Евгений Федоров - Большая судьба

- Глюкауф!*

_______________

* Gluckauf - в добрый час! (обычное приветствие рудокопов).

Аносов улыбнулся и заглянул в распахнутую дверь галлереи. Вдоль нее светились яркие огни, и на стенах поблескивали вделанные в них изломы руды. Тут было тепло, сухо и чисто, хотя слегка мрачновато. Сложное щемящее чувство охватило юношу. Сколько интересных часов проведено в этих галлереях! Хотя здесь многое говорило о трудностях горного дела, но всё походило на игру. В примерной шахте не грозили ни обвал, ни затопление, да и не было настоящих рудокопов.

- Господа, к нам сегодня пожалует сам министр! - улыбаясь, объявил унтер-офицер.

- А как его приветствовать у рудника? - спросило несколько голосов.

- Глюкауф! - насмешливо выкрикнул Аносов, и на сердце у него вдруг стало тоскливо: "Неужели нельзя приветствовать по-русски? А ведь наши горщики подревнее и получше саксонцев!".

Аносов повернулся и быстро ушел в зал, в котором уже строились кадеты...

Над Невой прокатилось эхо пушечного выстрела с верков Петропавловской крепости: Петербург оповещал о полдне. В этот "адмиральский" час в вестибюле огромные старинные часы, заключенные в темный дубовый футляр, стали хрипло отбивать удары. Захар на мгновенье выглянул за дверь и сразу подтянулся. Вместе с последним ударом часов он широко распахнул дверь перед первым гостем, только что сошедшим с коляски. Важный лакей в ливрее, расшитой позументами, поддерживая под локоток, бережно ввел в вестибюль старичка в блестящем мундире и в треуголке с белым плюмажем.

- Его высокопревосходительство господин сенатор! - с важностью выкрикнул Захар, вытягиваясь во фрунт.

Вельможа вскинул глазами, и служитель проворно принял от него треуголку.

Один за другим стали съезжаться высокие гости. За окнами то и дело раздавалось цоканье подков и к подъезду подкатывала блестящая карета. Обширный вестибюль вдруг наполнился шумом, сверканьем мундиров. По мраморной лестнице поднимались бравые генералы, дипломаты в строгих черных фраках, духовенство и разодетые светские дамы. Среди этой пестрой, торжественно настроенной толпы величаво проплыла грузная фигура санкт-петербургского митрополита, одетого в темную шелковую рясу и в белый клобук, на котором сверкал бриллиантовый крест. Митрополит шел пыхтя, выбрасывая вперед длинный посох и блистая драгоценными камнями своей панагии.* Черные глазки его хитро поблескивали. Бойкие жеманницы стайкой бросились навстречу митрополиту и окружили его.

_______________

* П а н а г и я - иконка, носимая высшим духовенством на груди.

- Ах, преосвященный, благословите нас, - вскричала одна из них и сладко заулыбалась.

Захар держался бесстрастно; со строгим застывшим лицом он взирал на важных господ, ожидая их приказаний. Не обращая внимания на седого служителя, гости шумной праздничной толпой удалились в конференц-зал.

Однако директор корпуса Андрей Федорович Дерябин, высокий, болезненный, с аккуратными баками, и командир-инспектор Петр Федорович Ильин - стройный и гибкий, всё еще оставались у лестницы, встречая почетных гостей.

На улице снова стало тихо. Казалось, ничто больше не нарушит этого безмолвия. Но Захар своим чутким слухом уловил, что мчится карета. Он посмотрел на директора и многозначительно прошептал:

- Сам господин министр изволят ехать!

Захар не ошибся: действительно, последним прибыл министр финансов высокий худощавый старик, увешанный регалиями. Сопровождаемый директором, он, шаркая ногами, прошел в конференц-зал и уселся в центре первого ряда. При виде его все затихли. В эту торжественную минуту глубокого безмолвия широко распахнулись двери в соседний зал. Там, на блестящем паркете выстроились питомцы корпуса. Сухопарый маркшейдер корпуса* громко скомандовал:

- Тихим шагом марш!

_______________

* М а р к ш е й д е р к о р п у с а. Здесь - заведующий

воспитательной частью.

Кадеты в полной парадной форме, с киверами на головах, под звуки грянувшего оркестра стройно двинулись в конференц-зал. Сердце у Аносова учащенно забилось. Он почувствовал в своем теле необыкновенную легкость и проворство и, словно в танце, шел грациозно и плавно. Пройдя к середине кресел, в которых сидели почетные особы, кадеты расходились, как в полонезе, направо и налево, не сводя при этом глаз с начальства. Затем они снова соединились в пары и, пройдя стройными рядами меж колонн конференц-зала, по команде маркшейдера корпуса становились во фрунт. Из-за стола поднялся инспектор и громко стал докладывать о состоянии учебной части. Ах, как это было невыносимо скучно! Это читалось и на лицах гостей. Аносов заметил, как тускло и уныло, словно восковыми, выглядели они в свете серенького дня. Министр, прикрывая рот ладонью, слегка зевнул и при этом нечаянно щелкнул вставными зубами.

Неожиданно в окно упал яркий луч солнца, ударился о серебряный поднос, на котором были разложены награды, и они сразу вспыхнули золотым сиянием. Инспектор кончил читать отчет, прищурился на груды подарков и повеселел. Все облегченно вздохнули. Директор Дерябин, сидевший рядом с министром, что-то шепнул ему. Вельможа благосклонно кивнул в знак согласия, и тогда Андрей Федорович поднялся и военным шагом подошел к столу; взяв поднос, он бережно вручил его министру.

- Илья Чайковский! - громко вызвал директор, и на хорах в этот миг раздались торопливые и возбуждающие звуки труб и литавр.

- Иди, Илюша! - весело напутствовал друга Аносов.

С нежным румянцем на щеках Чайковский вышел из рядов и приблизился к министру. Тот прищурил на кадета близорукие глаза и взялся за золотую медаль.

- Молодец Чайковский, ты теперь шихтмейстер! Верно служи государю и отечеству! - внушительно сказал он и вручил вновь произведенному горному офицеру золотую медаль. Илюша поклонился, пуще покраснел и поблагодарил.

- Павел Аносов! - опять провозгласил Дерябин.

Под звуки курц-марша крепко сбитый Аносов неторопливым шагом прошел вперед и вытянулся в струнку перед министром. Свежий румянец и ясный взгляд серых умных глаз Павлуши привлекли внимание вальможи. Директор выдвинулся вперед и учтиво сказал гостю:

- Ваше высокопревосходительство, обратите внимание на сего питомца: он лучший ученик по металлургии и при этом оказал весьма изрядные успехи в изучении родного языка.

- Превосходно! - улыбнулся старик. - Что ж, Аносов, ты можешь прочесть стих, достойный сего великого часа в твоей жизни?

- Могу! - смело ответил Павел, и волна вдохновения подхватила его. Дозвольте из ломоносовской оды прочитать вам?

- Мы все слушаем! - министр склонил седую голову и стал ждать.

Аносов поднял лицо и звонким голосом прочел:

О вы, которых ожидает

Отечество от недр своих

И видеть таковых желает,

Каких зовет от стран чужих,

О ваши дни благословенны!

Дерзайте ныне ободренны

Раченьем вашим показать,

Что может собственных Платонов

И быстрых разумом Невтонов

Российская земля рождать...

- Отрадно слышать! - сказал министр, обращаясь к директору корпуса, и легонько захлопал в ладоши. За ним стали рукоплескать и гости. Вновь произведенный шихтмейстер поклонился.

- А о Рифеях помнишь? - вдруг спросил вельможа.

- Помню! - улыбаясь ясными глазами, ответил Аносов.

- Скажи! - приказал гость, и глаза его по-молодому блеснули.

В зале прозвучали вещие слова, которые юноша неторопливо чеканил строка за строкой:

Пройдите землю, и пучину,

И степи, и глубокий лес,

И нутр Рифейский, и вершину,

И саму высоту небес.

Везде исследуйте всечасно,

Что есть велико и прекрасно,

Чего еще не видел свет.

- Ты вполне заслужил свою награду, - сказал министр и взял с подноса золотую медаль. - Носи с честью!

Опять раздался рев труб и звуки литавр. Аносов ног не чуял под собой. Навстречу ему дружески блестели восторженные глаза Илюши Чайковского.

Вызвали для вручения наград еще нескольких кадет. Снова оркестр играл туш, и на душе Аносова было празднично и светло. Он радовался за каждого товарища. Вот отличившимся в фехтовании вручили золоченые эспадроны и серебряные рапиры, и молодой унтер-офицер испытывал чувство гордости за друзей. Приятные минуты летят очень быстро, и вскоре торжество вручения наград окончилось. Музыка заиграла марш, кадеты построились и двинулись из зала.

Однако этим не кончился праздник. Вслед за официальной частью началось фехтование. Резко звенел металл, а с тонких, как осиное жало, клинков сыпались искры, и солнце жарко сверкало на золоте эспадронов. Сколько ловкости и пластичности проявляло в движениях молодое сильное тело! Все восхищенно смотрели на этот своеобразный турнир.

Потные и усталые, но с сияющими лицами фехтовальщики под аплодисменты покинули поле состязания, и место их заняли танцоры.

Наконец гости поднялись с кресел, по паркету зашаркали сотни ног. Группы почетных особ разбрелись по залам корпуса. Толпа разряженных дам во главе с министром подошла к входу примерного рудника. Женщины щебетали без умолку: