Сергей Карпущенко - Возвращение Императора, Или Двадцать три Ступени вверх
- Надо полагать, у нас дела идут отлично... - и прибавил: - ваше величество.
- Не совсем, - признался честно Николай, у которого не было свободных денег, чтобы дать выкуп вымогателям, - пришлось отдать немало за аренду помещений, на покупку новых материалов. - Рассчитаюсь с вами лишь через неделю.
- Как так? - удивился курносый Барковский, двигая своей мощной челюстью. - Мы и так вам дали время, больше месяца прошло!
Николай внезапно раздражился - какой-то хам смел помыкать им, командовать, не признавая его доводов.
- Раньше не получится, сказал же вам!
И тут случилось невероятное - Штильман и Барковский разом приблизились к нему и вдруг схватили Николая за оба уха, да так больно, что он вскрикнул:
- Что вы делаете? Отпустите! Сейчас же отпустите! Хамы, негодяи! Я не позволю!
- Позволишь, ещё как позволишь! - пыхая вонючим дымом сигары, говорил Штильман. - И знай, что мы не хамы теперь, не негодяи. Ты, Николаша, эти словечки теперь забудь, не то время, не для того мы революцию делали, чтобы какой-то полунемчик, называвшийся когда-то русским царьком, нас оскорблял. Помни, что не царь ты, не царь, а говно, говно, говно!
И, весь дрожа от наслаждения, получаемого от возможности мучить человека, который ещё недавно повелевал шестой частью суши, Штильман продолжал крутить ухо Николая, кусавшего себе губы от боли. И вдруг помрачневшее от боли и унижения сознание Романова озарилось надеждой навсегда расправиться с нестерпимым для самолюбия и чести положением быть зависимым от этих грязных людей.
- Постойте! - почти прокричал Николай. - Я согласен, не надо больше...
- Ну вот, наш повелитель исправился, стал паинькой, - сказал Штильман, отпуская ухо и вытирая пальцы о полу пиджака. - Ну, мы ждем с величайшим нетерпением и вожделением.
И он протянул руку ладонью вверх.
- Нет, подождите, - морщась и потирая уши, сказал Николай. - Я в этом месяце готов вам дать даже больше, но у меня нет на самом деле наличных денег. Я предложу вам одну прекрасную вещь, она стоит тысяч семь, не меньше, а возможно, все десять.
- Интересно, - пожевал Штильман свою сигару, - что же это? Бриллиант?
- Нет, яхта. Прекрасная, моторная. Я купил её весной, но сейчас она в ремонте. Закончат его через неделю, и я готов вам буду передать документы на право владеть этим судном.
Штильман поиграл бровями, словно раздумывая над предложением, и, обращаясь к Барковскому, спросил:
- Фима, ты когда-нибудь владел яхтой?
- Нет, не доводилось.
- Ну так доведется. Мы согласны. Когда зайти, чтобы посмотреть на нее?
- Укажите адрес, по которому я бы смог вас разыскать, - ответил Николай, немного поразмышляв.
Штильман улыбнулся, не вынимая изо рта сигары, и вынул из бумажника визитную карточку.
Николай, как и его великий предок Петр Первый, обожал морские прогулки, но теперь у него не было не только "Штандарта", но даже маленькой спортивной яхты, с парусами которой он сумел бы управиться и спустя столько лет после того, как оставил когда-то любимое занятие. Сейчас же, если удавалось разыскать свободный час, он шел к гавани Васильевского острова, к его протокам, где возобновил работу яхт-клуб, приглашавший всех желающих стать его членами. И даже в это полуголодное время он видел молодых мужчин и юношей в легкой спортивной одежде, которые с радостными улыбками, предвкушая удовольствие, проходили на территорию клуба. И Николаю хотелось пройти туда, но что-то удерживало его от этого шага, точно он не мог себе позволить, чтобы его напарником по плаванию на яхте стал какой-нибудь токарь или сапожник. Он лишь с завистью смотрел, выходя на взморье, как скользят по серой глади залива белые треугольники парусов, точь-в-точь как тогда, когда он ещё был царем, и ему казалось, что ничего не произошло, революция - это мираж, не было гражданской войны, а он все ещё носит корону.
- Послушайте, товарищ, - обратился Николай к обнаженному по пояс крепышу, подкрашивавшему выбоину на борту яхты, стоявшей у причала клуба, а не продаются ли здесь яхты?
Парень, поднявший на Николая насмешливые глаза, ответил:
- Да кто же вам клубную собственность продаст? Не туда обратились. А впрочем, здесь один судовладелец место у причала арендует, он вроде продает. Там, в конце причала. Кажется, "Олень" её название. Сходите...
Несколько обескураженный тем, что обобществленный парусный флот не дает ему возможности выполнить задуманное, Николай пошел туда, куда направил его яхтсмен, не надеясь, что застанет судовладельца. Когда он разыскал яхту под названием "Олень", то увидел вместительное суденышко с каютой приличного размера. Красивые обводы спортивной яхты порадовали глаз Николая, знавшего толк в парусниках. "Она бы подошла..." - с тоской подумал он и крикнул:
- Эй, на "Олене", есть кто-нибудь?
Никто не отозвался, и Николай, теряя надежду, крикнул снова, и тотчас чей-то сонный голос раздался из каюты:
- Ну чего тебе? Че разорался? И ходят, и шлындают тут всякие, спать не дают...
- Мне бы хозяина! На предмет покупки яхты!
- А, ну так бы и говорили, иду, иду! - изменился тон проснувшегося человека, и он мигом появился на палубе, точно черт из табакерки. - Вот, по трапику ко мне сюда идите, не споткнитесь, вот, еще. Ну и добро. Вам здрасте! - протянул он руку. - Корабль мой продается, а вы, я вижу, купить хотите? - заглядывал в глаза Николаю владелец яхты, и он тут же понял, что этот человек давно уже ищет покупателя и можно будет поторговаться.
Хозяин долго водил его по яхте, подробно и нудно рассказывал, из какого дерева она сделана, какой у неё киль, в каком состоянии борта, как оказалось, совсем нетронутые жучком, какой мотор (чуть-чуть подремонтировать, и будет работать как зверь), показал паруса, фалы, леера из самой отличной пеньки, и Николай внимательно слушал судовладельца, обратив особое внимание на двигатель и на состояние парусов, рассмотрев их парусину и качество швов.
- А зачем же продаете "Оленя", если так хвалите его?
Мужчина обреченно махнул рукой:
- Беда! Без работы я остался. Жена все пилит: денег дай мне, денег, а где я их возьму? Даже спать сюда хожу, чтобы не донимала. Да сдуру я её купил, правда по дешевке, у одного буржуя, драпавшего из России. Покатался малость - люблю, - но теперь продать придется. Я не много попрошу, две тысячи всего... новыми.
Николай, понимавший, что "Олень" стоит гораздо больше, достал бумажник, отсчитал червонцы, протянул их судовладельцу:
- Здесь три тысячи. Собирайтесь. Сейчас же к нотариусу пойдем и оформим купчую на яхту. Билет судовладельца не забудьте и, конечно, паспорт...
Перво-наперво велел шоферу-чухонцу перебрать мотор, что тот и сделал за день, и запустил его. Но мотора было мало. "Вдруг заглохнет в нужную минуту, что будем делать? Нужны ещё и паруса, а одному мне с парусами не справиться - потерял я-таки сноровку, уже не молод. Нужен ещё один помощник. Кто? Яхтсмена какого-нибудь попросить? Нет, он на такое дело не пойдет. Нужен верный человек. Ах, был бы Томашевский..." - И боль острого стыда за убийство молодого человека пронзила Николая.
Скоро Книшенко сообщил ему день и час, когда в водах Финского залива появится катер с красным флагом на флагштоке, в тесной каюте которого поплывут к своему последнему пристанищу митрополит и его соратники. В тот же день Николай известил Штильмана о том, что яхту можно будет посмотреть тогда-то, там-то и предложил приехать вчетвером, как и обычно, чтобы не было опаски, что готовится конфуз или западня. Сложнее было уговорить Лузгина...
- Право, господин Штильман, я бы и сам никогда не распрощался с "Оленем", если бы не финансовые затруднения, - живо и беззаботно говорил Николай, когда все такие же по-нэпмановски самоуверенные и пижонистые Штильман и Барковский в сопровождении своих телохранителей ступили на палубу яхты.
- Мы видим, все сами видим и понимаем, - говорил Штильман с неизменной сигарой во рту. - Проведите же нас по этому судну. Нам нужно убедиться в том, что вы предлагаете нам не какое-то корыто, а настоящую яхту!
- Конечно, пусть все пройдут, все, - говорил Николай, - чем больше людей войдет в каюту, тем вы скорее убедитесь в том, сколь она просторна, комфортабельна. Уверяю вас, яхта сделана в Швеции самыми известными мастерами. Вот трап, не споткнитесь, три ступеньки вниз...
Когда четверо ненавистных людей оказались в каюте, где посредине стоял изящный стол, привинченный к полу, располагались удобные диваны, штоф которых ещё не выцвел, Штильман восхищенно ахнул, развел руками и сказал:
- Ах, товарищ Романов, вы и после революции, после своего свержения все ещё играете в царя!
- А я и есть царь! - прокричал Николай, стоящий за спиной Штильмана, и свалил его на пол, ударив по затылку рукоятью выхваченного из кармана браунинга, затем приставил его ствол к уху Андрюхи.
И сию минуту распахнутая дверь, что вела в переднее отделение каюты, впустила в помещение Тойво и Лузгина, и стволы их пистолетов, наведенные на Барковского и другого бандита, мигом сообщили им, что их положение незавидно.
