Коллектив авторов - Королевский двор в Англии XV–XVII веков
Итак, аккламационная процессия, назначенная изначально на 23 июня 1603 г., была отложена из-за чумы и проведена только 15 марта 1604 г. Ее описания составили знаменитые поэты своего времени Томас Деккер, Майкл Дрейтон и Бен Джонсон[1161]. Двое из них были также и оформителями сцен. Деккер был автором большинства стихов, сопровождавших представления, Джонсон написал речи Темзы, Гения Места, некоторые другие тексты и создал дизайн сцены на Фенчерч-стрит. Оформлением остальных сцен занимался Стивен Харрисон.
На выезде из Тауэра короля должны были встретить, плечом к плечу, два рыцаря в полном вооружении. Это были св. Георгий и св. Андрей, небесные покровители обоих королевств с соответствующими гербами.
Рис. 5. Триумфальная арка Якова I Стюарта на Фенчерч-стрит (Лондиний) Воспроизведено по Harrison S. The Arches of Triumph. 1604
Рис. 6. Триумфальная арка Якова I Стюарта на Грейсчерч-Стрит Воспроизведено по Harrison S. The Arches of Triumph. 1604
Рис. 7. Триумфальная арка Якова I Стюарта на Соупер-Лэйн (Новая Аравия) Воспроизведено по Harrison S. The Arches of Triumph. 1604
Рис. 8. Триумфальная арка Якова I Стюарта в Чипсайде (Сад Изобилия) Воспроизведено по Harrison S. The Arches of Triumph. 1604
Рис. 9. Триумфальная арка Якова I Стюарта на Флит-стрит. Воспроизведено по Harrison S. The Arches of Triumph. 1604
Рис. 10. Триумфальная арка Якова I Стюарта на Темпл-Бар (Храм Януса) Воспроизведено по Harrison S. The Arches of Triumph. 1604
Однако неожиданно появился Гений Места (Genius Loci), который вступил в спор с рыцарями за право первым встретить Его Величество. В итоге, апеллируя к практике римских триумфов, Гений убеждает рыцарей, что ему принадлежит право первого приветствия, и он встречает монарха словами:
Король, чтоб доказать свою любовь,Мы Трою для тебя отстроим вновь[1162].
В самом начале была задана программа не только всей процессии, но и всего стюартовского мифа. Апокалиптический символ Нового Иерусалима был однозначно отвергнут. Однако сама идея обновления не исчезала, король по-прежнему своим появлением возвращал город к изначальной чистоте. Только теперь потерянный Рай был классическим и одновременно британским, поскольку, согласно Гальфриду Монмутскому, Новая Троя была построена на берегах Темзы спутником Энея Брутом[1163]. Но теперь «британскость», уже привычная по процессиям Елизаветы, становилась более политической программой монархии, «великим делом короля», чем поиском своей инсулярной идентичности. В одном символе объединялись Рим, Британия, преемственность династий и Золотой век.
Собственно серию сцен открывала триумфальная арка на Фенчерч– стрит, и именно она задавала тон всей процессии. На 50-футовой в ширину и в высоту арке над центральным проходом была установлена модель города – дома, башни, рынки в виде перспективы. Над моделью была надпись «Londinium», под ней – «Camera Regia», а по фризу над центральным проходом – цитата из Марциала, «Par Domus haec Coelo, sed minor est Domino». Согласно объяснению Джонсона, это обозначало, что, «хотя город и может по достоинству и великолепию быть сравнен со звездами и Небесами, он все равно намного ниже господина Небес, который есть Его Величество, и поэтому недостоин его принимать»[1164].
На самом верху восседала Британская Монархия (Monarchia Britannica), богато одетая, в парче, в мантии, над ней висели две короны и два щита с гербами Англии и Шотландии, а по сторонам – еще два венка и гербы Франции и Ирландии. На голове у нее был венок из переплетенных листьев пальмы и лавра, в руках – скипетр и глобус, на котором была надпись «Orbis Britannicus» и «Divisus ab Orbe», что обозначало, что «империя есть мир, отделенный от мира»[1165]. Таким образом, одновременно подчеркивалась универсальность и «имперскость» стюартовской монархии и самодостаточность «инсулярного патриотизма», уже знакомого по процессиям Елизаветы. Переплетенный венок формировал внешне противоречивый образ победы и миролюбия. Демонстрация военной доблести имела огромное значение для имиджа ренессансного монарха. Все, от наместника Бога на Земле до прожженного макиавеллиста, должны были демонстрировать доблесть. Хотя Яков I не очень охотно демонстрировал это качество, стараясь в дальнейшем передать эту функцию формирования имиджа ренессансного монарха двору своего наследника, принца Генри, необходимость такой манифестации он осознавал. Миролюбие было куда более популярным символом для первого Стюарта на английском престоле, поскольку позволяло усилить образ Соломона – не только законодателя и строителя Храма, но и мирного царя.
Внизу сидела Теософия, или Божественная Мудрость, в белом одеянии, с небесно-голубой мантией и звездной короной. В ее руках были голубь, демонстрирующий ее простоту, и змея, демонстрирующая ее мудрость (Мф. 10:16). Ее слова были «Мною цари царствуют и повелители узаконяют правду» (Притчи 8:15). Безусловно, этот образ был самым христианским из всех представленных. Еще более важным представляется образ звездного венка, который придавал процессии традиционное апокалиптическое звучание: «И явилось на небе великое знамение: жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд» (Откр. 12:1), которое, казалось бы, было полностью исключено из процессии. Римская имперская и неоплатоническая ренессансная эпифания Якова I все же дополнялась, пусть и косвенно, традиционными символами второго Адвента Христа.
Ниже располагался Гений Города в богатой старинной одежде, с белыми волосами, в венке. В его руках был кубок, символизирующий прирост, и ветвь, символизирующая снисходительность. Ниже его справа был Булэ, Городской Совет в красной и черной одежде, в дубовом венке и с фасциями, символом гражданской службы в руках. Слева располагался Полемиус, Городское Ополчение в античном доспехе со щитом и мечом, в лавровом венке[1166].
Ниже располагалась Темза, в плаще цвета морской волны и в венке из осоки и тростника с вплетенными в него лилиями. Далее сидели шесть дочерей Гения – Ефросинья (Радость) в золотой одежде и разноцветной мантии, с хрустальной чашей, полной вина, и золотым кубком; Себасис (Благоговение) в пепельного цвета одежде и темной мантии, руки ее скрещены на груди, и глаза прикрыты; Протимия, или Готовность Служить, в огненной одежде с крыльями за спиной, держащая в руках белку и кадильницу с благовониями; Агрипиния, или Бдительность, в желтой одежде и мантии, исполненной очей, ее шлем – подсолнух, в руках – светильник и колокол; Агапа, или Искренняя Любовь, в алой одежде с позолотой, огненной мантии, ее шлем был увит алыми и белыми розами, в руках – пылающее сердце; Омотимия, или Единодушие, в голубом, украшенная голубыми лилиями, на ее коленях лежит связка стрел, а сама она вяжет серебряными спицами[1167].
Эта великолепная арка достаточно полно программировала стюартовский миф. Главная идея, высказанная в самом начале, – король дарит благодеяния подданным, которые их не заслуживают. Впоследствии это будет повторяться многократно. В масках «Восстановленный Золотой Век» Паллада говорит:
Своим неверным слугамВосстановив Век Золотой,Он только долг исполнил свой,Воздав не по заслугам[1168].
Поэтому вся нижняя часть арки посвящена тому, что горожане могут предложить в благодарность за благодеяния монархии. Программа елизаветинского въезда перевернута. Теперь уже моделируется поведение не монарха, а горожан; если дидактика и присутствует, то она направлена на подданных, а не на Якова I. Он должен просто править, просто являть себя народу – это главное благодеяние, и само присутствие монарха и его Божественной Мудрости преобразует город в Новую Трою, устанавливает «золотой ве» и дарит счастье, радость, изобилие, мир, защиту от врагов.
Кроме того, подчеркивалась роль Якова как примирителя и его легитимность– алые и белые розы на шлеме Искренней Любви были не только символами простоты и любви, но и предшествующих династий.
Очень важна имперская тема, показанная уже в этой сцене и активно развивавшаяся и во время этой процессии, и во время всего дальнейшего правления. Идея стюартовской империи была сформирована Яковом I еще в Шотландии[1169]. Он представал в виде римского императора на монетах[1170]. Но наибольшую роль в распространении имперского образа играли процессии и придворный театр. Британская Монархия в этой сцене держит в руках глобус, что почти точно повторяет упоминавшийся выше образ Триумфа Солнца с арки Константина. Солярная метафора усиливалась шлемом Бдительности – подсолнух стал одной из метафор, конструирующих яковитский миф. Так, во время большого выезда в Шотландию 24 июня при въезде в Пейсли король слушал речь, в которой он представлялся в виде Феба, а Англия и Шотландия в виде двух возлюбленных этого античного бога – Клитии (Шотландия) и Левкотои (Англия). В отличие от трагичной развязки античного мифа, новый Феб может сиять и той и другой, и обе леди станут одним– они превратятся в цветок Heliotropion[1171].
