Эдвард Гиббон - Закат и падение Римской Империи. Том 1

Отвратительное название тирана, как известно, нередко употреблялось в древности для обозначения противозакон­ного захвата верховной власти, но под ним вовсе не подразу­мевалось злоупотребление этой властью. Многие из пре­тендентов, поднявших знамя бунта против императора Гал­лиена, были блестящими образцами добродетели, и почти все они обладали в значительной мере и энергией и таланта­ми. Благодаря своим личным достоинствам они приобрели расположение Валериана и благодаря тем же достоинствам мало-помалу возвысились до самых важных должностей в империи. Военачальники, принявшие титул Августа, или приобрели уважение своих войск искусными распоряжения­ми и строгой дисциплиной, или действовали на их воображе­ние храбростью и военными успехами, или были любимы за свою щедрость и великодушие. Их нередко провозглашали императорами на том самом поле сражения, на котором была одержана победа, и даже самый ничтожный из всех этих кандидатов на престол, оружейный мастер Марий, отличал­ся неустрашимой храбростью, необычайной физической си­лой и грубой честностью. Только что покинутое им низкое ремесло, правда, придавало его избранию вид чего-то смешного и странного, но его происхождение не могло быть более низко, чем происхождение большей части его соперников, которые родились в крестьянском звании и поступили в ар­мию простыми солдатами. В эпохи внутренних неурядиц всякий деятельный ум находит для себя то место, которое указано ему самой природой, а среди смут, порождаемых всеобщей войной, военные заслуги есть тот путь, который ведет к славе и могуществу. Из девятнадцати тиранов только один Тетрик был сенатор и только один Пизон был знатного происхождения. Кровь Нумы текла, через двадцать восемь последовательных поколений, в жилах Кальпурния Пизона, который, будучи связан родством с самыми знатными родами путем брачных союзов, имел право украшать свой дом изображениями Красса и великого Помпея. Его пред­ки неоднократно удостаивались всех тех отличий, какие мог­ла дать республика, и из всех древних римских родов только род Кальпурниев пережил тиранию цезарей. Личные качест­ва Пизона придавали новый блеск его роду. Узурпатор Валент, по приказанию которого он был лишен жизни, призна­вался с глубоким раскаянием в душе, что даже враг должен бы был уважать святость Пизона, и, несмотря на то что он умер, сражаясь против Галлиена, сенат с великодушного разрешения императора декретировал триумфальные поче­сти в память столь добродетельного мятежника.

Наместники Валериана, искренно привязанные к отцу, ко­торого они уважали, не хотели служить его недостойному сыну, проводившему время в праздной роскоши. Так как власть римских императоров не имела опоры в чувстве дина­стической преданности, то измену такому недостойному мо­нарху можно было в некоторой мере оправдывать патриотиз­мом. Однако, если мы внимательно рассмотрим поведение этих узурпаторов, мы найдем, что они были вовлечены в мя­тежи не столько своим честолюбием, сколько страхом. Они боялись подозрительности и жестокости Галлиена, но не ме­нее боялись своенравия своих войск и их склонности к наси­лиям. Если опасная преданность армии необдуманно провоз­глашала их достойными престола, они были обречены на верную гибель; в таком случае даже благоразумие требова­ло, чтобы они, не дожидаясь смерти от руки палача, присво­или себе хоть на короткое время верховную власть и попыта­лись удержать ее в своих руках силою оружия. Когда эти жертвы солдатского насилия были против своей воли облече­ны в императорское достоинство, они нередко втайне скорбе­ли об ожидавшей их участи. "Вы лишились, - сказал Сатур­нин в день своего провозглашения императором, - вы лиши­лись полезного начальника и сделали из меня очень жалкого императора".

Опасения Сатурнина оправдывались результатами проис­ходивших на его глазах восстаний. Из девятнадцати тира­нов, поднявших знамя бунта в царствование Галлиена, ни один не наслаждался спокойной жизнью и ни один не умер естественной смертью. Лишь только они были облачены в обагренную кровью императорскую мантию, они внушали своим приверженцам точно такие же опасения и точно такие же честолюбивые надежды, какие послужили мотивом для их собственного восстания. Окруженные домашними загово­рами, военными бунтами и междоусобной войной, они с тре­петом едва удерживались на краю той пропасти, в которую неизбежно должны были пасть после более или менее про­должительных тревог. Хотя армии и провинции, повиновав­шиеся этим недолговечным императорам, воздавали им все должные почести, их основанные на мятеже права никогда не получали законной санкции и не заносились на страницы истории. Италия, Рим и сенат постоянно стояли за Галлиена, так как он один считался повелителем империи. Впрочем, этот государь признал военные заслуги Одената, который был достоин этого почетного отличия, потому что всегда от­носился с уважением к сыну Валериана. С общего одобрения римлян и с согласия Галлиена сенат дал храброму пальмир­цу титул Августа и этим как бы упрочил за ним управление восточными провинциями, которыми он и без того уже заве­довал с такой самостоятельностью, что передал их, как част­ную собственность, по завещанию своей знаменитой жене Зенобии.

Рис. Зенобия.

Такие быстрые и беспрестанно возобновлявшиеся перехо­ды от хижины к престолу, а от престола к могиле могли бы казаться забавными для равнодушного философа, если бы только философ мог оставаться равнодушным при виде об­щих бедствий человеческого рода. И избрание этих недолго­вечных императоров, и их владычество, и их смерть оказы­вались одинаково пагубными и для их подданных, и для их приверженцев. В награду за свое возвышение они немедлен­но выдавали войскам громадные денежные суммы, которые вымогались из кармана и без того уже истощенного народа. Как бы ни был благороден их характер, как бы ни были чис­ты их намерения, они не могли избежать печальной необхо­димости поддерживать свою узурпацию беспрестанными ак­тами хищничества и жестокости. Когда они гибли, они вов­лекали в свою гибель и армии и провинции. До нас дошел варварский указ, посланный Галлиеном к одному из его ми­нистров после падения Ингенуя, провозгласившего себя им­ператором в Иллирии. "Недостаточно, - писал этот изнежен­ный, но бесчеловечный государь, - чтобы вы истребляли тех, кто выступал с оружием в руках; случайности войны могли бы доставить мне такую же выгоду. Мужское население вся­кого возраста должно быть вырвано с корнем с тем только условием, что, подвергая смертной казни детей и стариков, вы должны найти средства, чтобы спасти нашу репутацию. Пусть умирает всякий, кто проронил хоть одно слово, кто возымел хоть какую-нибудь мысль против меня, - против меня, сына Валериана, отца и брата стольких принцев. Не забывайте, что Ингенуй был сделан императором, терзайте, убивайте, рвите на куски. Я пишу вам собственноручно и желал бы внушить вам мои собственные чувства". В то время как военные силы государства бесполезно расходова­лись на личные раздоры, беззащитные провинции были лег­кой добычей для всякого, кто хотел напасть на них. Самые храбрые из узурпаторов были вынуждаемы трудностями сво­его положения заключать с общим врагом унизительные мирные договоры, покупать нейтралитет или услуги варва­ров обременительными для народа данями и вводить незави­симые и враждебные племена в самое сердце Римской монар­хии.

Таковы были варвары и таковы были тираны, которые в царствования Валериана и Галлиена расчленили провинции и довели империю до такого унижения и разорения, от кото­рых, казалось, она никогда не будет в состоянии поправить­ся. Мы постарались изложить главные события этого бедст­венного периода в порядке и с последовательностью, на сколько это возможно при скудости исторического материала. Нам еще остается описать некоторые отдельные события, которые могут бросить яркий свет на представленную нами страшную картину, а именно: I. Беспорядки в Сицилии, II. Смуты в Александрии и III. Восстание исавров.

I. Когда мы видим, что многочисленные шайки разбойни­ков, размножающиеся вследствие своих успехов и безнака­занности, открыто издеваются над правосудием вместо того, чтобы увертываться от него, мы можем с полной уверенно­стью сказать, что самые низшие слои общества сознают крайнее бессилие правительства и злоупотребляют им. Гео­графическое положение Сицилии предохранило ее от нашествий варваров, а узурпаторы не могли бы найти для себя опоры в такой провинции, где вовсе не было войск. Но уда­ры, от которых пришлось страдать этому когда-то цветуще­му и до сих пор еще плодородному острову, были нанесены руками более низких людей. Бесчисленная толпа рабов и крестьян господствовала в течение некоторого времени над разоренной страной и напоминала те войны, которые Рим вел в старые времена со взбунтовавшимися рабами. Опу­стошения, в которых землепашцы являлись или жертвами, или соучастниками, разорили земледелие в Сицилии, а так как самые большие имения, иногда не уступавшие размером некоторым из древних республик, составляли собственность богатых римских сенаторов, то не трудно поверить, что эти смуты отзывались на столице гораздо сильнее, чем все завое­вания готов и персов.