История Византии. Том 3. 602-717 годы - Юлиан Андреевич Кулаковский
Он знал, что путь преграждает недоступная горная крепость, которую наш источник называет «Железной» — Σίδηρόν. В ней сидел некто Фарасманий, признававший над собой власть арабов, но имевший также добрые отношения с армянами. Лев отправил к нему посла с просьбой дать ему возможность пройти к морю и переправиться в Трапезунт; он ссылался при этом на его добрые отношения к армянам и предлагал Фарасманию признать над собой власть императора. Но тот отказался вступить с ним в сношения. Тогда Лев устроил вблизи крепости засаду и наказал своим воинам, выждав время, когда люди из крепости выйдут на работы, овладеть воротами и захватить как можно больше людей. Он надеялся, что таким образом удастся ввести в крепость весь отряд. Дело не совсем удалось, так как Фарасманий успел запереть ворота и не пустил людей Льва в свою крепость. Приходилось брать крепость силой, что, ввиду ее крутого положения, было не по силам слабому числом войску Льва.
Помощь пришла неожиданно. Царь апсилов, по имени Марин, до которого дошел слух об осаде крепости спафарием императора, предполагая, что в соседнюю область вступило большое войско, явился с 300 человек и предложил Льву проводить его к морю.[829] После этого Фарасманий заявил свою готовность признать над собой власть императора и предложил Льву взять его сына в заложники. Считая для себя опасным оставить в тылу за собой крепость, Лев, получив заложника, потребовал от Фарасмания, в доказательство подданства императору, чтоб тот пустил его в крепость. Фарасманий поставил предварительным условием выдачу ему ручательства личной безопасности. Лев исполнил его желание и обещал войти в крепость только с тридцатью из своих людей. Но он не сдержал слова и отдал своим приказ, как только откроются ворота, входить всем. Войдя в крепость, люди Льва подожгли здание; разгорелся пожар, и все население высыпало из своих жилищ, спасая свое добро от огня. Лев пробыл в крепости три дня и разрушил до основания ее стены, а затем вместе с Марином прошел в Апсилию, где его встретили с большой честью, как царского спафария. Пройдя затем к морю, он переехал в Трапезунт и прибыл благополучно в столицу.[830]
Феофан, который вставил в свое схематическое и сухое изложение этот живой рассказ, написанный современником и, по всей вероятности, со слов самого Льва, заканчивает его словами: «и пришел к Юстиниану». Но гораздо вероятнее, что Лев вернулся после его низложения и гибели, около того времени, когда в столице зарождался заговор, имевший целью низложить Вардана. Когда престол занял Артемий, переименованный в Анастасия, и искал дельных и опытных людей для назначения на высокие и ответственные посты, он обратил внимание на Льва, назначил его стратигом фемы анатоликов и возвратил его, таким образом, на родину. Фема анатоликов, в пределах которой находились горные проходы из Сирии в Романию, требовала особого внимания к себе со стороны правительства ввиду грозных приготовлений арабов к большому походу, цель которого, как знали то в Византии, была овладеть столицей и положить тем конец самому существованию империи.
Бунт на острове Родосе подняли опсикиане. Возможно предположить, что их мятежное настроение было последствием того возбуждения против Анастасия, которое было вызвано тяжкой карой, постигшей их стратега, взявшего на себя инициативу низложения Вардана. Выбор кандидата на престол из среды гражданских сановников в такое трудное время свидетельствует о том, что военные сановники не имели своего кандидата, или, быть может, таковым был Георгий Вурам, патриций и комит Опсикия, не успевший использовать свою инициативу в деле низложения Вардана. Хотя, по свидетельству Феофана, Анастасий немедленно направил свои заботы на то, чтобы во главе войск стояли способные и надежные люди, но, очевидно, он не сумел создать себе популярности в армии, и когда опсикиане подняли бунт и убили главнокомандующего, то все отряды из других фем разошлись по своим стоянкам, предоставив полную свободу действий восставшим опсикианам. Бунт опсикиан не был делом какого-нибудь одного влиятельного среди них вождя, так как они остановили свой выбор на случайно известном им гражданском чине. Когда опсикиане с приставшими к ним готогреками пошли на столицу, Анастасий перенес свою резиденцию в Никею, очевидно, в том расчете, что ему удастся привлечь на защиту своих прав войска самых сильных тогда фем, живших в постоянных боевых тревогах, анатоликов и армениаков. Но этого не случилось, император оказался беззащитным, и когда мятежники проникли в столицу и тем самым получили возможность узаконить императорское достоинство за своим избранником. Анастасий покорился своей судьбе и уступил трон Феодосию. Лев, обязанный Анастасию предоставлением ему поста стратига анатоликов, не выступил на его защиту, а предпочел заключить частное соглашение со стратигом фемы армениаков Артаваздом с тем, чтобы самому занять престол, который оспаривали между собой законно поставленный Анастасий и случайный кандидат опсикиан Феодосий. Спор был решен в пользу Феодосия, но две самые сильные фемы остались в стороне от этого затянувшегося на шесть месяцев тяжкого кризиса.
Опираясь на сочувствие своих войск и заручившись поддержкой армениаков, Лев не держал в тайне своего претендентства; оно огласилось в империи и стало известно арабам, которые заканчивали свои приготовления и ставили целью похода взятие столицы и тем самым полное покорение империи. Так как Лев оставался на Востоке, в пределах своей фемы, а в столице сидел непризнанный им император, то прямой расчет арабов состоял в том, чтобы приблизиться к столице, не растрачивая своих сил на борьбу с сопротивлением по пути через Романию. На этой почве между Львом и халифом завязались сношения, и Лев беспрепятственно пропустил первую армию арабов, находившуюся под командованием вождя Сулеймана, из Киликии до крепости, лежавшей близко от западной границы его фемы, Амория. Военный план арабов состоял в том, чтобы заняв Аморий, утвердиться в этой крепости и на зимовку передвинуться в Азию. Потому ли что этот план не был в точности известен Льву, или же он, занятый другими делами, не успел позаботиться о судьбе Амория, гарнизон этой важной крепости не был
