Повседневная жизнь американцев во времена Джорджа Вашингтона - Мария Александровна Филимонова

снабжения. В довершение бед, в сентябре англичане устроили рейд на долину. Они уничтожили кузницу, уже построенные хижины, запасы муки. Они также увезли в качестве трофеев то, что для Континентальной армии в тот момент было ценнее сокровищ: топоры, лопаты, конские подковы. Перспективы Вашингтона пережить зиму сразу стали более сомнительными. Возможностей пополнить запасы почти не было. Континентальный конгресс, а следовательно, и Континентальная армия в вопросах поставок полностью зависели от штатов. Штаты же не спешили выполнять обязательства перед военными, особенно если на их собственной территории враг пока не появлялся. Иногда срабатывал своеобразный шантаж: либо гражданские власти снабжали армию тем, что было ей нужно, либо военные сами конфисковали необходимое. Губернатор Нью-Джерси сообщал Вашингтону, что штат распорядился собрать для нужд солдат тысячу одеял и закупить еще столько же, вместе с необходимой одеждой. Он не скрывал причину такой щедрости: в следующем же предложении он просил отменить военные приказы о конфискации всего этого[98]. Когда удавалось, фуражиры Вэлли-Фордж заворачивали в свой лагерь фермеров, везших продукты в Филадельфию. Патриотизма фермерам явно не хватало, зато практичности было в избытке: английский гарнизон расплачивался звонкой монетой, а американский – сертификатами со смутной перспективой их обналичивания после войны. Джозеф Пламб Мартин описывал свои занятия фуражировкой: «Мне приходилось разъезжать повсюду, в холод и в бурю, днем и ночью, и каждый раз подвергаться риску жестокого обращения со стороны жителей, когда я грабил их имущество (ибо я не мог считать сам акт изъятия скота, сена, кукурузы и пшеницы против воли владельцев чем-то лучшим, чем грабеж)»[99]. Иногда помогали добрые души. Жительницы окрестных ферм старались приезжать в лагерь, нагрузив седельные сумки хлебом и пирогами для армии. Марта Вашингтон, присоединившись к мужу в Вэлли-Фордж, набила свою карету различными припасами, как Роксана в «Сирано де Бержераке». Но заменить систематический подвоз одежды и продовольствия этими добрыми поступками было невозможно: не привезешь ведь в седельной сумке припасы на 12 тысяч человек!

Оборванный вид солдат поражал всех, кто приезжал в Вэлли-Фордж. Вашингтон даже предложил премию в 10 долларов тому, кто изобретет замену башмакам. Но умельца не нашлось. И вот караульные натягивали на ноги шляпы и закутывались в одеяла, чтобы как-то утеплиться[100]. Генерал Энтони Уэйн уверял: «Наша армия выглядит хуже фальстафовых рекрутов[101], на целую бригаду не найти и одной не рваной рубашки»[102].

С продовольствием дело обстояло еще хуже. Вашингтон распорядился, чтобы солдатский паек включал от одного до полутора фунтов муки или хлеба, один фунт соленой говядины или рыбы, или три четверти фунта соленой свинины, или полтора фунта муки или хлеба, полфунта бекона или соленой свинины, полпинты гороха или бобов и одну бутылку виски или других спиртных напитков[103]. Но это распоряжение так и осталось благим пожеланием. В дневнике хирурга Альбидженса Уолдо можно найти подлинный крик отчаяния: «Идет снег. Я болен. Есть нечего. Нет виски. Нет фуража. Господи, Господи, Господи»[104]. Когда еду удавалось достать, из пшеничной муки солдаты пекли «огненные пирожки» (fire cakes). Рядовой Мартин подробно описывает способ их приготовления: «Муку сыпали на плоский камень и смешивали с холодной водой, затем намазывали на камень получившееся тесто и выпекали с одной стороны, пока говядина жарилась на палочке в огне. Это был обычный способ приготовления пищи во время маршей, и мы могли приготовить что угодно»[105]. Из кукурузной муки стряпали заварной пудинг на скорую руку (hasty pudding), но результат казался неудовлетворительным даже для неприхотливых солдатских желудков.

Вашингтон строго запрещал грабежи, «будь то у тори или нет» и надеялся, что «храбрых американцев, сражающихся за свободу», будут отличать «человечность и мягкость к женщинам и детям»[106]. Но голод частенько толкал солдат на мародерство. Альбидженс Уолдо признавался: «Мне стыдно это говорить, но у меня есть искушение украсть курицу, если попадется, а то и целого борова. Мне кажется, я съел бы его целиком. Но разоренный край вокруг нас немногое может предложить вору»[107].

Ко всему прочему, Континентальную армию преследовали медицинские проблемы. Благодаря массовой инокуляции[108] солдат удалось избежать вспышки оспы, но в лагере свирепствовали тиф, дизентерия и цинга. Пытаясь бороться с распространением заразы, Вашингтон приказал солдатам каждый день сжигать смолу или «порох от мушкетного патрона» в хижинах, чтобы очистить воздух[109]. Это соответствовало медицинским представлениям XVIII в., когда распространение болезней приписывали «дурному воздуху». Но на самом деле такое окуривание вряд ли было эффективным.

От голода, холода, болезней в Вэлли-Фордж умерло от двух до трех тысяч человек[110]. Еще около 2 000 солдат дезертировало[111].

Но даже в этом мрачном месте не всегда царило отчаяние. В жизни армии случались и светлые моменты. Американцы даже находили в себе силы подшучивать над лишениями. Как-то молодые офицеры дали обед, на котором приглашенные должны были доказать, что у них нет целых штанов. Из какой-то сивухи приготовили «жженку» и распевали баллады. Заезжий француз делился впечатлениями: «Столь веселых оборванцев никогда не видывали»[112]. Очень многое для поддержания бодрости духа делала Марта Вашингтон. Она развила бурную деятельность: следила за закупками продовольствия для главнокомандующего и офицеров, переписывала приказы, которые нужно было разослать в нескольких экземплярах, и просто вдохновляла окружающих своим невозмутимым и жизнерадостным настроением, неподвластным никаким трудностям. Она же была хозяйкой на приемах, которые устраивал главнокомандующий. Пирог, который она испекла на день рождения своего супруга, 22 февраля 1778 г., настолько поразил всех, что стал частью традиции: такие же пироги до сих пор пекут в мемориальном комплексе Вэлли-Фордж на президентский день. Но при всем своем гостеприимстве южанки, Марта не всегда могла справиться с перебоями в снабжении. Иногда ей приходилось предлагать гостям какой-нибудь крошечный кусочек мяса, черствый хлеб и картошку. Бывало и такое, что угощение ограничивалось чашкой чая или кофе[113].

Собственные праздники были и у солдат. Правда, на день благодарения им предложили разве что проповедь на текст из Евангелия: «Спрашивали его также и воины: а нам что делать? И сказал им: никого не обижайте, не клевещите». Джозеф Пламб Мартин комментировал: «Проповеднику следовало бы добавить оставшуюся часть предложения: “И довольствуйтесь своим жалованьем”[114]. Но это не годилось, это было бы уж чересчур уместно; однако он услышал это, как только служба закончилась, это кричала сотня языков». Угощение же было таким скудным, кто Мартин не мог забыть его даже через много лет. Он писал, не скрывая сарказма: «Перед этим два или три дня у нас не было никакой