Павлюченков Алексеевич - «Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг.
Нэп породил определенное самодовольство кулачества на почве роста и укрепления материального благополучия и хозяйственной независимости. «Однако нэп, как таковой, кулачество полностью не удовлетворяет, поскольку в процессе быстрого роста своей экономической мощи кулачество с известного момента наталкивается на Соввласть, которая задерживает и связывает его дальнейшее усиление. Поэтому кулачество в подавляющем большинстве настроено враждебно к РКП и повсеместно отрицательно относится к органам Соввласти, находящимся под влиянием коммунистов, стремясь захватить низовые советские органы в свои руки», — отмечалось в обзоре Оргинструкторского отдела ЦК. Беднота и батраки по-прежнему являются основной социальной базой Соввласти и РКП(б) в деревне. Но ухудшение положения деревенских низов создает основу для роста враждебных настроений и в бедняцкой среде, поскольку кулачество закабаляет и подкармливает бедноту и батраков, настраивая их против Соввласти[578].
Нервная обстановка в стране порождала благоприятные условия для разного рода нестроений и фракционной борьбы в партии. Накануне XII съезда РКП(б) член ЦК А.Смирнов вернулся с владимирской губпартконференции, полный тревожных впечатлений: «Во Владимире "по слухам" из Москвы есть представление, что в ЦК имеются группировки, ставящие перед собой цель (по болезни Ленина) увлечь партию на путь троцкизма». В чем сущность троцкизма никто толком не знает, но на конференцию из Социалистической академии приехал бывший секретарь владимирского губкома Тагунов и говорил отдельным товарищам, что необходимо выступить в защиту ленинских традиций, попираемых троцкистами. Он говорил, что с этой целью из Москвы в провинцию поехали восемнадцать видных товарищей, в т. ч. Шляпников — в Петроград (будто бы). Тагунов успеха не имел, не был понят и покинул конференцию»[579].
В 1922 году XI съезд РКП(б) не стал съездом Троцкого, но таковым отчасти получился очередной XII съезд партии. Недруги Троцкого бросили его в прорыв с расчетом, что он дискредитирует себя на самой сложной проблеме текущего момента. (Подобно тому, как Ленин с 1917 года бросал его вначале на провальный дипломатический участок, затем на кризисное продовольствие, потом на военное строительство и погибающий транспорт.) Зиновьев делал бесконечный, ни к чему не обязывающий представительский доклад. Сталин монотонно изложил важный, но скучный оргвопрос. Троцкому поручили докладывать самую больную тему — стратегию хозяйственной политики нэпа. Троцкий сделал блестящий доклад, в котором охарактеризовал существо противоречий нэпа и представил образное пояснение текущих проблем хозяйственной политики — знаменитые «ножницы» цен.
Но что было самым обидным и обескураживающим для Сталина, решения XII съезда, согласно последней воле Ленина, были направлены против т. н. «великорусского шовинизма» и, в частности, против линии Сталина в национальной политике. Восторжествовал лозунг: «Переломить националистический хребет великорусского шовинизма». Позже, на 4-м Совещании по национальному вопросу один из украинских комсепаратистов Скрыпник скажет: «Великодержавный централизм, имеющий своей формой единую и неделимую Россию, точка зрения, осужденная и пригвожденная к позорному столбу нашим XII партсъездом»[580]. В ответ на это Мануильский, один из самых сдержанных украинцев, парирует, вызвав гнев рьяных националов и Троцкого: если мы из решений XII партийного съезда сделаем своего рода «хартию вольностей» для наших национальностей, и если коммунисты угнетавшихся национальностей возьмут на себя в этом направлении инициативу, «мы будем способствовать только развязыванию этой национальной стихии»[581].
Стенограммы XII съезда содержали невыгодный для Сталина материал, поэтому сразу после его завершения Секретариат постановил изъять из обращения сброшюрованные бюллетени съезда, отредактировать принятые резолюции и только потом опубликовать его протоколы[582]. В «Правде» была помещена специальная директива всем парткомам о недопустимости издания резолюций и протоколов съезда до их окончательного утверждения редакционной комиссией и официального издания ЦК[583].
Сталин хотел построить Российскую Советскую Социалистическую Республику. Благодаря Ленину возник СССР. Но сама партия как раз и была построена на принципах выдвинутой Сталиным автономии. Национальные компартии являлись автономиями в составе РКП(б). Это, в конечном счете, решало все. Уступив Троцкому по вопросам национальной политики, Сталин не стал долго раскачиваться. Сразу же после съезда, справившись о здоровье Ленина, он решил немедленно восстановить свои пошатнувшиеся позиции, не дожидаясь очередного партийного форума.
Сталин в своем образе действий временами проявлял совершенно противоположные качества. В одних случаях он мог годами терпеливо выжидать благоприятных условий для решительных поворотов в политике. В другой раз он действовал без всякой раскачки и проявлял мгновенную реакцию в расправах со своими оппонентами. XII съезд закончил свои работы 25 апреля 1923 года, а 4 мая на заседании Секретариата уже было утверждено решение ЦКК об исключении из партии М.Х. Султан-Галиева, слишком понадеявшегося на влияние Троцкого в вопросах национальной политики[584].
Затем ЦК партии в начале июня созвал 4-е Совещание по национальному вопросу. В истории с этим Совещанием сплелись многие сюжетные нити, в том числе и невидимые. И невидимые, как всегда, являлись наиболее значительными. Дело было, конечно, не в попытках крайних националов, типа Султан-Галиева, составить заговор против московской власти. Ситуация с национальным строительством в СССР была столь запутанной и непредсказуемой, что так или иначе у каждого, кто имел отношение к этому делу, имелся свой скелет в шкафу. Любому можно было предъявить обвинение либо в правом, либо в левом уклоне или в великодержавности, или в национализме. Резонно предполагают, что Сталин решил взять реванш в национальной политике после трепки, заданной ему Лениным в 1922 году по национальному вопросу в дискуссии об автономизации и федерализме — в той области, где его привыкли считать «абсолютно авторитетным». Но еще вероятней то, что Сталин выбрал хорошо известное ему поле национальной политики в качестве позиции для авангардного сражения после бесславного отступления под ударами коалиции Ленина и Троцкого в конце 1922 — начале 1923 года. Здесь кстати и подвернулся Султан-Галиев, который оказался удобен тем, что в своих нападках на принцип автономизации зашел еще дальше Ленина (он в принципе возражал против деления национальных республик на союзные и автономные). И самое главное — это то, что единомышленники Султан-Галиева после XII съезда партии прямо заявляли, что теперь их защитник — это товарищ Троцкий[585].
Диспозиция боя на поле национальной политики была выгодна для Сталина, поскольку Троцкий в национальном вопросе являлся таким же двухнедельным удальцом, как в свое время в вопросе о профсоюзах. Особый интерес Троцкого к национальным проблемам проявился с XII съезда, а до этого националы не чувствовали особенно благотворного влияния товарища Троцкого в борьбе с «великорусским шовинизмом». Ленин накануне съезда направил Троцкому письмо, в котором предложил заняться нацвопросом. Троцкий в 1923 году напечатал в «Правде» ряд «ценных и чрезвычайно своевременных» мыслей, как объявили некоторые из националов, поэтому Сталину было важно выбить из рук своего главного противника национальное оружие и изолировать его союзников. Но Троцкий на Совещании не принял боя, он не оправдал надежд тех, кто считал его своим защитником, как Султан-Галиев. Итоги Совещания были таковы, какими желал их видеть Сталин. Однако этот успех имел только тактический характер, необходимо было выходить на оперативный простор.
Партия еще не пережила последствия глубокого кризиса 1921―22 годов. Для рядовых коммунистов оставалось характерным неблагополучное материальное положение; руководство партии продолжали беспокоить состояние дисциплины в организациях и не прекращающиеся выходы из партийных рядов. В специальной справке аппарата ЦК «Выходы из партии» таковые были оптимистично названы «естественным процессом откристаллизовывания доподлинно стойкой основной партийной массы»[586]. По некоторым губерниям за 9―10 месяцев 1922 года обнаружилась потеря 7―9 % партсостава. Кстати, в разных губерниях картина выглядела существенно по-разному — где-то отток из партии превышал вступление новых членов, а где и наоборот. Например, в очень проблемной по части дисциплины смоленской организации вступление парадоксальным образом превысило выход и исключение.
