О Рогова - Богдан Хмельницкий
Он подошел к сонному Барабашу, снял с его правой руки перстень, вытащил из-за пояса платок, а из кармана вынул ключи. Кум повернулся только на другой бок, пробормотал что-то сквозь сон и опять захрапел на всю комнату.
- Скорей седлай коня! - поспешно сказал Богдан Ивашку. - Скачи в Черкасы и скажи пани Барабашихе, что пан приказал ей передать тебе тот лист, который получил от короля. А в доказательство покажи ей перстень, платок и передай ключи на случай.
Ивашко ускакал, а Богдан прошел в свою комнату и опять засел за бумаги.
Пани Барабашиха крепко спала на своей высокой постели, как вдруг сквозь сон услышала стук в ворота. Она подумала, что вернулся полковник, наскоро завернулась в плахту, накинула на плечи жупан и побежала отворять дверь, обдумывая по пути, как встретить провинившегося пана. Однако, к великому ее удивлению, перед нею стоял не ее пан, а молодой статный казак с лицом, раскрасневшимся от выпитой горилки и от быстрой езды.
- Пани, - сказал ей Довгун, низко кланяясь, - мой пан Богдан с твоим паном пируют. Дюже они заспорили. Так твой пан меня и прислал, чтобы ты выдала мне грамоту, что от короля прислана. А что все это верно, вот тебе его перстень, платок и ключи.
Пани даже побледнела с испугу.
- Эк, ведь, ему занадобилось гулять с этим Хмельницким, - проворчала она. - А сильно подгулял пан? - спросила она после нескольких секунд колебаний.
- Ух, как сильно! - ответил сметливый казак, - и рвет, и мечет!
Пани знала, что с мужем во хмелю шутить опасно. Она простояла еще с секунду в нерешимости, потом махнула рукой и указала Ивашку на забор.
- Вон там у стены под воротами в глухом углу погребец, там и найдешь, - сердито сказала она, хлопнула дверью и с ворчанием ушла в комнату.
Ивашко живо нашел погребец. Там оказались старые плахты, а между ними лежала и грамота. Казак схватил драгоценную бумагу и поскакал сломя голову обратно. Он вернулся еще до рассвета и застал Богдана сидящим за какими-то письмами.
- Ну, что? - тревожно спросил его тот.
Ивашко, молча, с поклоном передал бумагу.
Всегда сдержанный Хмельницкий весь покраснел, вскочил с места.
- Друг ты мой милый! - сказал он, обнимая казака. - Такую ты мне услугу оказал, ввек ее не забуду. Теперь у меня все в руках: и Сечь, и хан, и регистровые!
Но он тотчас же спохватился и шутливо прибавил:
- Итак, мой добрый казаче, ты с честью вышел из своего испытания. Отныне ты мой джура, а за услугу проси, чего хочешь.
- Ничего мне, батько, не нужно! - с достоинством отвечал Довгун. Послужить родимой Украине да тебе - тут казаку и честь, и слава!
4. ЛОВКИЙ ШПИОН
Ой, горе, горе, несчастная доле!
На другой день Чаплийнский сидел в кабинете с зятем своим Комаровским. Они о чем-то горячо спорили, как вдруг дверь отворилась и вошел Дачевский.
- А, здорово, друже! - небрежно проговорил Чаплинский. - Новостей принес?
- Принес! - отрывисто проговорил тот.
- Садись да повествуй... Эй, хлопче, пива нам да меду, да венгржины постарше! - приказал он, хлопнув в ладоши.
Проворный слуга живо принес бутылки, жбаны и стаканы и также быстро скрылся.
- Вчера, когда пана Данила так неучтиво выпроводили... - начал Дачевский.
Чаплинский поморщился.
- Подробности ты можешь выпустить, - заметил он угрюмо.
- Когда пана высадили за двери, - невозмутимо продолжал Дачевский, будто не замечая, что пан сердится, - пан Богдан начал говорить о королевской привилегии, скрытой Барабашем; в этой привилегии король дарует права казацкой вольнице...
- Гм, вот как! - протянул Чаплинский, - что же этот казак говорил?
- Он просил Барабаша показать ему королевскую грамоту, но тот дал понять, что бумага спрятана у его пани. Тогда Богдан как будто успокоился, но я его знаю и по глазам заметил, что он нечто задумал. Я пробрался незаметно во двор и там, между нищими и челядью, остался до утра. Я видел, как тот казак, которого пан вздернул, да плохо, оседлал коня и ускакал, а к рассвету вернулся и тотчас же прошел к Богдану. Я готов голову прозакладывать, что он ездил к пани в Черкасы за грамотой... Что предприятие это удалось, я сегодня ясно увидел по пану Богдану: он земли под собою не слышит...
- Хорошо, я вполне одобряю сообразительность пана, - важно сказал пан Чаплинский, поглаживая усы. - Что же касается Богдана, то мы с зятем только что толковали о нем. Недолго ему тешиться, я всеми способами буду стараться, чтобы пан староста обратил свое внимание на этого беспокойного человека.
- Еще я должен передать пану подстаросте, - продолжал Дачевский, что у Хмельницкого часто бывают разные люди из сел и деревень: и попы, и крестьяне, и казаки, и шляхтичи. Он с ними подолгу разговаривает; насколько мне удалось слышать эти разговоры, дело идет о том, чтобы мутить народ и вербовать повстанцев.
- Знаю, знаю, что он затевает, - отвечал Чаплинский, - только навряд ли это ему удастся. Попрошу я пана Дачевского еще об одной услуге: не найдет ли он возможность проследить хорошенько за этим казаком, спасшимся от виселицы; может быть, мы придумаем какие-нибудь способы и от него избавиться.
- Не обещаю, пан подстароста, не обещаю; но, что могу, сделаю. Запорожцы - хитрый народ, за ними уследить трудно.
Дачевский раскланялся, а Чаплинский с зятем поехали в Чигирин по какому-то делу.
После ночной поездки Ивашко долго высыпался. Богдан не велел его будить: он имел продолжительное совещание с Брыкалком, который куда-то уехал, а Хмельницкий засел за свои бумаги и письма. Наконец, вошел к нему заспанный Ивашко, поклонился и сказал:
- Здоров будь, батько! Я тебе вчера не успел важных вещей сообщить.
- Слышал, слышал, - с усмешкой сказал Богдан, - мне Брыкалок уже все передал. Извести они меня замышляют. Ну, что-ж? На все воля Божья, остерегаться буду, а удастся им, значит, мне жить не суждено. А ты бы вот что, Ивашко, повидал бы свою панночку, да и шепнул бы ей, чтобы она ко всему присматривалась и прислушивалась. Видишь, какие веселые поручения я тебе даю.
Ивашко, действительно, просиял и, весело тряхнув чубом, проговорил:
- Это дело я быстро обделаю, батько! Катря дивчина сметливая, да и мамка ее, старая татарка, тоже может нам пригодиться.
Он вышел с поклоном; во дворе встретился с Дачевским. Оруженосец остановил было его своими разговорами, но Довгун постарался поскорее от него отделаться, оседлал коня и ускакал. Дачевский посмотрел подозрительно ему вслед и тоже куда-то скрылся.
Вечером Чаплинский вернулся довольно поздно и собирался уже ложиться спать. Вошел слуга и доложил, что его желает видеть пан Дачевский.
- Проси! - важно проговорил пан Данило.
Дачевский вошел взволнованный, запыхавшийся и, отвешивая поклон, поспешно проговорил:
- Ну, пан подстароста, какие я тебе новости привез!.. Жаль, что ты того казака плохо вздернул, ей-Богу жаль!
- Что такое? - спросил Чаплинский встревоженно.
- Расскажу, сейчас расскажу все по порядку, дай только мне вздохнуть да прикажи подать вина или меду. Я сегодня с этим запорожцем умаялся.
Чаплинский нетерпеливо хлопнул в ладоши, велел подать бутылку вина и жбан меду, усадил рассказчика против себя и приготовился слушать. Дачевский полунасмешливо, полулукаво посмотрел на него и проговорил:
- Пан подстароста забыл наш уговор. Важные новости не передаются так, из одной любви к пану.
Пан Данило, только что удобно усевшийся в кресле, даже подскочил от гнева.
- Клянусь своей саблей, пан Дачевский, это уж из рук вон! Полагает ли пан, что я, благородный шляхтич, обману его и не заплачу должного?
- Карбованцы, пан подстароста, вещь круглая, рассыпчатая, - отвечал Дачевский спокойно. - Обещать и заплатить - две вещи разные; сперва мы лучше сторгуемся, тогда пан и новости услышит.
В Чаплинском, видимо, боролись два чувства: желание услышать, что скажет Дачевский, и боязнь переплатить.
- Я не могу назначить цену, не зная за что, - отговаривался он.
- Пан покупщик, а я продавец, - спокойно заметил Дачевский, товару своему я цену знаю; без денег его не отдам, а, может быть, найдутся и другие покупатели.
- Сколько же ты хочешь? - спросил Чаплинский.
- Двести карбованцев! - дерзко ответил Дачевский.
Чаплинский опять вскочил с места.
- Пан Дачевский! - вспылил он, - не испытывай моего терпения! Ты сам понимаешь, что за каждое известие о Хмельницком я не могу платить так дорого.
- А почему пан знает, что я буду ему говорить о Хмельницком? Быть может, мои новости касаются лично самого пана Чаплинского!
- Меня? - с удивление спросил пан подстароста.
- Клади-ка деньги на стол, ясновельможный пане! - сказал Дачевский, вставая. - Пятьдесят карбованцев, пожалуй, я тебе уступлю.
- Сто, и ни гроша больше! - угрюмо ответил Чаплинский.
- Ну, ладно, давай!
Чаплинский прошел в опочевальню, погремел ключами и принес сверток червонцев.
Дачевский развернул сверток, пересчитал, вынул из-за пазухи кожаную кису от табака, всыпал в нее червонцы и спрятал деньги на груди. Потом неторопливо подошел к двери, заглянул в соседнюю комнату и вернулся на свое место.
