Юрий Баранов - Обитель подводных мореходов
В ночной тишине было слышно, как на соседней улице заворчал мотор заблудшей грузовой полуторки. Началась перебранка потревоженных собак. Где-то в отдалении настойчиво завыла корабельная сирена.
Катя принялась разбирать постель, а Егор продолжал стоять у окна, блаженно зевая и потягиваясь. Только теперь он почувствовал усталость от свалившихся на него за минувший день волнений, хлопот и радостей. Но до сна ли теперь, когда рядом была Катя. Судьба оставляла им целых пять часов обыкновенного человеческого счастья, когда уже ни до чего не будет никакого дела, кроме их молодой любви...
А мотор все ближе и слышней, пока не стих рядом с калиткой. В дверь настойчиво застучали. Внизу раздались приглушённые голоса и тотчас заскрипели под чьими-то ногами деревянные ступеньки, ведущие в мансарду.
Сердце Непрядова сжалось и заныло, предчувствуя что-то недоброе.
- Товарищ старший лейтенант! - позвали его.
Непрядов открыл дверь и на пороге увидал старшину Бахтиярова.
- В чём дело, Рустам? - спросил скорее раздосадованно, чем строго.
- По флоту объявлена готовность номер один. Приказано срочно выйти в море.
Обернувшись, Непрядов виновато посмотрел на растерянную, притихшую Катю.
- Ждите внизу, - бросил старшине.
Егор напялил на себя шинель, привычно пробежался пальцами по латунным пуговицам. При этом старался не глядеть на Катю, чтобы не выдать своей тоски, если не отчаянья.
- Егорушка, ты сможешь меня хотя бы проводить? Ведь сможешь? Обещай! шёпотом взмолилась Катя, вероятно не отдавая отчёт собственным словам и настойчиво прижимаясь всем телом к мужу.
Но что он мог обещать, уже не властный распоряжаться собственными желаниями и поступками. Даже любимое дело, которому он оставался предан всей душой, оборачивалось для него самой невыносимо постылой стороной испытанием на внезапную разлуку.
Непрядов бережно и с трудом отцепил от себя настойчиво зовущие Катины руки. С сожалением глянул на оставшуюся непримятой постель и решительно шагнул за дверь, в сырую и ненастную ночь, стараясь не оборачиваться, чтобы не искушать себя очарованием своей юной жены. Он сел в кабину, потеснив Толика. Снова заработал мотор, и грузовик рванулся вперёд по неровной слякотной дороге, лихо разбрызгивая по сторонам лужи.
Катя, вышедшая вместе с Шурочкой на крыльцо, что-то кричала им вслед, но Егор ничего не мог разобрать. Все мысли его уже начали постепенно отключаться от береговых забот. Море ждало от него своей доли неразменной любви. С привычным деспотизмом ревнивой владычицы оно настойчиво входило в его сознание, наслаждаясь неутихавшей Егоровой тоской по земной и не менее желанной женщине.
25
Подлодку экстренно приготовили к "бою-походу", пополнив запасы топлива и продуктов. Но вышли всего лишь на внешний рейд, встав вблизи берега на якорь.
До самого утра Непрядов не спускался с ходового мостика. Кутаясь в просторный полушубок, он сидел на ограждении рубки, со щемящей тоской глядя на берег. Где-то ведь рядом была его Катя. Возможно и она глядела из окна мансарды на залив, пытаясь в медленно светлевшей дали разглядеть силуэт лодки. В какие-то мгновенья он ощущал её почти рядом с собой, и это его немного успокаивало. В нём теплилась ещё надежда, что их кораблю скоро вновь позволят ошвартоваться у стенки. Тогда можно было бы отпроситься хоть на полчаса, чтобы проводить Катю. Но и эта возможность иссякла. В бинокль Непрядов отчётливо видел, как от станционного здания точно по расписанию отошел светившийся огоньками окон поезд. В одном из вагонов, вероятно, находилась Катя, покидавшая приморский городок.
Вскоре состав исчез где-то за поворотом железнодорожного полотна, только Егор не двигался со своего места. Беспросветно серая хандра незаметно подкралась к нему и словно схватила за горло, не давая даже пошевельнуться. "Да что это за жизнь такая, - с отчаяньем вырвалось где-то из глубины души. - Неужели теперь вот так и всегда страдать: не лучше было бы совсем уйти на гражданку, да устроиться хотя бы ковёрным или грузчиком циркового реквизита - лишь бы с Катей не разлучаться".
Непрядов стиснул зубы и что есть мочи саданул кулаком по загудевшей обшивке. Вахтенные с удивлением глянули на него. Непрядов кивнул им: всё в порядке, просто слегка закоченел... И начал сползать со своего места внутрь ограждения, нацеливаясь на отверстие рубочного люка. Близилось время завтрака и проворачивания механизмов.
Трое суток лодка оставалась на якорной стоянке, готовая по приказу тотчас выйти в море. Где-то у самых берегов появились чужие корабли, осложнив тем самым оперативную обстановку.
Мимо лодки, подняв крутую волну, курсом в открытое море прошёл крейсер. В кильватер ему пристроились три эсминца. Где-то под самыми тучами просвистели турбинами патрульные истребители, а ещё выше - невидимые глазу, но схваченные радарами - шли тяжёлые ракетоносцы.
По тому, какие большие силы приводились в действие, можно было лишь догадываться о надвигавшихся тревожных событиях. Никому не хотелось верить, что устоявшаяся на рейде тишина в какие-то мгновенья вдруг взорвётся и вся Балтика, все океаны и материки придут в движение, независимо от того, сколько возвышенных и правильных слов было сказано с высоких трибун о мире и благоденствии народов. Настанет черёд общечеловеческого безумия, в котором не будет места простой человеческой любви, которой живёт он, Егор Непрядов. Она заживо сгорит...
Но ничего не произошло. Вероятно, выполнив свою задачу, натовские корабли подались за Датские проливы. И по флоту дали отбой готовности.
После Катиного отъезда жизнь Егора опять пошла привычным, хорошо устоявшимся путём. Он успокоился, окончательно смирился со своей судьбой, как только от жены вновь пошли тёплые, полные любви и страсти письма, в которых жила надежда на их новую, более удачную встречу, когда не нужно будет расставаться столь нелепым образом, как последний раз.
Писал Егору дед, звавший как-нибудь приехать хотя бы на недельку. Жаловался, что здоровьем слабеть начал и службу свою в храме еле до конца дотягивает - пора-де о покое подумать... Егор, как мог, успокаивал старика, обещая непременно быть, как только представится такая возможность. И в который раз убеждал, не лучше ли выйти на пенсию и по мере сил заниматься одними пчёлами, без которых Фрол Гаврилович жить не мог. Однако чувствовалось, шибко загрустил старый о своём внуке. И Егор начал всерьёз подумывать, как бы ему и впрямь отпроситься с корабля на недельку.
С Северов приходили весточки от старых друзей. Письма Вадима Колбенева были полны оптимизма и всевозможных планов, которыми он делился с Непрядовым. Сообщал, что готовится к экзаменам в академию, а кроме того, начал собирать материал для книги по проблемам воспитания личного состава.
Письма Кузьмы Обрезкова были короткими и приземлённо деловыми. Судя по всему, он не строил никаких далеко идущих планов, а просто тянул служебную лямку, как умел, и тем был доволен - во всяком случае, Егору так казалось...
Непрядов аккуратно отвечал дружкам, несмотря на всю свою занятость. Вадиму от души советовал "так держать", и, любя, поругивал Кузьму за унылый тон и самоуспокоенность в жизни. Тогда он ещё не знал, что спустя четыре года им всё же суждено будет свидеться.
26
Пришло время, когда Непрядова вызвали в штаб и без долгих объяснений вручили предписание немедленно отправиться для дальнейшего прохождения службы на Северный флот. И Егор с радостью начал собираться в путь, в душе давно уже готовый к переменам в судьбе. К тому времени он не только получил звание капитан-лейтенанта, - досрочно, опередив всех своих однокашников, но и сдал все полагавшиеся зачёты на самостоятельное управление кораблём.
Теняев поначалу никак не хотел Егора отпускать. Бегал в штаб, убеждая начальство, что неразумно разбрасываться кадрами, когда Непрядову и в этой бригаде нашлось бы должное место с повышением. Ведь не секрет, что кандидатура Непрядова была одной из первых на командирскую должность. Но Казаревич остался непреклонным: предписание получено и его надлежит выполнять. К тому же Непрядову и самому хотелось большего простора. Севера всё сильнее манили и притягивали к себе, обещая романтику дальних океанских походов. Заманчиво было бы в двадцать семь лет стать командиром "малютки" на Балтике, только и на другом флоте, надо полагать, командирский мостик не заказан. Придётся малость повременить. Пока же и старпомовская должность на среднетоннажной лодке - желанный дар судьбы.
27
Севера встретили Егора Непрядова серыми сумерками надвигавшейся полярной ночи. Получив в штабе флота назначение на лодку, он в тот же день с попутным рейдовым буксиром отбыл к новому месту службы.
До Майвы-губы, где располагалась бригада лодок, путь не близок. Непрядов до костей продрог, пока тупорылое судёнышко валко тащилось извилистым фарватером узкой губы. Единственный носовой кубрик оказался битком набитым людьми - какая-то крепко подгулявшая рыбацкая компания возвращалась с берега на свой сейнер, стоявший на якоре где-то у выхода из фиорда. Поэтому Егор счёл за лучшее устроиться на корме, втиснувшись в какой-то закуток между громоздившимися ящиками и бочками. Несмотря на толстый водолазный свитер, надетый под всепогодную спасительницу-шинель, ветер-колотун всё больше донимал его, заставляя высекать зубами мелкую дробь. Злой норд-ост без передышки сквозил с океана. Тяжело просевшее небо наглухо задёрнулось отсыревшим брезентом серых туч. Медленно, будто коченея, пластались над самой водой унылые чайки.
