Исаак Тейлор - Славяне и арийский мир
Но не всюду соотношения обоих основных компонентов являются одинаковыми. Так, на всем центральном участке северных территорий от Заале до Северной Белоруссии выделился пояс особенного учащения нордических признаков. Восточноевропеоиды, наоборот, кажутся особенно многочисленными в болотистой местности Полесья и примыкающих участках степной зоны, а помимо того, и на крайнем северо-востоке. Занимающие южный участок своего ареала расселения западные славяне и все южные славяне, напротив, продемонстрировали приблизительно одинаковые доли участия обеих рас, но при этом единая картина в дальнейшем оказывается разрозненной вследствие присутствия вторичных компонентов.
Из того, что во многих местах удалось распознать разнообразные типы, можно с уверенностью судить о том, что ни один из них не был так распространен по всей территории древнеславянского пространства, как нордический и восточноевропеоидный. На крайнем северо-востоке восточнославянской и на юге западнославянской областей попадались обладающие небольшими размерами, низкие и низколицые короткие головы, которые, очевидно, следует причислить к элементам альпийской расы. Уже у западных славян, обитавших на самом юге своего ареала расселения, а еще более отчетливо — у южных славян на западных окраинах принадлежащих им территорий, наряду с альпийскими, встречаются крупные, высокие и высоколицые, иными словами говоря, динарские короткие головы. Наконец, в юго-восточных племенах восточных славян — на основании малых абсолютных размеров, сочетающихся с резко выраженными длиной и высотой черепа, — следует допустить существенное присутствие средиземноморских элементов, наличие каковых можно с уверенностью подтвердить также у восточных славян на Балканах, то есть у болгар.
Ограниченное присутствие этих дополнительных или вторичных типов в периферийных и отдельных областях доказывает, что эти типы проникли в соответствующие группы племен лишь после распространения на этих территориях славян, то есть являют собой расовые остатки автохтонных пранаселений. Согласно этому для праславян, живших до эпохи переселений, нордическо-восточноевропеоидную смесь следует рассматривать в качестве характерной. При этом нордический компонент может считаться имеющим индогерманское происхождение. Правда, собственно германские народы усилили его позже и не в тех масштабах, о которых в состоянии дать ясное представление древнеславянские племенные различия.
Для объяснения этнического происхождения восточноевропеоидов, напротив, возможность предоставилась, и для ее осуществления следовало прежде всего произвести подробное типологическое сравнение. При этом восточноевропеоиды оказались идентичны: 1) «второму финскому типу» Бунака, 2) «Типу I» Рехе и 3) преславянскому типу Чекановского. Из упорядочения обнаруженных в самых разных местах различных типов следовало, что восточноевропеоиды встречаются уже в неолите в двух различных географической и культурной средах: связи эпохи ленточной керамики оказалось возможным проследить через Богемию и Австрию до южнорусских степей. Основная же суть проблемы распространения восточноевропеоидов уже тогда могла бы быть сосредоточенной на севере, в зоне лесов, и тем самым на территории финно-угорской культуры. Здесь, по всей вкроятности, вполне возможно провести непрерывную последовательность от неолита (эпоха гребенчато-ямочной керамики) через завершение восточнорусского бронзового века к финской народности раннего исторического периода. В наши дни основное внимание в изучении вопроса распространения европеоидов также обращено на лесную зону.
* * *Гипотеза, что изначально нордические праславяне с финским нижним слоем восприняли существенные добавления восточноевропеоидной расы, подтверждается теперь еще и результатами лингвистики, коль скоро эта наука указывает на наличие финно-угорского субстрата в славянских языках, ведущего свое происхождение уже из праславянской эпохи. Кроме того, в расовой картине древних славян следует отметить и более молодой, уже западно-финский слой, чьи следы можно опознать в характерном звучании севернорусских гидронимов и на присутствие которого конкретно указывает относительное учащение восточноевропеоидов и альпиноидов в северовосточных племенах, причем наличие коротких голов здесь может быть связано с еще более древним — лопарским — слоем.
На основании результатов антропологического анализа точно так же может быть сделан и вывод о вероятности того, что при обсуждении фактического пересечения славян с финно-уграми в дохристианское время речь идет о действительно существовавших некогда прочных границах между социальными слоями, ибо там, где материал позволяет осуществить временную классификацию, более древние группы повсеместно оказываются либо подавляющей частью, либо вообще чисто нордическими. Однако, поскольку представители соответствующих более позднему периоду восточноевропеоидов должны были существовать уже тогда, наиболее близким к истине выглядит заявление о том, что они принадлежали к «затененной» прежде в социальном и культурном отношении группе, которая среди антропологических обнаружений обратила на себя внимание лишь благодаря своему постепенному социальному подъему. Для южных славян разница заключается в том, что в их «денордизации» приняли участие представители не восточноевропеоидной, а динарской расы. Согласно этому соответствующие племенные различия в отношении нордического и восточноевропеоидного компонента могут быть обоснованы не только коренящейся уже в праславянстве пространственной дифференциацией, но различным социологическим возрастом исследуемых групп. По всей вероятности, свое влияние оказывают обе причины, не оставляя при исследовании отдельных групп практически никакой возможности четкого их разделения друг от друга.
Таким образом, общий вид расовой картины славянских народов современности ясно обозначен уже в древнеславянское время. Хотя большая временная близость к индогерманско-праславянскому происхождению еще отчетлива, и именно благодаря высокой доле присутствия нордического компонента, тем не менее в процессе распространения восточноевропеоидов во всех племенах особенный характер славян среди семьи индогерманских народов уже ярко выражен. Расовые следы автохтонных пранаселений в южных и восточных перифериях, «просвечивающиеся» через нордическо-восточноевропеоидный основной слой, вносят ощутимое разнообразие в эту картину, и в течение древнеславянской эпохи можно еще с нескольких позиций проследить дальнейшее переслаивание компонентов, ведущее к формированию рас современности.
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ РАБОТЫ ПО ИЗУЧЕНИЮ РАСОЛОГИИ ДРЕВНИХ СЛАВЯН
(м = мужской череп, ж = женский череп)
Асмус Р. Формы черепа древневендского населения Мекленбурга (Die Schädelform der altwendischen Bevölkerung Mecklenburgs. Aren. Anthrop. XXVII, 1—36. 1902) — 31 ж, 25 м, 2—?
Бифель P. О серийных захоронениях в Силезии Über schlesische Reihengräber. Schlesiens Vorzeit II, 201–206,1875) — 2 м из Кл. Тинц, 1 ж из Швановитц.
Богданов А.П. Древние киевляне по их черепам и могилам. Антроп. выставка III, 305–319, Москва 1879. — 14 м, 7 ж.
Он же. Обитатели курганов жители Северяновской земли по раскопам в Черниговской губернии. Антроп. выставка III, 350–361, Москва 1879. 29 м, 8 ж из курганных могильников; 21 м, 10 ж из обычных захоронений.
Он же. Древние новгородцы в их черепах. Антроп. выставка III, 462–475, Москва 1879. — 60 м, 39 ж.
Бунак В. Краниологические типы восточнославянских курганов (The craniological types of the East Slavic Kurgans. Anthrop. Prag X, 275 bis 310, 1932) — 41 м: северяне, 47 м: вятичи, 63 м: кривичи.
Буссе Г. Останки скелетов древних славян в местности Хафельланд близ Потсдама (Altslawische Skelettreste im Potsdamer Havelland. Ζ. Ethn. LXVI, 11—128, 1934) — 17 м, 8 ж, 2 детских.
Червинка Й.Л., Матейка Й. Черепа и кости из могильных холмов великоморавской эпохи в Уг. Скалице (Schädel und Knochen aus den Grabhügeln der großmährischen Zeit bei Uh. Skalice. Anthrop. Prag III, 97—108, 1925) — 4 м, 3 ж.
Франкенбергер Ц. Древнеславянские черепа из Скалы под Тренчином (Altslawische Schädel aus Skala bei Trentschin. Bratislawa IV, 331–336, 1930) —2 м, 2 ж.
Он же. Антропология древней Словакии (Anthropologie der alten Slowakei. 107 S., Preßburg 1935) — 5 м, 1 ж из местечка Девинска Нова Вес; 4 м, 1 ж из Моравске Св. Яны; 44 м, 30 ж из Дольного Ятова; 71 м, 39 ж из Девина.
Гамченко С. Житомирский могильник, Житомир 1888. — 7 м, 1 ж.
Константинов-Зипунин Н.П. Ко краниологии древнего населения Костромской губернии. Труды Антроп. отдела XVIII, 1897. — 66 м, 19 ж, 7 детских.
Коперницкий И. Черепа из серийных захоронений Диршау (Czaszki ζ grobow rzcdowych w Trzewie. Zbior Wiad. do Anthrop. Kraj. III, 102–113, 1879) —3 м, 1 ж, 1 —?
