Павлюченков Алексеевич - «Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг.
В чем заключается исторический смысл постоянной, изнурительной борьбы партийно-государственной иерархии за пролетарский процент в своей партии? Ответ не может быть односложным, поскольку он заключается в обращении к анализу многофункциональности, по сути «антипартийности» того уникального социально-политического явления, которое в разное время носило название РКП(б), ВКП(б), КПСС. Административные, управленческие функции партии были всегда на виду, и о них много говорилось, но, как правило, непосредственному наблюдению бывают менее заметны наиболее фундаментальные свойства. Справедливо сказано, что большое видится издалека.
Власть, воплощенная в партии, сумела на определенном историческом отрезке относительно удачно решить извечную проблему своего гибельного отчуждения от общества. Именно в силу корпоративности, кастовости дворянство России исчерпало свои возможности служить опорой царского престола на местах[570]. Замкнутые сословия, окостенелые касты, оторванные элиты уже не имели никаких шансов на устойчивое положение и авторитет в обществе XX века, многому наученном революциями XVIII―XIX столетий. XIX век был призван решить глобальную проблему отчуждения власти и собственности от общества в Европе, век XX был должен повторить этот опыт в России. Но европейские нации вырабатывали пути решения этих вопросов, опираясь на собственное историческое наследие. Россия вынуждена была искать свои способы, ибо, как показал кратковременный опыт в начале века, попытки копировать Европу, искать решение в русле капитализации и либерализации страны оказались в состоянии не только усугубить имманентные противоречия российского общества и разложить традиционную систему его государственной организации, но и породить новые противоречия. В итоге не замедлили явиться очередное поражение в военном испытании и нахлынувший революционный хаос.
Исторически большевики были призваны в конечном счете смягчить и эту фундаментальную проблему, проблему отчуждения власти и собственности от общества. И она на известное время была решена в форме сложившегося института «Партии» как совокупного, организованного собственника и распорядителя, при этом, что очень важно, постоянно открытого для притока свежих сил из общественных низов. Разумеется, становление такой сложной и всеобъемлющей общественной структуры не могло не повлечь за собой столь же обширнейших и разнообразных последствий.
По мере того, как после Октября партии большевиков удавалось закреплять свой исторический успех, в нее хлынули толпы проходимцев и ловкачей. Это были нужные партии люди, которые ради обретенных с партийным билетом привилегий и полномочий готовы были исполнять любые приказы сверху и жестокими мерами проводить необходимый разваленной стране принцип централизации государственной власти. Однако партия была не безгранично открыта для подобного сорта личностей, поскольку помимо всяческих удобств для начальства они приносят с собой тенденцию отчуждения от здоровой общественной основы и загнивание. Партия нуждалась в постоянной живой связи с социальной основой общества, дабы время от времени иметь возможность удалять из своего организма «гнилую кровь» в виде абсолютных разложенцев и усомнившихся оппозиционеров, обновлять ее притоком свежих, рвущихся к привилегиям и административному творчеству элементов из низов.
Особое внимание архитекторов компартии к рабочему классу было вызвано не только ее идеологическим наследством. Само по себе это наследство, набор основных постулатов, как показывал опыт, было подобно хорошей глине в руках умелого ремесленника, которую можно было мять и лепить как угодно вокруг незыблемого каркаса — сугубо централистического принципа построения и жизнедеятельности общества. И в этом деле не вполне были пригодны социальные элементы, склонные, как крестьянство, к хозяйственной или же, как интеллигенция, к умственной самостоятельности. Требовался слой, обладающий определенными организационными навыками, грамотностью, кодексом морального поведения, но который по своей сути являлся бы зависимым, наемным работником, не обремененным собственностью и не оделенным хозяйственной самостоятельностью. То есть таким, каковым в идеале являлось чиновничество на службе у государства, полностью зависимое от его милостей.
Однако бюрократия не могла стать исключительной основой партии, поскольку именно ей как силе, ассоциированной с государством и наиболее отчужденной от общества, требовался постоянный свежий приток из базовых слоев общества. Сталин предостерегал, что ни в коем случае «не следует рассматривать кадры партии как нечто замкнутое». Необходимо пополнять кадры за счет молодняка, «без этого существование кадров бесцельно»[571]. И в этом случае идеальным донором для нового государственного организма оставался пролетариат как класс, наиболее всего подходящий по указанным критериям служилой государственной бюрократии.
В 1920 году IX партсъезд вынес решение, обязывающее ячейки ежемесячно выдвигать из своей среды от 5 % до 10 % товарищей на ответственную работу. Впоследствии подобная практика оценивалась Молотовым с усмешкой как дилетантизм. В 1921 году ЦК выпустил циркуляр всем партийным организациям с директивой о выдвижении партийных. Уезды выдвигают за полгода не менее 10 % своих работников для работы в губмасштабе. Губкомы выдвигают своих работников на областной уровень и «выше», все материалы посылаются в ЦК[572]. В июне 1921 года было разослано обращение ко всем партийным организациям «О выдвижении беспартийных». Смысл обращения — призыв к вовлечению лучшей части беспартийной рабочей массы в советскую работу. Основной источник, из которого партия должна черпать свежие силы, — это беспартийные пролетарии, честно относящиеся к выполнению своего классового долга и крестьяне, безусловно преданные Советской власти, пользующиеся влиянием среди лучшей части деревни. Отбор производят парткомы при обязательном проведении беспартийных рабочих в соваппарат — от ¼ до 1/3 в состав местных исполкомов и коллегий отделов, работа которых особенно касается интересов трудящихся[573].
Рабочие составляли протокласс советского строя. Из этой среды вербовались представители ведущих слоев: бюрократия и интеллигенция, которые представляли устойчивые классы, имевшие тенденцию к отрыву от примитивизма мобилизационного общества. Для того, чтобы можно было поддерживать мобилизационное состояние общества, необходимо было сохранять при власти неоформившийся протокласс с минимумом отчужденных интересов. Поэтому в советское время предпринималась политика сдерживания развития социальной структуры общества. Если бы у творцов истории имелась волшебная возможность «законсервировать» социальную структуру 1920-х годов, то политическая система «сталинизма» оставалась бы незыблемой до скончания веков.
Тем не менее, процесс структуризации новой общественной пирамиды происходил быстрыми темпами, в силу довлевшей суровой потребности неупорядоченного послереволюционного общества в рациональной системе социальных приоритетов. Сталин и его аппарат первыми сознательно отнеслись к этой объективной потребности и даже с успехом подтвердили известную философскую максиму о том, что свобода есть познанная необходимость, «оседлав» закономерный процесс, в то время как их политические конкуренты продолжали мистифицировать в тумане революционной фразеологии по поводу «диктатуры пролетариата» и «бесклассового общества». Именно та пресловутая серость и неказистость, которыми Троцкий постоянно пытался публично уязвить «маленького человека» Сталина, сделали того намного проницательнее и дальновиднее, чем это могли дать самые высокие трибуны для первого оратора партии.
Но на этом проблема не исчерпывается. Троцкий постоянно твердил, что Сталин является «олицетворением бюрократии», и как всегда суживал проблему. Сталин, его китель и сапоги являлись олицетворением не только бюрократии, но всего послереволюционного общества. В своей оценке причин возвышения Сталина Троцкий постоянно делал акцент на объективных обстоятельствах: «Диалектика истории уже зацепила его и поднимет его». Его характеристика Сталина как олицетворения бюрократии и ее инструмента, как человека, обязанного своими политическими успехами собственной посредственности, была односторонней. Троцкому просто было не под силу признать, что Сталин переиграл его в политической борьбе. На самом деле в процессе возвышения Сталина не было ничего «автоматического». «Нужно быть политически и тактически одаренным человеком, чтобы так как он, найти верное течение в бурных водах большевистской политики»[574].
