Екатерина Моноусова - История Крестовых походов
Исторические хроники донесли до нас леденящие душу подробности средневекового немецкого геноцида. Вот король Генрих I Птицелов, в первой половине Х века взявший городок Гану, приказывает: всех взрослых жителей перебить, а детей превратить в рабов… Вот Оттон I, провозглашенный императором Священной Римской империи, повелевает увечить пленных: им вырывают языки, выкалывают глаза. В октябре 955 года на берегу моря была сложена гора из 700 трупов, которую венчал череп князя Тога. Пустые черные глазницы, устремленные вдаль, казалось, видели мрачное будущее этих земель…
«Наши немецкие князья так нас гнетут, наши налоги и рабство так велики, что нам ничего не остается, как живыми лечь в гроб. Ежедневно нас тиранят до полусмерти. Как вы хотите, чтобы мы исполняли обязанности, налагаемые на нас новой религией, когда нас ежедневно вынуждают к бегству? Если бы только нам найти место, куда скрыться…» — слова одного из языческих вождей, обращенные к католическому епископу, — самый подходящий эпиграф к кровавой летописи немецкой экспансии на восток.
Великому противостоянию германцев и народов Восточной Европы суждено будет затянуться на века. «Окончена прусская война, начинается литовская война», — сообщает хроника. Только против Великого княжества Литовского рыцари предпримут более 300 походов…
…Непроходимы жмудские леса. В топких болотах вязнут ноги одетых в железо коней, непреодолимым препятствием встают на пути реки. Вот почему походы на Литву совершались обычно зимой, когда ударяли морозы. Но, прежде чем ступить на заветную землю, надо было пройти морским путем по Балтике. Предпринять такое путешествие могли лишь знатные сеньоры. В отличие от предыдущих крестовых походов, эти были уделом исключительно дворянства. Один за другим здесь перебывали германские родственники великого магистра ордена тевтонцев фон Книпроде, представители немецкого рода фон Эльнер, фламандского фон Гистель… Дважды навестил жмудь граф Дерби — будущий английский король Генрих IV. Его превзошел Вильгельм IV, граф Голландии и Геннегау, совершивший опасный вояж целых три раза. Трижды участвовал в походах и рыцарь Дитрих фон Эльнер — в 1348-м вместе со шведским королем Магнусом он штурмовал крепость Орешек на Неве, а затем выступил с тевтонцами на Литву…
На надгробных плитах многих рыцарей того времени — полустертые тексты, подобные тому, каким почтили после кончины французского дворянина Жана де Рубо, кавалера ордена Золотого Руна: «Был в сражениях против неверных в Венгрии, в Тунисе, на Кипре и дважды в Пруссии». Посещение последней было в те времена для настоящих рыцарей поистине делом чести. Ведь во время этих походов можно было не только получить духовное спасение, но и показать рыцарскую удаль. А повезет — еще и заполучить неплохие трофеи… Тех, кому средств на путешествие не хватало, финансировали тевтонцы. В этом случае захватить военную добычу было для «гостя» (так именуют вооруженного паломника тевтонские хроники) делом чести — кредит, выданный орденом на дальнюю дорогу, необходимо возвращать. Любопытно, но странная война, больше напоминавшая грабительские набеги, временами казалась более эффективной, чем кровопролитные битвы или многодневные осады. Можно было разорить город — и, не дав противнику опомниться, напасть снова… «Гости» подходили для таких целей как нельзя лучше. Проведя в землях неверных предписанный обетом год, они возвращались в Мариенбург или в Кенигсберг. Здесь рыцарей ожидали вещи куда более приятные, чем война, — турниры, охота, всевозможные увеселения. Что-то вроде куртуазных рыцарских забав при дворе короля Артура с его знаменитым Круглым столом… Женщин на увеселения не приглашали — известен лишь один эпизод присутствия на танцевальном вечере некоей дамы, которая его и открывала. Но это скорее исключение, чем правило. Зато орден покровительствовал искусствам: жонглеры и шуты, певцы и музыканты до утра развлекали присутствующих. Записи о щедрых выплатах сохранили казначейские книги. Нередко артистов для празднеств привозили с собой и сами гости из Европы — многие крестоносцы отправлялись в поход со своими лучшими музыкантами и певцами. Трудно было даже представить, что все это происходит на земле монашеского ордена, — настолько далеки от монастырского аскетизма были эти приемы!..
Между тем сам орден все основательнее укреплялся на прибалтийских землях. «Из крестоносной псарни прибыл тать, пес, разжиревший от литовской крови!» — это о них, тевтонцах, скажет несколько веков спустя романтик Адам Мицкевич. Правда, «псами-рыцарями» они станут еще позже, с легкой руки советских переводчиков, работающих над одной из статей Карла Маркса. Одна неверная буква — и «рыцарские союзы» (Ritter — «рыцарь», Bund — «союз») превратятся в «рыцарских собак» (Hund по-немецки означает «собака»)…
Впрочем, литовским крестьянам эта ошибка вряд ли показалась бы такой уж крамольной. Дьявол во многих литовских сказках — немец в черных одеждах. Ничего удивительного — в борьбе с язычниками тевтонцы использовали поистине «дьявольские» средства, которые церковь официально запрещала. На границах литовских территорий они создавали искусственные пустыни, «огнем и мечом» опустошая землю, полностью истребляя местных жителей… Одна из самых страшных страниц тех лет — оборона города Пиленай в феврале 1336 года.
«…В воскресенье они окружили крепость Пуллен, или Пуллевен, несколько дней, один за другим, штурмовали её со всей силы, — рассказывает хроника. — Литовцы мужественно защищались; их, могущих держать оружие и меч, там было около четырех тысяч из всех соседних окрестностей. Услышав о приближающихся братьях Ордена, с женщинами, детьми, животными, богатством и пожитками вбежали в замок, как в надежное прикрытие. Войско Ордена жаждало добычи, поэтому оно сделало все, что было возможно, чтобы взобраться на стены крепости; со своей стороны, литовцы были готовы дождаться последнего, нежели сдаться со своей крепостью и попасть в руки врага, особенно из-за религии, которой они не терпели, так что легче было им умереть. Это они в этот раз по-настоящему нечеловеческим способом выполнили и доказали. Когда они увидели, что не могут больше удерживаться, и что их башни и заграждения из-за постоянной и непрекращающейся атаки проломаны, а в некоторых местах вообще разрушены, они разожгли большой костер, бросили туда все богатство и пожитки, потом задушили женщин и детей, после этого начали убивать один другого. Большая часть согнула шею вождю, чтобы он одного за другим рубил. Также здесь была одна старая язычница, которая своим топором отрубила головы ста мужчинам; они по собственному желанию приняли смерть из ее рук. В конце концов, когда ворвались враги, она тем же топором отрубила голову себе. Братья ордена не без слез и боли могли наблюдать большую часть этого страшного зрелища. Поэтому их войско еще быстрей спешило, чтобы спасти еще оставшихся от меча и огня. Когда они уже смогли спасать, остался только вождь со своими слугами, которые еще немалое время храбро защищались в одном укреплении, из них большинство было убито, и мало кто отдался в плен. Вождь Маргирис, как большой сильный великан, нечеловечески защищался и отрубил не одну голову, прежде чем захотел отказаться от своей. Когда уже больше не мог, он быстро выпрыгнул в темный подвал, где спрятал свою жену, и мечом разрубил ее пополам. После этого то же оружие вонзил себе в живот, так что оттуда кишки вылезли, упал к жене и отпустил несчастную душу. Крепость была сожжена, разрушена до основания и сравнена с землей…»
И все же, несмотря на яростное сопротивление, количество новообращенных христиан постепенно росло. Впрочем, сделавшись христианином, уважающий себя летт продолжал столь же сильно ненавидеть немцев, как и его сосед-язычник «…Когда хоронили литовца или прусса, плакальщики пели над ним: „Ступай, горемыка, из этого скорбного мира в лучший, где не хитрые немцы будут властвовать над тобой, а ты над ними…“» — пишет Мицкевич.
Немцы были не только хитры, но и жестоки. Двигаясь на восток, рыцари возводили все больше замков и крепостей. Вчерашних крестьян силой сгоняли в гарнизоны, лишая возможности работать на собственных полях и фермах. Молодых сотнями вербовали в солдаты — и плохо вооруженные пехотинцы погибали в бою первыми…
Любое восстание против правления рыцарей кроваво подавлялось. Его участников ожидала либо зверская казнь — либо пожизненное рабство. Быть может, именно поэтому, крестоносцы, как полагают многие исследователи, не слишком сильно усердствовали в вопросе обращения язычников — правоверный уже не мог быть рабом. А раб — прекрасное приобретение; он может трудиться до седьмого пота на черной работе, его можно отдать в уплату долга или продать… В результате и десятилетия спустя после официальной христианизации этого края многие новообращенные католики продолжали тайком посещать священные рощи предков.
