "Пале Рояле", - проводя рукой по пышным усам, говорил военный, - но скажу вам определенно - если бы здесь не было вашей музыки, то хоть бегом беги из зала. Украсили картину, честное слово...
- А вы что же, так музыку глубоко понимаете?
- Не знаю, как уж глубоко, но говорю вам со всей определенностью: убежал бы после десяти минут просмотра - факт, - и зачем-то вынул из нагрудного кармана увесистые часы с цепочкой.
Никто из мужчин, кто пытался после сеанса проводить её, заговорить со строгой, надменной девушкой, не говорил Ольге, что её игра прекрасна, но теперь свершилось - в ней угадали ту, которая играла, вкладывая всю себя, раскрывалась в музыке, в то же время опасаясь, что кто-нибудь почувствует, увидит её сердечную наготу, станет глумиться над ней.
- А вы что же, офицер? - спросила она.
- Не офицер, а красный командир. Вы что же, в знаках отличия не разбираетесь? - спросил и щелкнул ногтем по петлице, на которой красовались четыре ромба.
- Увы.
- Я - командир дивизии, комдив, короче, - сказал мужчина, видно, очень довольный самим собой.
Ольга только малой частичкой своего сознания откликнулась на это сообщение: "Красный командир, наверно, большевик, воевал против Деникина, Юденича..." Но тут же большая часть её природы отозвалась приятием: "Так молод, а уже командует дивизией. Сразу видно, смелый, умный..."
- Вы что же, барышня, не замужем? - и посмотрел с надеждой, закручивая кончик уса.
- Нет, этими заботами ещё не успела обременить себя, - засовывая руки в муфту, уже на улице сказала Ольга и тут спросила, удивляясь собственной смелости: - А вы... женаты?
- Холост. Впрочем, когда-то был женат, давно...
Они помолчали. Он, только что вернувшийся в Петроград, где когда-то был рабочим, с нервами, измотанными непрестанными боями, водкой, расстрелами врагов, дурацкими приказами начальства, грязным развратом в отбитых у белых деревнях, предательством друзей и многих походных жен, видел в Ольге едва ли не икону, образ чистоты и непорочности, чувствуя своим мужским чутьем в этой не юной девушке совершенную невинность.
- Эй, Мишка, мотор подавай! - прокричал он вдруг по-кавалерийски громко и звонко, догадываясь, что появление его служебного автомобиля моментально решит вопрос о том, куда направляться этой неприступной красавице. - Крылья, лоботряс, отмыть успел?
- Да все в порядке, товарищ комдив, не беспокойтесь! Уж мы когда вас подводили? - прокричали откуда-то со стороны, и через несколько секунд черный "паккард", слепя яркими фарами все ещё стоящую рядом со входом в "Пале Рояль" Ольгу Николаевну, брызнув на её лаковые полусапожки полурастаявшей снежной жижей, затормозил рядом с ними.
Красный командир, очень довольный тем, как лихо был подан транспорт, и считая, что путь к сердцу прелестной музыкантши проторен, распахивая дверцу машины, спросил:
- Ну так что вам больше по душе: "Гранд-Отель" или "Англетер"? И там и там кормят вкусно. Так куда же?
- В "Гранд-Отель" я, пожалуй, поехать соглашусь, - сказала Ольга, ещё раз взглянув на мужчину, теперь уже откровенно оценивающе, и, удовлетворившись результатами мгновенного анализа, ловко юркнула в салон "паккарда", чуть приподняв юбку над затянутым в матово блеснувший шелк коленом.
Они сидели в ресторане дорогой гостиницы долго, часа три. Под перезвон гитарных струн и бряцанье тамбуринов задыхался песенной страстью цыганский хор, стол ломился от изысканных блюд, большая часть которых никогда прежде была неизвестна красному командиру, заказавшему их. Сам Григорий Иванович Подбережный много пил коньяка и водки, громким щелканьем пальцев подзывал "человека", делал все новые заказы, стремясь, должно быть, ошеломить "скромненькую музыкантшу" барским размахом, бессвязно, но горячо повествовал внимательно слушавшей девушке перипетии своей боевой жизни, нещадно ругал судьбу, но превозносил себя, сумевшего оседлать фортуну и выйти из схватки с жизнью победителем, потом совершенно неожиданно для Ольги с блестящими от слез глазами, покрывая поцелуями её покорную руку, заговорил о своей любви к ней, и девушка чувствовала, что этот сильный, но какой-то надломленный внутри человек говорит ей правду. Он на самом деле никогда прежде не видел девушку, такую скромную и властную одновременно, такую чистую и такую привлекательную именно своим рвущимся к мужчине женским началом. Нет, он говорил не так гладко - сумбурно и путано, не умея выразить своих чувств. Но Ольга все поняла. Конечно, этот Подбережный лишь очень отдаленно напоминал ей лейтенанта флота Павла Воронова, аристократа и умницу, но Ольга будто через мелкое сито пропускала в свое сознание только то, что казалось ей в этом человеке приятным, а все грубое, корявое, что было в Подбережном, оставалось где-то за пределами её восприятия.
Она пленила его воображение. Таких женщин он не видел. В Григории же Ивановиче Ольга полюбила просто мужчину, сильного и храброго. Ольге-женщине, никогда ещё не оказывавшейся с мужчинами в такой обстановке, и этого было вполне довольно. К тому же Подбережный как-никак был командиром, а не какой-то мелкой сошкой. Он рассказывал, что скоро будет поставлен над целой армией, потому что заканчивает Академию Главного штаба, его переведут куда-то под Москву, а возможно, в саму Москву. А когда захмелевший комдив, щелкая каблуками своих начищенных сапог, предложил Ольге Александровне проехать в его новую квартиру, девушка безо всякого кокетства согласилась. И там она спокойно, будто все движения обдумала давно, проиграла их в театре своих чувств, сбросила одежду, нагой подошла к ошеломленному, взъерошенному комдиву, испугавшемуся этой смелой простоты и стоявшему с вытянутыми по швам руками, и сказала:
- Я ваша, мой храбрый Мальбрук...
И, потянувшись своим прекрасным, уже жадным до любви телом, она прильнула к его грубой форме, скрипящей ремнями, и губы Ольги прижались к мелко дрожавшим губам Григория Ивановича, опушенным ароматными нафиксатуаренными усами. И то, что должно было стать наградой какому-нибудь принцу или даже властелину государства, то, что береглось так тщательно и долго, досталось бывшему питерскому слесарю, мужеством своим снискавшему славу на полях войны, воюя бок о бок с теми, кого так ненавидел её отец.
Она вернулась домой в час ночи. Подбережный, очень гордый своей победой, но усталый и нежный, поцеловал Ольгу у самых дверей квартиры Романовых, и они договорились встретиться снова.
- Ну и ну! - только и сказала Александра Федоровна, высунувшая в коридор голову и с горячим осуждением покачав ею, а довольная Ольга, не снимая шубки, прошла в их с Татьяной комнату и бухнулась на кровать, закидывая за голову руки.
- Ах, Таня, Таня, молчи, не спрашивай пока ничего, - шептала она, замечая, что Татьяна приподнялась на постели и вопросительно смотрит на нее. А скоро в темную комнату проскользнули, обе в длинных ночных сорочках, Маша и Анастасия.
- Оленька, да где же ты была? - защебетала младшая Романова, присаживаясь к ней на постель. - Мама и папа чуть с ума не посходили от беспокойства. От тебя пахнет вином и табаком. Ой, да от тебя же мужчиной пахнет! - с испугом и радостью вскрикнула прозревшая Анастасия. - Ты была... с мужчиной?
- Да, да, дорогие мои! С мужчиной, - восторженно шептала Ольга, не переставая улыбаться, и девушки даже в темноте ощущали счастливую улыбку своей сестры. - Ах, это все так прекрасно было!
- Да что же... было? - вцепилась Анастасия в руку Ольги, нетерпеливо тормоша её. - Это... было? Да?
- Да, да, да, все было! Я уже совсем другая, девочки мои! Как же я многого не понимала раньше! Я раньше не жила!
- Но ты, наверно, скажешь нам, кто же этот твой избранник? - почти холодно и даже строго спросила Татьяна, в душе завидовавшая своей сестре.
- Скажу, почему бы не сказать. Его зовут Григорий Подбережный, и он всего-то ненамного меня старше. Он красивый, очень сильный, у него такие вот усы! - и Ольга большим пальцем руки провела вправо и влево над верхней губой воображаемые стрелки усов. - Мы с ним были в ресторане, в "Гранд-Отеле". Ах, как здорово пели там цыгане, а потом, потом он на своем "моторе" повез меня к себе домой, а там, а там... Ну, в общем, сегодня нет счастливее меня!
