Азенкур: Генрих V и битва которая прославила Англию (ЛП) - Баркер Джульет

"Теперь я докажу, что охотники живут в этом мире радостнее, чем все остальные люди, — писал он. Ибо когда охотник встает поутру и видит сладкое и честное утро, ясную погоду и яркий свет, и слышит песню малых птиц, которые поют так сладко, с великой мелодией и полные любви, каждая на своем языке в лучшем смысле, на который она способна. А когда взойдет солнце, он увидит свежую росу на маленьких веточках и травинках, и солнце своей добродетелью заставит их сиять. И это — великая радость и отрада для сердца охотника. И когда он хорошо поест и выпьет, то будет весел и здоров, и спокоен. И тогда он выйдет вечером на воздух, ибо жара была велика, и ляжет в постель свою в чистой свежей одежде, и проспит хорошо и крепко всю ночь, не помышляя ни о каких грехах, поэтому я говорю, что охотники, умирая, попадают в рай, и живут в этом мире радостнее, чем все другие люди.

… Люди желают в этом мире жить долго в здоровье и в радости, а после смерти — здоровья души. А у охотников все это есть. Поэтому будьте все вы охотниками и поступайте, как мудрые люди".[595]

О том, как умер герцог, современники не сообщают, но можно предположить, что среди его собственного отряда было очень много жертв. (Легенда о том, что он был толстым и поэтому был растоптан ногами и задохнулся, является изобретением поздних Тюдоров, хотя современные историки до сих пор повторяют ее без всяких сомнений.[596]) Первоначально герцог намеревался служить со 100 латниками и 300 лучниками, но в итоге он взял 340 лучников (и ему пришлось заложить свои поместья, чтобы выплатить им жалование до отплытия из Саутгемптона).[597] К 6 октября, когда начались записи казначейства за второй финансовый квартал, за два дня до выхода из Арфлера, его численность сократилась до восьмидесяти латников и 296 лучников (четверо из последних были вычеркнуты, поскольку не могли выпустить прицельно требуемый минимум — десять стрел в минуту). Во время похода он потерял еще трех латников и трех лучников, так что весь его отряд во время битвы состояла из 370 человек. Записи тех, кто вернулся домой из Кале, показывают, что только 283 из них пережили битву: восемьдесят шесть его эсквайров и лучников — почти четверть присутствующих — погибли вместе с ним при Азенкуре.[598]

Такой высокий процент потерь соответствует тому, что мы знаем о ходе сражения. Герцог командовал английским авангардом, который составлял правое крыло в битве, и поэтому был объектом атаки французского левого крыла во главе с графом Вандомским, которое также понесло очень тяжелые потери.[599] Капеллан говорит нам, что бой был самым тяжелым, а груды тел — самыми большими вокруг знамен трех английских баталий, так что это также предполагает, что герцог и его люди были среди тех, кто принял на себя основную тяжесть французской атаки. Сохранившаяся информация о других английских отрядах свидетельствует о том, что потери герцога при Азенкуре были исключительно высоки.[600]

Сэр Ричард Кигли, рыцарь из Ланкашира и друг сэра Уильяма Ботильера, погибшего при Арфлере, имел личный отряд из шести латников и восемнадцати лучников. Сам сэр Ричард был убит в битве, вместе с четырьмя его лучниками, Уильямом де Холландом, Джоном Гоценбогом, Робертом де Брэдшоу и Гилбертом Хаусоном. Хотя мы не знаем, где и как погиб в битве Кигли, можно предположить, что он мог командовать ланкаширскими лучниками и что они могли находиться на правом английском фланге, прикрывая отряд герцога Йоркского. Ланкаширские контингенты, безусловно, понесли более тяжелые потери, чем любой другой отряд, кроме отряда герцога Йоркского, что позволяет предположить, что они также находились в центре самых ожесточенных схваток на том крыле.[601]

Другие погибшие при Азенкуре воины, чьи имена сохранились, также были сплоченной группой из одного региона.[602] Дэффид ап Ллевелин, известный своим современникам как Дэви Гам, приобрел полулегендарный статус валлийца, который послужил вдохновением для шекспировского Флюэллена (сокращение от Ллевелин). Также говорят, что о нем написал стих мятежный князь Оуэн Глендоуэр, описав его как невысокого, рыжеволосого человека с косоглазием ("Гам" — валлийское прозвище для косоглазия). Ллевелин всегда был верным ланкастерцем. Его земли, которыми он владел от Генриха IV, сначала как граф Херефорд, а затем как князь, были в основном в Бреконе. Во время валлийского восстания его лояльность сделала его мишенью для мятежников, и в 1412 году он был предан в руки Оуэна Глендоуэра и находился в плену, пока в конце концов не был выкуплен.[603]

Хотя в Азенкурскую кампанию он взял с собой отряд всего из трех лучников, Ллевелин был посвящен в рыцари на поле боя, но пал в сражении. Вместе с ним погибли два его зятя — Уоткин Ллойд и Роджер Воган, первый из которых был нанят Джоном Мербери, камергером южного Уэльса, в качестве одного из отряда из девяти латников, четырнадцати конных лучников и 146 пеших лучников из Брекона. Вдова Вогана, Галадис, вышла замуж за Уильяма Томаса из Раглана, который также был ветераном Азенкура и, как и ее отец, был посвящен в рыцари на поле боя.[604]

Хотя картина неизбежно неточна из-за неполноты имеющихся сведений, можно назвать по крайней мере 112 человек с английской стороны, убитых в битве, не считая тех, кто позже умер от ран. Из них почти две трети были лучниками, чьи имена сохранились только в казначейских записях и не были записаны ни одним современником-хронистом. Когда мы переходим к французской стороне, не существует эквивалентных административных сведений, которые могли бы дать нам хотя бы намек на количество погибших недворян. Что у нас есть, так это списки людей, чьи имена были записаны только потому, что они имели право носить герб. Эти списки обычно составлялись герольдами, но даже они не могли быть исчерпывающими. Иногда это происходило из-за недостатка местных знаний: бретонский хронист, такой как Ален Бушар, смог добавить имена нескольких бретонских рыцарей, которых не смогли идентифицировать арманьякские и бургундские источники. (Бушар также отметил, что все триста бретонских лучников под командованием Жана де Шатожирона, мессира де Комбура, "за исключением очень немногих", были убиты в битве вместе с ним).[605]

Главная причина неполноты списков погибших французов заключается в том, что их просто было очень много. В окончательный список погибших вошли три герцога (Алансонский, Барский и Брабантский), по меньшей мере восемь графов (Бламон, Фокемберг, Грандре, Марле, Невер, Руси, Вокур и Водемон) и один виконт (Жан сеньор де Пюизе, младший брат герцога Бара), что наводит на определенные размышления.[606] Даже обычно неутомимый Монстреле, посвятивший целую главу хроники убитым или взятым в плен, сумел записать более трехсот имен погибших, после чего признался: "И многих других я опускаю для краткости, а также потому, что невозможно знать, как записать их всех, потому что их было слишком много".[607] Шокирует факт, что среди погибших французов был и архиепископ. Жан Монтегю, архиепископ Сенса, не был обычным священником. Его роль во французской армии не была дипломатической или пастырской, как у его английских коллег, епископов Норвича и Бангора. Он также не был священнослужителем, призванным защищать свою страну в условиях крайней опасности, как те, что оставались в Англии. Он принадлежал к редкой и вымирающей породе воинствующих священников, которые одинаково хорошо владели как мечом, так и кадилом. Будучи епископом Шартра, он был членом вдохновленного романтикой "Суда любви" Карла VI, созданного в 1400 году для "преследования" нарушений рыцарского поведения по отношению к дамам.[608] В 1405 году его преданность арманьякам обеспечила ему должность канцлера Франции, но он бежал, когда его брат Жан де Монтегю, гроссмейстер королевского дома, был убит парижской толпой в 1409 году. Он ненадолго попал в плен в Амьене в шлеме и кирасе, но вновь появился в 1411 году, командуя четырьмя сотнями рыцарей при защите Сен-Дени от англичан и бургундцев в Сен-Клу. По словам монаха Сен-Дени, который, очевидно, восхищался этим боевитым христианином, он погиб при Азенкуре, "нанося удары со всех сторон с силой Гектора". Жан Жувенель дез Юрсен был менее комплиментарен: смертью архиепископа "не были сильно опечалены, — отметил он, — поскольку война не входила в его обязанности".[609]