Галина Петреченко - Рюрик
Рюрик, вначале хладнокровно взиравший на состязающихся, после двух ударов соперников заинтересовался действиями Кьята. Он знал давно этого зрелого кельта, всегда был уверен в его поддержке, но не ожидал, что Кьят достиг равного мастерства с Дагаром.
Начались уловки соперников: кто кого обведет. И опять было трудно определить, на чьей стороне преимущество. Кьят - сын Геторикса, изгнанного свыше тринадцати лет назад ильменскими словенами, упорно шел удар в удар и уловка в уловку со знаменитым меченосцев Это было красивое зрелище: ни один из всадников не выказывал, друг другу ни злости, ни ненависти, каждый признавал в другом равного по силе, знающего воина.
Еще одна блистательная уловка Кьята и последующая за ней не менее удачная обводка Дагара убедили Рюрика, что оба воина достойны звания первого меченосца... И вот последний удар, - оба мужа скрестили тяжелые мечи и, стремительно отразив нападение, остановились... Вместо восторженного вопля присутствующих, который неминуемо бы раздался в случае явной победы одного из соперников, на поляне царила мертвая тишина. Зрители настороженно смотрели в сторону судей и ждали решения трех главных людей племени.
Меченосцы поклонились зрителям, судьям и оба остались в центре поляны, ожидая слова князя.
Рюрик поднялся и торжественно направился к своим гриденям. Пурпурная накидка, скрепленная на правоплече массивной фибулой, красиво развевалась на ветру; тяжелая серебряная цепочка глухо позвякивала в такт размеренному движению его тела; седовласая голова чуть-чуть наклонена вперед; довольный, счастливый взгляд князя пробегал то по одному, то по другому меченосцу.
Рюрик встал между дружинниками, поднял их руки вверх и громко молвил, глядя на зрителей:
- Оба соперника достойны звания первого меченосца!
Зрители закричали: "Ура! Молодец, Рюрик! Верно!" - захлопали в ладоши, но, видя, что князь не уходит из центра поляны, решили, что он хочет еще ЧТО-ТО объявить.
Рюрик выждал, пока все успокоились, и снова торжественно объявил:
- Отныне Дагар будет командовать полком правой руки, а Кьят - полком левой руки!
Зрители с новой силой закричали "ура", а князь невольно глянул на женщин и увидел счастливые лица своих жен. Они вновь увидели своего повелителя величественным и справедливым...
Коротким, но интересным было соперничество и секироносцев; и их бой был оценен по-доброму. А когда объявили о состязаниях лучников, то удивление зрителей и судей вызвал юнец, смуглолицый и быстроглазый, который был признан самым метким стрелком. Он упорно не хотел сдвигать самовязку на затылок, а тем более вовсе снять ее и показать свое лицо. Рюрик не выдержал такого неподчинения, восстановил взмахом руки тишину на поляне и направился к строптивому лучнику. Тот стоял, маленький, худенький, с низко опущенной головой и неизвестно чего ждал. Княжеского гнева? Или...
Рюрик подошел к стрелку, резким движением снял самовязку с его упрямо опущенной головы, и все ахнули: лучшим стрелком года оказалась... его вторая жена, Хетта! Князь засмеялся, крепко обнял ловкую обманщицу, расцеловав ее в обе щеки, чем вызвал всеобщее ликование зрителей, и отпустил жену с драгоценным подарком на место.
Но вот все зашевелились, задвигались, круг зрителей стал еще теснее, и Бэрин объявил о другом состязании: кто лучше споет, спляшет и веселее проведет хоровод. Первой вышла в центр круга знаменитая жрица Оршада и низким грудным голосом спела мелодичную, но короткую песню рарогов об их новой жизни среди ильменских слопен. Грустных событий она не поминала, перечислила лишь добрые, связанные с крепостью Ладога, да с богатыми урожаями, да с позором норманнов.
Рюрик прослушал новую песню Оршады не хмурясь и не волнуясь. Он понял благие намерения старой жрицы и был благодарен ей. Оршада поклонилась слушателям и отошла в сторону. Зрители теплыми словами проводили старую жрицу и притихли в ожидании следующего зрелища.
Раздались звонкие звуки кантеле, и в центр поляны выбежала старшая жена князя рарогов. Начался страстный танец солнца. Волосы Руцины, руки Руцины, ее стройное, извивающееся тело двигались с такой стремительностью, что люди позабыли обо всем на свете. Взгляды присутствующих были сосредоточены на стремительно танцующей женщине, на выразительных жестах ее рук и ног, на ее огненных, реющих, как пламя, волосах.
Рюрик вспыхнул. Вот они - жаркие, пылкие руки его бывшей любимой жены. Они, словно горячие лучи солнца, обволакивают тебя, согревают и пьянят твою остывшую кровь. "Пробудись! - говорят зовущие глаза. - Проснись! - зовут страстно протянутые руки. -Оживи! - взывает манящее тело Руцины. Смотри! -потребовала она широким жестом руки. - Сколько тепла и света дарю я всем! Сколько радости от меня всему живому! Живи и ты! - приказала Руцина-солнце и грустно напомнила: - Ведь я не вечна! Видишь, сумерки наступают, я уже не грею, ухожу с небосклона, а на мое место сейчас взойдет другое светило", - и Руцина в страхе указала на юное стройное существо, облаченное в платье с образом луны на груди. Все восторженно зашептали, узнав в плавно выступающей девушке дочь своего князя. Рюрик дрогнул. Словно невидимая рука сдавила его шею. Он поперхнулся, почувствовав как тяжелый ком подкатил к горлу, и вскинул голову. Подавив волнение, он попытался беспристрастно наблюдать за танцем двух дорогих ему существ.
Рюриковна величественно вскинула белые нежный руки и гордой поступью проплыла мимо отца. Она помнила наказ матери и, ни разу не сбившись, вложила в каждый жест столько выразительности, столько чуткого внимания к князю, что он не выдержал: слезы умиления и счастья покатились по его щекам, и он не стыдился их. Столько энергии, столько нежности, теплоты и добра прочел он в этом новом, только что родившемся танце! Когда танец закончился, князь подошел к дочери и взволнованно обнял ее. Бурю восторженных рукоплесканий устроили соплеменники Руцине и ее дочери за прекрасный танец.
Бэрин, пораженный тем, как точно выполнила Руцина его требование, подошел к ней, обнял ее и расцеловал в обе щеки.
- Умница! - хрипло проговорил он и повернул ее за плечи в сторону князя.
Рюрик как завороженный смотрел на высокую, пышную прическу дочери, на ее чистый белый лоб, на раскрасневшиеся щеки и вдруг понял всем сердцем, что отныне и навсегда она целиком и полностью завладела его душой.
- Пойдем со мной, - взволнованно приказал он дочери и пояснил: - Будешь сидеть возле меня.
Рюриковна серьезно посмотрела на отца, чем еще больше вызвала его умиление, затем перевела взгляд на мать, прочла в глазах Руцины удовлетворение и разрешение и пошла вслед за князем.
Зрители немного успокоились, расселись на мягкой траве, и над поляной вновь зазвучали мелодичные струны кантеле. Тихо и грустно полилась песня о знаменитом Руге, и Рюрик насторожился.
"О чем ты хочешь напомнить мне. Хетта? - думал он, глядя на зардевшуюся жену-кельтянку, на ее тонкие руки, перебиравшие струны, невысокую грудь, поднимавшуюся при пении. - О славном витязе, попавшем в полон?" - нахмурился было Рюрик, но Хетта звонким голосом уже пела:
И сказал старый сокол витязю:
- Нас немало, соколят,
Поищи вокруг да около, На тебя они глядят!
Рюрик выпрямил спину. На его кожаной сустуге был вышит соколиный профиль... "Так, значит, нас много, Хетта? Это хорошо!.. И мы все вместе? Дружны? А Аскольд?.." - нахмурился Рюрик и разом помрачнел, но кельтянка, глядя в лицо князя, чистым голосом пропела:
Но он не умер,
Сокол наш заветный,
Он будет жить,
Как я и ты живем!
Он ненавидел зло,
В ответ на зло был нем!
А жизнь любя,
Сильнее смерти стал.
Вот почему мы помним
Все о нем!
Хетта сняла с плеча ремень кантеле, поклонилась князю и под громкие рукоплескания отошла на свое место. Рюрик оценил ее призыв и вместе со всеми хлопал в ладоши. Рядом сидела взволнованная дочь князя. Она ждала, когда выйдет Эфанда и станцует свой нежный танец.
И вот в центр поляны Бэрин вывел младшую жену князя рарогов, и все затихли. Эфанда в нежно-розовом платье, с цветной накидкой на голове, сдерживающей пышные светлые волосы, слегка согнула руки в локтях и под звуки рожков и кантеле начала не привычный и любимый всеми танец березки, а новый - танец цветов.
И Рюрик заволновался. Он с жадностью вглядывался в каждый жест любимой жены, и ему был ясен тайный смысл их. Он сразу понял, что речь в танцах Эфанды идет не о тех цветах, которые растут повсюду, а о ее надежде зарождении цветка жизни в ней. Как красиво и нежно рассказывала Эфанда о своей мечте; как выразительны и чутки были ее руки во время танца; как горда была поступь; как величественна маленькая, головка, склоняющаяся то грустно, то весело, покачивающаяся и напоминающая живой колокольчик. Рюрик смотрел на нее и не мог насмотреться. Но вот она повернулась, широко разведя руки в стороны, встала на цыпочки, вытянула шею, высоко подняла голову и вдруг чуть-чуть поникла, опустив руки... Смолкла мелодия - не двигалась Эфанда, а зрителям не верилось, что закончился такой чудесный танец. Рюриковна вскочила и, не посмотрев на отца, порывисто бросилась к его младшей жене. Она первой подбежала к Эфанде и спрятала; свое лицо на ее груди.
