Темная сторона демократии: Объяснение этнических чисток - Майкл Манн
«Никто не может любить родину больше, чем я. И никто не проклинает ее больше чем я… Кровавая печать зверств навсегда останется на моем народе». Когда я спросила ее, долго ли будут лидеры страны истреблять свой народ с такой жестокостью, она ответила: «Да, то, что они сделали, они и будут делать впредь. Ведь еще не все кончено»… И еще она добавила: «А некоторые не обагрили руки в крови, они побрезговали, но теперь у них нет власти. И еще нас поставили перед выбором. Идет война. Со всех сторон враги. Если нация расколется, мы пропали. А поэтому — или мы, или армяне» (Barton, 1998: 164).
Партократическое государство сумело опереться на единство нации, честолюбие функционеров и патриотический подъем. Геноцид XX столетия шел по тому же проторенному пути. Несмотря на горстку инакомыслящих, радикальный «Иттихад» был централизованной пирамидальной структурой и все больше подчинял себе страну через подконтрольные партии органы власти. Турция не была государством, ведущим целенаправленный геноцид. Но радикальное ядро, опираясь на гражданскую и партийную власть, достигало своих целей. Чтобы осуществить геноцид, не нужна коллективная воля нации.
Разногласия в армии
В 1913 г. чистки в армии выдвинули на первые роли радикалов. Теперь радикальные офицеры отдавали приказы от имени законного гражданского правительства. Война узаконила многие беззакония. Превратности военного времени — военно-полевые суды, линия фронта, проходившая в районах расселения армян, необходимость убивать врагов — в этих условиях радикальная часть армии могла участвовать в массовых убийствах, не вызывая отторжения своих собратьев по оружию. Солдаты одними из первых приняли участие в резне армян в Киликии и в прифронтовой зоне с Россией. То же самое, но более хаотично происходило на Багдадской железной дороге. Армия несла с собою верную смерть, ведь у нее было, чем убивать. Но не армейцы стали главными виновниками геноцида. Лишь небольшая часть офицеров или солдат была к этому причастна. На их совести несколько тысяч жизней, но не более. Де Ногалес возлагает вину на вполне определенную прослойку. Он противопоставляет кадровых турецких офицеров, к которым испытывает глубокое уважение, другим офицерам, развращенным карьерными амбициями и политическими связями. Он сравнивает «профессионального солдата» (как он сам), соблюдающего некоторые правила войны, с «политическим солдатом», который никаких правил не соблюдает. Де Ногалес утверждает, что войска, задействованные в кровавых репрессиях, находились под началом «политических солдат». И что это была за армия? Иррегулярные войска, в основном курды, а также и полевая жандармерия. Ядром исполнителей геноцида были политические солдаты. (Этот термин охотно повторяли потом и нацисты.) Среди военных было немного активистов «Иттихада», за исключением высшего эшелона. Но много и не требовалось. Большинство солдат прошли через войну, не запятнав себя убийствами мирных жителей, как, вероятно, и генерал Мустафа Кемаль (впоследствии «отец всех тюрков» — Ататюрк). С партией «Иттихад» у него были весьма прохладные отношения. Как и большинство офицеров, он тянул армейскую лямку и публично никак не высказывался о депортациях. Другие офицеры, как и гражданские чиновники, были связаны с политикой и имели родственников в высших кругах (генерал-каратель Халиль был дядей Энвера). Третьим офицерам по роду службы приходилось проливать кровь не по армейскому уставу: организация партизанских отрядов, карательные экспедиции на Балканах, командование штрафными ротами (в штрафных войсках служило 4000 уголовников, выпущенных из тюрем, — см. Dadrian, 1994Ь: 97-8). Эти военные, прошедшие огонь и воду, составили костяк Специальных сил, о которых речь пойдет впереди.
Это была дисциплинированная армия. Все иностранцы отдавали должное храбрости и неукоснительному подчинению приказам турецкого солдата. Мы не знаем ни одной части, которая массово не подчинилась бы приказу. Дисциплина рядового состава поддерживалась суровыми наказаниями, в особенности за неповиновение и измену. Если бы солдаты отказались выполнять приказы о депортации, их бы расстреляли. Выжившие армяне рассказывали, что солдаты иногда им помогали, но делали это тайно. Вряд ли бы за неповиновение расстреливали офицеров, но крах карьеры тоже достаточно суровое наказание. Два офицера высокого ранга в составе армейской группировки на Востоке отказались выполнить приказ на уничтожение. Один из них сказал, что армян просто надо переселить и перемешать с другим населением.
С офицерами было трудно иметь дело. Некоторые сами подавали в отставку, другие занимали выжидательную позицию, но остальные сопротивлялись геноциду, как могли. Некоторые офицеры отдали под трибунал убийц, и те были расстреляны. Один отчаявшийся майор застрелился, оставив записку: «Мне стыдно быть турком». Режим тщательно отбирал исполнителей особо кровавых миссий, члены партии делали стремительную карьеру, и только им доверяли особо важные депортации. На второй фазе геноцида офицерство столкнулось с дилеммой: поголовное уничтожение армян или сохранение их как рабочей силы. Армяне были замечательными портными, они шили военную форму, тачали сапоги, работали в госпиталях, строили шоссе, железные дороги, туннели. Офицеры Джемаля-паши и генерала Халиб-бея не давали в обиду полезных армян (Bryce, 1972: 242; Dadrian, 1994b: 95–96; Kévorkian, 1998: 151, 191, 228–237; Yalman, 1970: 326–332; Yeghiayan, 1991: 258, 279). Хотя армия в целом не противодействовала геноциду, самих армейцев невозможно было превратить в профессиональных палачей. Режим хорошо понимал (как потом понимал и Гитлер), что в этом смысле на профессионалов войны положиться нельзя и надо изыскивать другие возможности.
