А. Фурсов - De Aenigmate / О Тайне
Итак, кара Божья. Не больше и не меньше. Но какого Бога?
Перефразируя, спросим: какая историческая сила выносила решение покарать русских царей? И за что?
И кто был исполнителем «кары»? Это не менее интересный вопрос.
Уместно сказать несколько слов о той, которая поистине была «душой», «Софией» «Народной воли».
Софья Львовна Перовская (1853–1881) принадлежала к самому высшему слою империи: она, дочь бывшего петербургского генерал-губернатора, была из тех Перовских, что произошли от младшей ветви семейства Алексея Разумовского (1709–1771), морганатического супруга императрицы Елизаветы Петровны, который сам, правда, не был родовит: он начинал как церковный певчий. Дед Софьи Львовны, Лев Алексеевич Перовский, был министром просвещения, отец, Лев Львович, — петербургским генерал-губернатором, а родной дядя отца, граф Василий Алексеевич Перовский, успешно завоёвывал Царю и Отечеству Среднюю Азию. Мать Софьи Львовны Перовской Варвара Степановна была урожденная Веселовская.
Большой петербургский клан Веселовских, к которому принадлежали дипломаты и академики, как имперские, так и советские, врачи и инженеры, чиновники и безымянные интеллигенты, имел родоначальниками привезенных Петру Великому из Польши бароном Шафировым трёх еврейских отроков, которых барон потом лично крестил Авраамом Павловичем, Исааком Павловичем и Феодором Павловичем. Один из них, Авраам Павлович, вхожий к государыне Екатерине Алексеевне и князю Меншикову, лично руководил поимкой беглого цесаревича Алексея Петровича, затем по не совсем понятным причинам бежал из империи и осел в Германии, в том же самом Гессенском княжестве, откуда вскоре стали неожиданно брать себе жён русские цари. Именно там, при дворе курфюрста, Авраам Павлович обзавёлся несметными деньгами, а затем чередовал свое пребывание между Лондоном и швейцарским Ферне, где его посещали княгиня Дашкова и победитель турок граф Орлов-Чесменский, считая за честь быть принятым в его доме, где часто бывало семейство курфюрста и не только. При этом Авраам Павлович Веселовский был республиканцем и всегда твёрдо говорил, что ни одной короны быть не должно. Загадочно ушедший из этого мира уже 100-летним стариком, он обещал вернуться в Россию только тогда, когда в ней утратит свою силу пословица «Божье да Государево»… При этом его, убеждённого противника самодержавства, дочери по совершенно никому не ведомым причинам император Александр 1 назначил пенсию в 100 голландских дукатов, а все остальные его потомки получали субсидии от царского двора вплоть до середины 1840-х гг. Большинство их служили по дипломатическому ведомству.
Ещё один Веселовский, академик (1838–1906), знаменитый филолог и историк литературы, член всех Императорских академий и обществ, исследовал древние апокрифические, т. е. не одобренные Церковью, христианские сказания, а также иудейские и эфиопские легенды и их влияние на средневековую книжность Руси. Особенно прославились его труды о «Повести о Соломоне и Китоврасе» и о Святой Чаше Грааля. То есть, скажем так, на самые главные темы истории. При этом ни добросовестность академика Веселовского, ни его объективность мы под сомнение никоим образом не ставим. Последним знаменитым Веселовским был маститый советский историк, академик Степан Борисович Веселовский (1876–1952), автор запрещённых при Сталине и прославленных в годы оттепели разоблачительных исследований — с прямыми намеками — об опричнине царя Ивана Васильевича Грозного.
Варвара Степановна Веселовская уже в четвёртом поколении была православной, она строго соблюдала все посты и праздники, часто говела, постоянно бывала в церкви. Но…
На протяжении 1879 и 1889 гг., когда Софья находилась в Петербурге, связь её с матерью была непрерывной и постоянной, никем не скрывавшейся. Визиты её, числившейся в розыске, в квартиру Перовских были совершенно открытыми.
В ноябре 1879 г. Варвара Степановна Веселовская сообщила дочери, что государь будет возвращаться из Ливадии по железной дороге, идущей из Ялты через Одессу и Харьков на Москву. Желябов и Софья Перовская сами разработали план взрыва и сами же руководили его осуществлением. Везде, где должен был останавливаться царский поезд, на подъезде к вокзалам были установлены мощные мины, изготовленные Николаем Кибальчичем — гениальным инженером и тоже участником организации. В последнюю минуту по распоряжению самого императора поезд обогнул Одессу, а в Харькове взрыв не произошел из-за технической ошибки.
О том, что боевыми отрядами нигилистов-цареубийц руководит родная дочь генерала Льва Львовича Перовского, знали все. Генерал с поста санкт-петербургского генерал-губернатора был отставлен, но никаких иных последствий для семьи это не имело. Почти каждый месяц Софья Львовна приезжала домой, и её часто видели вместе с Варварой Степановной гулявшими вдоль каналов. Генерал в это время обычно из дому уезжал. А потом уезжала она.
В начале декабря Варвара Степановна передала дочери, что в близком будущем государь ожидает прибытия в Петербург брата императрицы Марии Александровны болгарского князя Александра Баттенбергского. Как раз в это время под императорской столовой ремонтировали винные погреба. Через Желябова Софья нашла столяра Степана Халтурина и устроила его на работу по ремонту Зимнего дворца. Всю вторую половину января он носил изготовленную Кибальчичем взрывчатку в Зимний дворец и прятал её в винном погребе, стены которого облицовывал. Варвара Степановна передала, что 16 февраля в Зимнем дворце будет торжественный Ужин в честь князя Александра Баттенбергского, на котором должна присутствовать вся императорская фамилия, кроме тяжело больной императрицы, которая в это время уже не вставала с постели. Взрыв должен был произойти ровно в 6 час 20 мин вечера, когда гессенский принц должен был наносить визит своей августейшей сестре, а император с семейством, включая наследника, ждать его в царской столовой. Однако Александр II решил ожидать в своем кабинете и вышел встречать князя на парадную лестницу. В этот момент в столовой раздался взрыв, от которого погибли 11 солдат охранявшей встречу финляндской пехоты, а 30 были тяжело ранены. Столовая была разрушена полностью, из подвалов по всему дворцу валил дым.
Обратим внимание: гессенский принц не должен был пострадать.
Обратим и ещё внимание. С присутствием рядом с государем официального наследника тоже не особенно считались. Это может быть сказано в опровержение намёков (и не только намёков) рядом авторов, в частности Эдуардом Радзинским[467], Фаиной Гримберг[468], Дмитрием Галковским[469], о причастности Александра III к убийству его отца. Действовала действительно «третья сила» — не монархическая, но и не (условно) социально-революционная (формально использованная). Действительно, «Змей на дороге».
Когда зимой 1881 г. член «Народной воли» Григорий Гольденберг дал подробные показания на организацию (ему было обещано прощение и привлечение к работе над будущими реформами), Софья и Желябов по совету Варвары Степановны и получив от неё деньги, сняли на Малой Садовой улице, по которой император каждое воскресенье ехал домой после развода караулов, магазин с прилегающей к нему квартирой под именем супругов Кобозевых и заплатили за три месяца вперёд, сказав хозяевам, что собираются открыть молочную. Выставив в витрине жестянки с маслом, сметаной и сыром, они приступили к рытью подземного хода под Малой Садовой, в центре которого вскоре Кибальчич сам установил свое приспособление, заряженное 80 фунтами динамита.
В последние три года Софья Львовна обрела силу полностью повелевать вовлечёнными в одно с ней дело «грядущего народного счастья» мужчинами. Это касалось прежде всего, конечно, самого дела. В 1879 г. она сказала Александру Соловьёву перед тем, как послать его к Зимнему дворцу со спрятанным под учительский вицмундир заряженным револьвером: «Надеюсь, вы понимаете, что живым вам лучше не возвращаться. А станете болтать — везде достанем». Это не было пустыми словами. Софья Львовна была вхожа в любые инстанции, даже тогда, когда числилась в бегах. Могла ли она сама прийти к царю? Могла. Но она уже знала, что убить его нужно и можно, — и, возможно, ибо нигде более пуля не возьмёт, — именно на Екатерининском канале.
Далее всё известно.
Что же до «монархической» «Священной дружины», то она выпускала в Женеве газету «Правда», в которой царь — Александр III, верховный покровитель — или только как бы покровитель — «Дружины» именовался «коронованным тромбонистом», а главный редактор «Правды», некто Иван Климов (не сам ли Сергеи Юльевич Витте?), в своих передовицах писал: «Говорят, что Александр III последнее время особенно занят разучением на тромбоне похоронного марша. Уж не инстинктивное ли это предчувствие?»[470].
