Издательский проект Петра Первого. Илья Копиевский и новые русские книги - Юрий Петрович Зарецкий
Двое из этих современников жили в то время в Амстердаме и имели самое непосредственное отношение к издательскому делу51. Первый – это Ян Блау II, сын и преемник известного картографа и типографа Яна Виллема Блау I. Когда до Блау-младшего дошло известие о намерении Яна начать печатание русских книг по указу Петра, он высказался о его перспективах совершенно недвусмысленно: дело это заведомо обречено на провал из‑за полного отсутствия у московитов интереса к учению. Причем их безразличие к наукам он считал совершенно очевидным и потому не нуждающимся ни в каких объяснениях. «…Москвитяне, как и вам это известно, – писал он в 1700 году, – нисколько тем не интересуются; они все делают по принуждению и в угоду царю, а умри он – прощай наука»52. Корреспондентом Блау-сына в данном случае был шведский ученый-славист и дипломат Юхан Спарвенфельд, живо интересовавшийся русскими делами, в особенности русским книгоизданием. Интерес же его к предприятию купца был вполне прагматичным: ученый швед искал славянскую типографию для публикации латинско-русского словаря (Lexicon Slavonicum), работе над которым посвятил долгие годы и который считал главным трудом своей жизни53.
Помимо отсутствия у московитов тяги к наукам, успех нового предприятия вызывал сомнения современников Тессинга еще и вследствие отсутствия у того знаний, необходимых для организации работы русской типографии. О его неготовности к этому делу свидетельствовал другой голландский информатор Спарвенфельда, амстердамский издатель Себастиаан Петцольд, как и Блау II, скорее всего, узнавший о петровском указе из его перевода, напечатанного купцом. В отправленном в этом же году письме в Стокгольм Петцольд высказывался о перспективах предприятия купца довольно скептически: «У Тессинга привилегия на 15 лет, но он очень еще мало сделал, да и нет у него к тому способностей»54. К такому заключению Петцольд еще прибавлял, что купцу будет трудно найти в Амстердаме знающего компаньона, необходимого для создания типографии и ее успешной работы: «…разве захочет человек более ученый вмешаться в это дело и сделаться товарищем по предприятию, что очень бы хотелось Тессингу; но трудно ему будет сыскать такого человека»55.
Вряд ли Тессинг знал о содержании этих писем Спарвенфельду, однако трудно предположить, что, принимая предложение Петра, он не отдавал себе отчета о высказанных в них сомнениях. Но тогда, спрашивается, почему он дал царю свое согласие? Ответ у меня получается один: он рассчитывал заключить с ним в будущем другие, более выгодные контракты. Охотное согласие купца исполнить волю Петра, скорее всего, подкреплялось еще и тем, что необходимый для нового предприятия «человек более ученый» на примете у него уже имелся. Это был выходец из белорусских земель Великого княжества Литовского Илья Федорович Копиевский (или Копиевич), протестантский пастор, обучавший в 1697–1698 годах в Амстердаме русских дворян и волонтеров разным наукам56.
Почему Амстердам
Если Тессинг явно был не самой подходящей кандидатурой для реализации этого издательского проекта Петра, то родной город купца Амстердам – едва ли не лучшим выбором из всех возможных. В конце XVII века, оттеснив на второй план Венецию, он стал важнейшим книгоиздательским центром Европы, производившим огромное количество самой разнообразной печатной продукции: от различных объявлений, каталогов товаров, газет и листовок до многотомных, богато иллюстрированных трудов по картографии, морскому делу, астрономии, анатомии и всем другим наукам, известным в то время в Европе.
Новое место Амстердама в европейском книгопечатании было обусловлено не только его возросшей ролью в мировых финансах и торговле, но также в науке и культуре. Тому, что город стал в это время культурной столицей Европы, сравнимой по своему значению с Лондоном и Парижем, в значительной мере способствовала и открытость политики правительства Голландии в отношении иммигрантов, которые, спасаясь от религиозных и/или политических преследований, стекались сюда со всей Европы. Большинство их были протестантами, причем нередко – людьми известными: писателями, учеными, богословами, уже завоевавшими признание у себя на родине. Эти новые граждане Республики Соединенных провинций сыграли важную роль в превращении ее в новый центр европейской науки. Во многом благодаря им старейший в стране Лейденский университет во второй половине XVII века завоевал славу центра кальвинистского образования, а университет Амстердама с его богатой библиотекой получил известность как один из центров распространения в Европе философских и исторических знаний.
Массовая иммиграция в Голландию сформировала и новый демографический состав ее населения: полиэтничный, поликонфессиональный, мультикультурный и мультиязычный. В особенности Амстердама, где, по подсчетам Фернана Броделя, в конце XVII столетия проживало около 200 000 человек, до половины из которых составляли иммигранты первого поколения57. Необычайная пестрота населения страны не могла не оказать влияние на разнообразие репертуара производившейся в ней печатной продукции, выходившей здесь, помимо голландского, на десятках других языков. В первую очередь, конечно, на наиболее распространенных в Европе того времени французском, немецком, итальянском, английском и латинском, но также и на гораздо менее востребованных вроде идиша, армянского или грузинского58. Известно также, что в Амстердаме второй половины XVII века имелись и словолитчики, изготавливавшие кириллические шрифты59.
Так что вряд ли выбор места для русской типографии Петром был спонтанным или случайным. Скорее, случайностью можно считать, что за это дело взялся купец, далекий от наук. Однако у него было достаточно средств на приобретение оборудования и бумаги, наем работников и, главное, на привлечение к составлению и изданию русских книг Ильи Копиевского, без которого Тессингу не удалось бы реализовать обещанное Петру.
Почему не Москва
Гипотетически, царь, конечно, мог приказать печатать «ученые» книги не в Амстердаме, а в Москве на Печатном дворе, где для этого имелось достаточно типографских возможностей. Однако на практике сделать это было очень непросто в силу иных обстоятельств. Прежде всего из‑за того, что в Московской типографии традиционно издавались книги духовного содержания, причем с обязательного благословения патриарха. При таком положении дел печатание в ней карт и разных учебных книг по арифметике, истории, астрономии, мореплаванию и т. д. вряд ли было уместным. Тем более что это
