Политическая история Финляндии 1809-2009 - Осмо Юссила
После масштабных государственных реформ 1809 г. среди финнов постепенно начало пробивать себе дорогу представление о Великом княжестве Финляндском как новом отечестве. Начало было «поиском в потемках». Так, еще в 1912 г. Э.Г. Эрстрём, изучавший в Москве русский язык, писал: «Я по национальности швед, хотя сейчас и являюсь подданным России из Новой Финляндии». Однако уже в следующем году он писал: «Швеция не является более моей Отчизной, а имя «швед» — это не то, что следует в сущности носить». Сам архиепископ Я. Тенгстрём отмечал в пасторском послании своим ученикам в 1812 г., что Россия является Отчизной для финнов. Однако уже в стенах учрежденной в 1811г. Комиссии финляндских дел начала развиваться и укореняться так называемая финляндская идея — представление о том, что родилась новая политическая общность, именуемая Финляндией. Идея, естественно, была частью пропаганды, распространяемой из Петербурга и рассчитанной на финнов. Цель ее состояла в том, чтобы прочнее связать завоеванную территорию с метрополией. Согласно этой идее, Финляндия более не являлась частью Швеции, но она также не была инкорпорированной провинцией России. «Финляндскую идею» привыкли связывать с именем А.И. Арвидссона[21] и той формой, в которую он ее облек: «Шведами мы более не являемся, русскими быть не хотим, так будем же финнами». Но эту идею достаточно ясно высказывали еще Г.М. Армфельт и его друзья. Император создал для финнов их собственное государство, и их обязанностью было наполнить его содержанием. Обеспечению прочной связанности Финляндии с новой метрополией должна была также способствовать идея о том, что положение финнов было лучше, чем до 1809 г.: они были возведены в «достоинство нации», как провозгласил император в своей речи на Боргоском съезде. По свидетельству Г.М. Армфельта, император также приказал финнам быть именно «финнами».
Цели и принципы царского правительства в отношении Финляндии после Фридрихсгамского мира особенно четко освещены в рескрипте императора генерал-губернатору Фабиану Штейнхелю (осень 1810 г.). В результате преобразований внутреннего устройства Финляндии, проведенных в соответствии с рескриптом, у ее народа оказалось несравнимо больше привилегий, чем во времена шведского великодержавия. Финляндии было предоставлено «бытие политическое», дабы она считала себя не порабощенной Россией, но привязанной к ней «собственными очевидными пользами». Ей были сохранены «не только гражданские, но и политические законы». Управление было вверено совету, во главе которого стоял генерал-губернатор. Многие налоги были упразднены, армия распущена. Дворянство и военные чины получили такие привилегии, каких Швеция никогда не могла им дать. Купечество было освобождено от монополии, т.е. от обязанности торговать главным образом со Швецией.
В этот список добрых дел можно еще включить такие, как учреждение новых должностей и выделение средств на нужды университета, который официально назывался императорским Александровским университетом, раздача высоких титулов, а также русских чинов и званий, орденов, наград и пенсий и прочих знаков расположения, которыми подданные щедро осыпались, особенно при каждом посещении страны императором. Настолько щедро, что это пробудило в бывшей метрополии, Швеции, внимание, граничившее с завистью, но и дало результаты. Правящая верхушка Финляндии того времени считала, что Финляндия явно выиграла как в экономическом, так и в оборонно-политическом смыслах, поменяв метрополию. Она полагала, что чиновники должны как можно скорее овладеть русским языком, и способствовала этому. Высшие сословия и чиновничество Финляндии были настолько преданы императору, что Николай I не преминул заметить своим советникам, пытавшимся урезать привилегии, которыми пользовались финны: «Оставьте финнов в покое. Это единственная провинция моей державы, которая за все время моего правления не причинила мне ни минуты беспокойства или неудовольствия». Император не без основания был доволен своими финнами. Когда в 1830 г. поляки подняли восстание, лейб-гвардейский Финляндский стрелковый батальон отправился на его подавление, участвовал в параде победы в Варшаве и получил в награду от императора Георгиевское знамя с надписью: «За отличие при усмирении Польши в 1831 г.» Поляки потеряли свое государство, финны таковое обрели.
Однако экономические и духовные узы финнов со Швецией оставались прочными еще долгое время. Завоеванные Россией провинции Новой Финляндии развивались как органическая часть шведской культурной сферы на Балтике. Их связи с Петербургом были незначительными. Ведущий финляндский политик-хозяйственник Л.Г. фон Гартман (Haartman) заметил уже по прошествии значительного времени (в 1855 г.), что Финляндия отделена от России непроходимыми лесами и связана с нею лишь Карельским перешейком. В сознании высшего сословия Петербурга в течение всего столетия Финляндия оставалась своего рода глухой колонией, оказаться в которой было наказанием как для солдата, так и для чиновника. Генерал-губернатор Закревский называл Финляндию «моя Сибирь».
Отдаленность и окраинный характер Финляндии сказывались также в том, что размещенные на ее территории войска в качестве отдельного корпуса были поставлены под командование генерал-губернатора, так же, как в Восточной Сибири. О том, что Финляндия не представляла интереса в военном отношении и ее положение до Крымской войны не считали находящимся под угрозой, свидетельствует незначительная численность войск — около 12 тыс. человек, тогда как в период завоевания и во время Крымской войны она превышала 50 тыс. человек.
Контакты между Финляндией и Петербургом оживились только с открытием в 1837 г. пароходного сообщения, правда, оно осуществлялось только в период навигации и поначалу только через Таллин. Сайменский канал связал Восточную Финляндию с экономической зоной Петербурга, однако он был построен только в 1856 г. Решающую роль в активизации связей между Финляндией и Петербургом сыграло строительство Петербургской железной дороги, завершенное
