Бернард Корнуэлл - Азенкур

Бернард Корнуэлл

Азенкур

Моей внучке, Эсми Корнуэлл, с любовью

Азенкур — одно из самых ярких эпических событий в истории Англии… Это победа слабых над сильными, простонародного войска над конными рыцарями, отваги над гордыней… И еще это повесть о нравах, годных для скотобойни, и откровенных зверствах.

…убитых множество и груды трупов; нет конца трупам, спотыкаются о трупы их.

Дорогой читатель!

Бернард Корнуэлл давно числится среди моих любимых авторов, и потому я с великим удовольствием представляю вам роман, который считаю лучшим из всего им написанного, — «Азенкур». Усилия издательства «HarperCollins», годами создававшего читательскую аудиторию для этого блистательного рассказчика, принесли свои плоды: продажи росли от книги к книге, недавний цикл «Саксонские хроники» вывел Корнуэлла на новый уровень, и теперь наконец свершилось счастливое событие, которого мы так ждали: выходит в свет «Азенкур» — крупный отдельный роман, способный принести Бернарду Корнуэллу широкое читательское признание, которого автор всецело заслуживает.

Битва при Азенкуре позволяет писателю, снискавшему заслуженную славу «величайшего мастера историко-приключенческого романа» («Вашингтонпост»), достичь невиданной прежде масштабности повествования. Многие помнят, что в драме Шекспира «Генрих V», действие которой строится вокруг Азенкурской битвы, король Генрих говорит «о нас, о горсточке счастливцев, братьев»[1]. Азенкур и вправду был сражением малого войска против многолюдных полчищ: 25 октября 1415 года на раскисших от ливня полях Северной Франции шесть тысяч английских воинов сошлись в битве с тридцатью тысячами французов — и победили. Слава этой победы — одного из крупнейших событий средневековой Европы — не меркнет даже спустя шестьсот лет.

В 2003 году мне посчастливилось съездить вместе с Бернардом на поле Азенкурской битвы, и я был несказанно впечатлен картиной сражения, которую он развернул передо мной там, на поросшей травой равнине, и которая вновь вставала у меня перед глазами во время чтения романа.

Новая книга в полной мере отражает признанную особенность таланта Бернарда Корнуэлла — умение преломлять исторические события через восприятие конкретного человека: великая битва предстает перед нами так, как ее видит простой парень, английский лучник Николас Хук. Созданный умелым пером Корнуэлла, увлекательный роман о войне и выживании воспринимается как блестящее историческое исследование и великолепный плод творческой фантазии — захватывающее, интересное и познавательное чтение. Надеюсь, вам понравится!

Брайан Мюррей, президент и главный исполнительный директор HarperCollins Publishers Worldwide,

июль 2008

Пролог

Зимним днем 1413 года, перед самым Рождеством, Николас Хук решился на убийство.

День стоял холодный. Полуденное солнце тщилось растопить ледяную корку, которой сковал землю крепкий ночной мороз. В безветренной тиши мир выглядел бледным, стылым и недвижным, лишь на нижней дороге, что вела от лесных холмов к мельничным пастбищам, маячила фигура Тома Перрила.

Девятнадцатилетний Ник Хук был охотником, и даже в мороз, когда легчайший неверный шаг отозвался бы ледяным хрустом, он ступал бесшумно, как призрак. Ник двигался так, чтобы ветер дул от него в сторону нижней дороги — там, погоняемый Перрилом, ломовой битюг лорда Слейтона тащил на постромках тяжелый срубленный вяз, который пойдет на новые лопасти для мельничного колеса. Том Перрил был один, хотя редко пускался в путь без братца или прихвостней, а уж чтобы выйти за деревню без лука на плече — такого Хук за ним не помнил.

Ник Хук остановился у кромки леса, скрытый кустами падуба. В сотне шагов от него Перрил исходил проклятиями: огромный вяз, то и дело цеплявшийся за мерзлые неровности колеи, вконец измучил битюга, и тот, заартачившись, встал. Даже исхлестанный в кровь, он не сходил с места, и Перрил, опустив руку с кнутом, лишь бессильно осыпал бранью несчастное животное.

Из холщовой сумки на поясе Хук вытащил стрелу и убедился, что выбрал нужную. Широкий наконечник с длинным черешком и с лезвиями, способными прорезать оленье тело, — от такой стрелы жертва истечет кровью, даже если Хук промахнется мимо сердца, чего обычно не случалось. В восемнадцать лет Ник Хук выиграл состязание трех графств, победив знаменитых на пол Англии лучников, и на сто шагов бил без промаха.

Хук наложил стрелу на цевье, не отводя глаз от Перрила: оружие он чувствовал не глядя. Подхватив стрелу большим пальцем левой руки, правой слегка сдвинул тетиву, чтобы она легла в узкую прорезь на оперенном конце стрелы, и вскинул лук, по-прежнему не отрывая взгляда от старшего сына мельника.

Любой, кому не выпало быть лучником, не напряг бы лук и наполовину, однако Хук натянул тетиву без видимых усилий, доведя ее до правого уха.

Перрил, одетый в кожух из оленьей шкуры поверх штанов и куртки, глазел на мельничные пастбища, за которыми серебристой нитью вилась река под оголенными по-зимнему ивами, и не подозревал, что от смерти его отделяют всего несколько мгновений.

Хук отпустил тетиву, и мягкое движение отозвалось в пальцах лишь едва заметной дрожью.

Стрела пошла ровно. Мелькнуло серое оперение. Ясеневое древко со стальным жалом устремилось прямо в сердце Перрилу. Хук затачивал наконечник собственноручно и знал, что оленью шкуру тот прошивает так же легко, как тончайшую паутину.

Ник Хук ненавидел Перрилов не меньше, чем те — Хуков. Вражда зародилась два поколения назад, когда дед Тома Перрила убил деда Хука в деревенской харчевне, ткнув его в глаз кочергой. Старый лорд Слейтон объявил случившееся честной дракой и оставил мельника без наказания. С тех самых пор Хуки жаждали поквитаться.

Ни разу в этом не преуспев.

Отца Ника забили до смерти на футбольной игре: из дюжины молодцев, что кинулись искать мяч, улетевший в заросли за господским садом, вернулись лишь одиннадцать. Виновного не нашли, хотя все знали, что без Перрилов не обошлось. Попытку объявить смерть убийством молодой лорд Слейтон высмеял:

— Если вешать за убийство на футболе, придется казнить пол-Англии!..

Отец Хука, пастух, оставил беременную вдову и двоих сыновей. Вдова, пережив мужа на два месяца, разрешилась мертвой девочкой и умерла родами в праздник Святого Николая — в тот самый день, когда Нику исполнилось тринадцать. Бабку такое совпадение убедило в том, что Ник проклят, и она прибегла к своим средствам: вогнав стрелу поглубже ему в бедро, она затем велела Нику убить ею оленя, чтобы снять проклятие. Однако лань из угодий лорда Слейтона, воровски добытая окровавленной стрелой, ничего не изменила: Перрилы и не думали вымирать, вражда длилась по-прежнему. Когда у Хуков зачахла великолепная яблоня, бабка не сомневалась, что дерево сглазила Перрилова старуха.

— Мерзкие дерьмохлебы эти Перрилы, — сплюнула она. — Как есть выродки.

На Тома Перрила и его младшего брата Роберта она попыталась навести порчу, однако болезнь их не взяла: не иначе как оберег Перриловой старухи оказался сильнее. Зато пропали две козы, которых Хук гонял на общее пастбище. И хотя деревня списала пропажу на волков, Ник Хук точно знал, что тут постарались Перрилы. В отместку он зарезал их корову, но корова — не Перрилы, те остались жить. Бабка то и дело бурчала, что Хук обязан истребить вражье отродье, но подходящего случая так и не подворачивалось. В конце концов бабка прокляла Ника («Чтоб тебе плеваться дерьмом, чтоб тебе корчиться в аду!») и в шестнадцать лет выставила его из дома.

— Сдохни от голода, ублюдок! — прорычала она вслед. К тому времени бабка выжила из ума, спорить было бесполезно.

Голод угрожал бы Хуку всерьез, не выйди он в тот год на состязание шести деревень. Поглядев, как Ник одну за другой всаживает стрелы в дальнюю цель, лорд Слейтон официально назначил его егерем: теперь Хуку вменялось в обязанность снабжать олениной стол его светлости.

— Уж лучше бей дичь по долгу службы, — заметил тогда лорд Слейтон, — чем тебя вздернут за незаконную охоту.

Сейчас, перед самым Рождеством, в день святого Виннибальда, Ник Хук следил глазами за стрелой, пущенной в Тома Перрила.

Хук не сомневался, что она несет смерть.

Стрела шла ровно, уже начав снижаться между высокими, посеребренными инеем изгородями. Том Перрил о ней и не подозревал. Ник Хук улыбнулся.

И тут стрела дрогнула.

Оперение отлетело в сторону — должно быть, не выдержал клей и обвязка. Стрела, дернувшись влево, царапнула коню бок и вонзилась в плечо. Битюг заржал, вздыбился и рванул вперед, выдернув тяжелый ствол дерева из заледеневшей борозды.