Роберт Масси - Николай и Александра
Пока Ренненкампф, отказавшись от преследования немцев, отдыхал после победы, армия Самсонова с трудом преодолевала бездорожье к северу от польской границы. Людям приходилось форсировать множество речек, идти по болотам. Население было малочисленным, дороги никуда не годились, железные дороги отсутствовали. Лишь изредка попадались фермы, солдатам приходилось питаться только тем, что везли в обозах. Накануне сражения некоторые подразделения пять дней получали лишь часть хлебного рациона.
И все-таки армия Самсонова продвигалась вперед. Солдаты, в основном бывшие крестьяне, с живым любопытством разглядывали прусские городки. Войдя в Алленштейн, солдаты 23-го корпуса радостно закричали "ура!" Они решили, что достигли предместья Берлина. Сам командующий был настроен не столь оптимистически. По цепочке, начинавшейся в Париже, через Палеолога, великого князя Николая Николаевича и командующего Северо-Западным фронтом, Самсонов получал настойчивые требования ускорить наступление. "Продвигаемся согласно плану без остановки, проходя по песку по двадцать верст в сутки. Быстрее идти не могу", - отвечал он. Он умолчал, что солдаты без провианта, лошади без фуража, обозы отстали, артиллерия застряла в трясине.
24 августа, день спустя после их прибытия в Восточную Пруссию, Гинденбург и Людендорф решили начать рискованную игру. Оставив для прикрытия всего две бригады [(В действительности были оставлены две пехотных и одна кавалерийская дивизии (Д.В.Вержковский и В.Ф.Ляхов. Первая мировая война 1914-1918 гг. М., Воениздат, 1964, с.68))], противостоящие армии Ренненкампфа, прохлаждавшейся уже пять суток, они погрузили в эшелоны всех остальных солдат, направив их навстречу Самсонову. К 25 августа переброска была закончена. Ренненкампф так и не возобновил наступление, и армия Самсонова оказалась лицом к лицу с многочисленным противником, в довершение всего, превосходившим его по количеству орудий. Доложив генералу Жилинскому, командующему Северо-Западным фронтом, о тяжелой обстановке, в какой оказалась его армия, Самсонов получил грубый ответ: "Видеть противника там, где его нет - это трусость. Я не позволю генералу Самсонову праздновать труса. Настаиваю, чтобы он продолжал наступать".
За четыре дня боев утомленные изнурительными переходами войска Самсонова сделали все, что было в их силах. Однако, окруженные с трех сторон, подвергаемые шквальному артиллерийскому огню, войска 2-й армии потерпели поражение. Самсонов отнесся к этому фаталистически."Сегодня повезло противнику, завтра повезет нам", - заявил он и, отъехав в лесок, застрелился.
Немцы назвали это сражение "битвой под Танненбергом". Это был реванш за поражение тевтонских рыцарей, нанесенное им славянскими войсками в этих же местах в 1410 году. В сражении под Танненбергом потери русских составили 110 000 человек, в том числе 90 000 пленными. Вина за поражение пала на генерала Жилинского, который был смещен, и на Ренненкампфа, который был уволен из действующей армии, а в октябре 1915 года и с военной службы. Великий князь Николай Николаевич, под командованием которого русские войска одерживали в Галиции одну победу за другой, отнесся к известию о поражении под Танненбергом довольно спокойно. В ответ на соболезнования французского военного атташе он сказал: "Мы счастливы принести такие жертвы ради своих союзников". В Петрограде Сазонов сообщил Палеологу: "Армия Самсонова уничтожена. Это все, что я знаю". После некоторого молчания он добавил простым тоном: "Мы должны были принести эту жертву Франции, которая показала себя такой верной союзницей". Поблагодарив русского министра иностранных дел за такую "душевную щедрость", Палеолог [(Этот, по словам предшественника Палеолога, Жоржа Мишо, "напыщенный дурак" заявил: "французы и русские стоят не на одном уровне. Россия одна из самых отсталых стран... Поэтому наши потери будут чувствительнее русских потерь". (М.Палеолог. Царская Россия перед революцией. М.-Пг. 1923, с.76))] тотчас перевел разговор на единственную тему, которая его заботила: опасность вторжения немцев в Париж увеличивалась с каждым часом.
Несмотря на самоубийственную храбрость русских войск и неумелое руководство неподготовленного наступления в Восточной Пруссии, главная его цель была достигнута: немцы сняли часть своих войск с западного фронта. Незначительное проникновение русских армий в Восточную Пруссию наделало в Германии много шума. Беженцы, многие из которых принадлежали знатным родам, вне себя от гнева и отчаяния, обрушились на правительство; кайзер был взбешен, сам фон Мольтке признал, что "все успехи германского наступления на западе будут сведены на нет, если русские войдут в Берлин". 25 августа, решив нанести удар по армии Самсонова, фон Мольтке отказался от первоначального своего намерения не обращать внимание на русских, пока не будет разбита Франция. Сняв с первого фланга западного фронта два армейских корпуса и кавалерийскую дивизию, он перебросил их на восток. К битве под Тенненбергом эти части опоздали, вернуться же назад для участия в сражении на Марне уже не успели. "Возможно, это-то нас и спасло, признавался генерал Дюпон, один из помощников Жоффра. - Такая ошибка, совершенная начальником германского генерального штаба в 1914 году, должно быть, заставила его знаменитого дядю перевернуться в гробу".
Как и предвидели французские генералы, спасение Франции заключалось в том, чтобы расшевелить русского великана. А чем это кончится для русских победой или поражением - не имело для французов значения, главное помешать немцам продвигаться к Парижу. С этой точки зрения русские, которые гибли в лесах Восточной Пруссии, в той же мере способствовали союзническому делу, как и французы, умиравшие на берегах Марны.
21. СТАВКА
Когда началась война, первым порывом императора было принять на себя командование армией по примеру древних царей, которые вели войско на супостата. Но министры принялись отговаривать царя от такого решения, убеждая его не рисковать своей репутацией как монарха, тем более, что, по словам Сазонова, "надо быть готовым к тому, что мы будем отступать в течение первых недель".
Главнокомандующим стал великий князь Николай Николаевич, выехавший со своим штабом из Петрограда 13 августа. Ставку свою он организовал в Барановичах, узловой железнодорожной станции посредине между германским и австрийским фронтами, на боковой ветке Московско-Варшавской железной дороги. Великий князь и штабные офицеры жили и работали в поездах, поставленных веером и укрытых от посторонних глаз листвой деревьев в березняке, где местами росли сосны. Ставку охраняло тройное кольцо часовых. Со временем над вагонами были установлены навесы, которые защищали их от жары и снега, а вдоль составов проложены мостки.
Главной фигурой в ставке был великий князь, занимавший отдельный вагон. На полу вагона лежали медвежьи шкуры и восточные ковры. На стенах специального купе висело сотни две икон. Над дверными проемами во всех помещениях, куда заходил великий князь, были прикреплены листки белой бумаги, напоминавшие саженного роста генералиcсимусу, что следует пригибаться.
Британский военный атташе в Петрограде генерал сэр Джон Хенбери-Вильямс, приехавший в Ставку на поезде великого князя, оставался там вплоть до отречения государя. В дневнике, который генерал вел все эти два с половиной года, дается яркая картина жизни в генеральном штабе русской императорской армии во время первой мировой войны: "Мы все ходили молиться в маленькую деревянную церковь, построенную на территории Ставки. Гвардейцы и лейб-казаки... в полевых гимнастерках и длинных серых шинелях, стояли не шевелясь, похожие на статуи, установленные в сосновом лесу. Неожиданно раздавались звуки рожков, и в дали появлялся великий князь Николай Николаевич - суровое лицо, высоко поднятая голова. Обожаемый всей армией, в которую и сам был влюблен - это была личность почти мистическая... Дойдя до шеренги, он поворачивался лицом к военным и, глядя им прямо в глаза, приветствовал всех, невзирая на чины, общим приветствием: "Здорово, молодцы!" С грохотом отсалютовав оружием, те дружно отвечали... Потом все мы чинно входили в церковь".
Государь любил приезжать в Ставку, где царила эта суровая и мужественная атмосфера. Когда вереница синих вагонов с золотыми двуглавыми орлами на бортах останавливалась возле великокняжеского состава, император с радостью погружался в армейские будни. Ему по душе была деловая обстановка, царившая в Ставке, нравилось, как четко отдаются и выполняются распоряжения; он любил профессиональные разговоры в офицерской столовой, простую жизнь среди природы. Это напоминало государю его молодость, когда его, тогда юного офицера, больше всего заботило одно: как бы не проспать и не опоздать к утреннему построению. К тому же, здесь он отдыхал от государственных забот и министров. Хотя государь всей душой был предан жене и детям, такие поездки заставляли его забыть оторванный от внешнего мира, тесный, по существу, женский, мирок Царского Села.
