Ким Маккуарри - Последние дни инков
Число сподвижников Альмагро, вернувшихся в Испанию, было достаточным, чтобы склонить мнение короля в свою сторону — против Эрнана; но большинство альмагристов, находившихся в Перу, кое-как зарабатывали себе на существование. Испанцы, лишь недавно прибывшие в Перу, могли оправдать свою нищету словами о том, что они прибыли слишком поздно, чтобы поучаствовать в дележе перуанских богатств; сподвижники же Альмагро не могли утверждать подобного. Большинство из них впустую потратили два года в Чили в экспедиции Альмагро, которая не принесла им ничего, кроме трудностей и нищеты. Позднее, после того как альмагристы успешно захватили Куско и у них появилась реальная надежда на то, что они вскоре станут богатыми энкомендеро, им вскоре пришлось лишиться своих иллюзий в результате поражения в сражении при Лас Салинас. Хуже того, Диего де Альмагро — лидер, ради которого они рисковали своей жизнью в ожидании будущих вознаграждений, был ныне мертв. Оставался только единственный сын Альмагро — Диего де Альмагро-младший, который был рожден от туземной любовницы из Панамы. Хотя младшему Альмагро уже исполнилось девятнадцать лет, он «был таким инфантильным, что ему еще нельзя было доверить управление людьми или [командование] войсками».
Конечно, альмагристы «поставили не на ту лошадь». Не имея возможности занимать высокие должностные функции и не имея других видов службы, несколько сот последователей Альмагро с трудом зарабатывали себе на жизнь. Но самое тяжелое в данной ситуации было осознание ими того факта, что они и дальше будут пребывать в такой нищете. Ведь они боролись против Писарро, а те были известны тем, что ничего не забывают и ничего не прощают. Ведь испанское Перу представляло собой лишь крошечный мир; соответственно, если ты боролся против Писарро, это было равносильно тому, что ты теперь ходишь с каиновой печатью на лбу. «Жители [Лимы], — писал Педро де Сьеса де Леон, — испытывали такое равнодушие, что, даже видя их [альмагристов] умирающими с голоду, они не помогали последним совершенно ничем, они не хотели даже… дать им хоть чуть-чуть еды».
Ожесточение альмагристов в отношении Писарро было таким, что многие из них даже не снимали шляпы при появлении губернатора на улице, что являлось безусловным оскорблением. Писарро же, в свою очередь, вел себя так, словно последователей Альмагро вообще не существовало. «Жалкие черти, — порой говорил он, — им так сильно не повезло: ныне они пребывают в постыдном, нищем состоянии. Лучше всего оставить их в покое». Писарро надеялся, что в скором времени они все перемрут. В одном альмагристы были убеждены: пока Франсиско Писарро будет управлять Перу, они будут пребывать в нищете без проблесков надежды на лучшее будущее.
В июне 1541 г., примерно через три года после смерти Альмагро, группа альмагристов в Лиме приняла судьбоносное решение. По их мнению, единственным способом улучшить свое положение в Перу было отстранение Франсиско Писарро от власти; это, безусловно, означало его убийство. Если бы Писарро был устранен, то и перспективы династии Писарро на длительное правление почти наверняка сошли бы на нет. Король тогда оказался бы вынужден назначить нового губернатора, и тогда, по мнению альмагристов, у них мог появиться шанс улучшить свое положение.
Заговорщики — числом примерно 20 человек — выбрали 26 июня днем покушения: он должен был стать днем освобождения от беззаконной тирании Писарро и от бесконечной нужды и лишений, в которых жили альмагристы. Эрнан Писарро предупреждал Франсиско как раз об этой опасности: «Не позволяйте [даже] небольшому количеству… [последователей Альмагро] собираться вместе», при этом побуждая своего брата быть с ними щедрым, с тем чтобы они не стали в будущем источником проблем. Но Франсиско Писарро все делал как раз наоборот: он позволял альмагристам собираться вместе в любое время и при этом не предпринимал никаких попыток проложить мост, который соединил бы края пропасти, разделяющей два лагеря.
Ввиду того что неудовольствие и ненависть альмагристов было трудно скрыть, слухи о возможном заговоре с целью убийства циркулировали по Лиме уже на протяжении нескольких лет. Но Писарро — это было характерно для него — уделял им мало внимания, передвигаясь по городу совершенно свободно, в полной уверенности в силе своей власти и в своей способности защитить себя. Сьеса де Леон писал:
«Индейцы говорили, что приближается последний день маркиза и что он будет убит участниками чилийского похода… и некоторые индианки повторяли эти слова своим любовникам-испанцам. Также говорили, что… [конкистадор] Гарей Диас слышал эти слова от индианки и соответственно предупредил маркиза. Писарро рассмеялся и сказал, что не следует придавать внимания всем этим индейским сплетням».
26 июня было воскресенье. Писарро обычно выходил из своего дома утром и направлялся, пересекая площадь, в церковь, на мессу. Для альмагристов большую важность имело то обстоятельство, что Писарро в тот момент, по всей вероятности, не был вооружен. Но главное, что заговорщикам было неизвестно, это то, что один из их числа — человек по имени Франсиско де Эренсия — уже раскрыл план заговора за день до этого в ходе исповеди священнику. Церковник, в свою очередь, предупредил Писарро. Хотя Писарро отнес эту историю на счет «индейских сплетен», он тем не менее решил не ходить утром на мессу и попросил священника прийти к нему на дом. Он, однако, решил не отменять свое традиционное полуденное застолье, на которое обычно приглашались гости.
Утро 26 июня задалось холодным и серым, что было типично для этого времени года. Июнь — это начало зимы в Южном полушарии, и Лима в этом месяце окутывается своеобразным туманом с мелким дождем, именуемым гаруа, который может длиться до шести месяцев. В короткие зимние месяцы солнце больше напоминает луну, полупрозрачный серебристый диск, медленно движущийся в холодном сером тумане. Всю ночь заговорщики нетерпеливо ждали наступления дня. Когда раздался звон колокола, призывавшего горожан на службу и причастие, неожиданно в дом заговорщиков явились информаторы из числа альмагристов и сообщили о том, что Писарро не покидал своего дома и не пошел на мессу. Информаторы доложили, что губернатор, по слухам, болен и соответственно, вероятно, пробудет дома весь день.
Заговорщики, вполне естественно, заподозрили, что кто-то раскрыл их план. Теперь следовало принять быстрое решение, поскольку если бы их план стал известен всем, то их, несомненно, арестовали бы, а потом бросили в темницу или казнили. Собравшиеся в доме сына Диего де Альмагро мятежники обратились к лидеру группы, Хуану де Эрраде, который предложил им суровый выбор:
«Сеньоры… если мы проявим достаточную решимость и изобретательность, чтобы убить маркиза, то мы отомстим за смерть аделантадо [Альмагро] и… [получим] то вознаграждение, которого заслуживает наша служба во славу короля в его королевстве. Если же мы не уйдем отсюда и не выполним нашей цели, то завтра уже мы будем висеть на виселицах на площади. Пусть же каждый из вас сам решит, как ему поступить».
Альмагристы согласились с тем, что у них есть только один выбор — убить Писарро, как они первоначально и планировали. Вооруженные алебардам и, двумя лукам и, аркебузой и несколькими мечами, они высыпали на улицу и направились к центральной площади, выкрикивая: «Да здравствует король!» и «Смерть тиранам!». Изумленные прохожие на улице наблюдали затем, как группа людей стремительно пересекает площадь и направляется прямо к дому Писарро. Это двухэтажное здание с просторными помещениями для слуг, стражей, секретаря, мажордома, пажей и камергеров губернатора отделяли от дома заговорщиков два двора. Здание находилось на площади, прямо напротив собора.
Писарро уже прослушал мессу. В этот момент он обедал со своим единокровным братом Франсиско Мартином де Алкантарой и еще примерно с 20 гостями в большом обеденном зале на втором этаже. Когда в отдалении послышались крики группы людей, в комнату резко ворвался паж Писарро с криком: «Хватайте все свое оружие! Хватайте оружие! Люди из чилийского отряда направляются сюда, с тем чтобы убить маркиза!» Почти сразу же гости повскакивали со своих мест, испытывая замешательство в отношении того, что им делать дальше. В возникшей суматохе Писарро и несколько его компаньонов бросились к лестнице, ведшей во внутренний двор, чтобы посмотреть, что там происходит; как раз в этот момент толпа альмагристов вошла во внешний двор, размахивая своим оружием.
Одному из пажей Писарро, работавшему на внешнем дворе, довелось первому встретить заговорщиков — они моментально закололи его. Те из гостей Писарро, кто видел это нападение, поняли, что и их собственная жизнь в опасности, и бросились назад в обеденный зал, демонстрируя «величайшую трусость и убегая самым жалким, отвратительным образом», как написал Педро Сьеса де Леон двенадцать лет спустя в своей книге «Война при Чупасе». В то время как альмагристы поднимались по главной лестнице, криком призывая Франсиско Писарро показаться, заместитель губернатора — человек, который еще совсем недавно заверял Писарро насчет того, что он может рассчитывать на него в любой кризисной ситуации, — пролез через окно, перелез на балюстраду и оттуда уже выбрался в сад. Часть гостей последовала за большинством, некоторые даже попытались спрятаться под предметами меблировки.
