О Рогова - Богдан Хмельницкий
Иваш усердно пил, но это не мешало ему зорко следить за Чаплинским. Заметив, что тот встал, он толкнул локтем товарища, сидевшего подле, и шепнул ему:
- У тебя, Брыкалко, уши длинные?
- Еще бы, - ухмыльнулся тот.
- Ну, так не зевай, слушай в оба! - проговорил он, указав глазами на Чаплинского с Дачевским, стоявших у окна спиною к пирующим.
Брыкалок беспечно поднялся из-за стола, небрежно прошелся раза два в противоположной стороне зала, потом ленивою походкою подошел к следующему окну и незамеченный остановился в темной его амбразуре, рассеянно смотря на двор. Тонкий слух его прекрасно мог уловить каждое слово из разговора пана с оруженосцем.
- Откуда он этого дьявола выкопал? - сердито говорил Чаплинский, - с того света, что ли?
- Не знаю, он приехал только сегодня.
- Значит, плохо мои егеря его вздернули, но не в этом дело. Слушай, Дачевский, ты помни, что не даром получаешь от меня карбованцы. Пан староста имеет верные сведения, что татары появились. Богдана пошлют на татар, об этом я позабочусь, а ты заботься о том, чтобы он назад не вернулся. Слышишь?
- Слышу! - медленно и с расстановкой проговорил Дачевский, - а что мне за это будет?
- То, что сам себе назначишь, ничего не пожалею.
- Тысячу карбованцев и хутор у Черного Яра.
- Прибавлю сверх этого пятьсот и вперед не оставлю.
- Идет, - проговорил Дачевский, - только смотри, не обмани, пан. Я, ведь, пана знаю, не первый день знакомы. Что-ж, пан тогда на Марине женится? - спросил он, смотря на пана Данила не то с иронией, не то с ненавистью.
- А уж это до тебя не касается, - надменно проговорил Чаплинский и вернулся к пирующим.
- Надутая жаба! - пробормотал вслед Дачевский. - Охотнее я тебя самого бы упек!
За столом, между тем, шел шумный разговор. Кто-то из гостей хвалил угодье Суботово, богатые пажити, прекрасные покосы и образцовый порядок в хозяйстве.
- Как это все удается пану Богдану? - спросил высокий молодой шляхтич, - у него сельчане-то все панами смотрят и на барщину вовремя ходят. А сам пан летает то за татарами, то в Чигирин, то в Киев, а то и в Париж... Даже у пана никакого арендатора нет.
- Вот именно потому, что у меня нет арендатора, так и порядок сам собою в хозяйстве завелся. Лишних податей я со своих сельчан не тяну, а должное они мне сами доставляют.
Чаплинский молча, нахмурясь, слушал этот разговор.
- А не скажет ли пан бывший войсковой писарь, - заметил он ядовито, на каких правах он владеет Суботовым? Насколько мне известно, у него нет никаких документов, даже дарственной записи.
- Думаю, пана подстаросту это не может интересовать, - небрежно заметил Хмельницкий. - Его это совсем не касается.
- Почем знать, почем знать, - проговорил Чаплинский, - что кого касается, об этом трудно судить, а вот что кому дано на слово, да еще безо всяких документов, того и своим считать нельзя. Сегодня его, а завтра мое.
Богдан готов был вспылить, но удержался и спокойно проговорил:
- Так как это пана подстаросту интересует, то могу ему сообщить, что Суботово даровано отцу моему за заслуги. Все, что тут есть, заведено отцом и мною, мы получили полосу пустопорожней земли. Не думаю, чтобы у человека можно было отнять то, что приобретено его потом и кровью. По крайней мере верю, что при нынешнем старосте это невозможно.
- Почем знать! - загадочно повторил Чаплинский. - Кто тянет сторону хлопов, спасает от виселицы ночных бродяг да мутит народ, тот не может надеяться на помощь панов.
Богдан вспыхнул и вскочил с места.
- Пан подстароста забывается! Он мне ответит за свои слова!
- Эх, батюшка! - вмешался Тимош. У него уже давно подергивало ус от нетерпения и сжимались кулаки. - Разве можно тебе, славному воину, о такого брехалу руки марать. Это мое мальчишеское дело неучтивых гостей выпроваживать.
Он засучил рукава своего кафтана, подошел вплотную к Чаплинскому и, грозно уставившись на него, проговорил:
- Проси тотчас у отца прощения!
- Прочь, молокосос, - запальчиво прокричал Чаплинский, побагровев от гнева, и собирался уже рукою отстранить Тимоша, как вдруг тот плотно обхватил его своими мощными руками и понес.
Дружный хохот раздался в зале. Картина была слишком смешна: коротенькие ножки Чаплинского болтались, он силился освободиться, но молодой богатырь нес его как ребенка и вынес в другую комнату. Все бросились к окнам. Вскоре Тимош появился на крыльце, сошел со ступенек, бережно поставил пана на землю и с поклоном проговорил:
- Вот так-то, пане, поворачивай до дому. Сейчас пришлю панского гайдука с шубой и шапкой!
Проговорив это, Тимош быстро скрылся за дверью, оставив ошеломленного пана на дворе.
А на дворе тоже шел пир горой. Там стояли столы, загроможденные бараньими и бычачьими тушами, были выкачены бочки с вином и пивом, вынесены на блюдах целые груды оладьев и лепешек. Богдан угощал всю нищую братию, собравшуюся из окрестностей, и челядь, приехавшую с гостями.
Когда пана Чаплинского высадили так бесцеремонно на двор, все калеки и слуги окружили его: поднялся хохот, гам, шутки. Пан задыхался от злобы, топал ногами, грозил им саблею, к величайшему удовольствию смотревших в окно гостей. Наконец гайдук принес ему бурку и шапку, а мальчик подал коня, и он ускакал, не дожидаясь своих слуг.
В столовой, между тем, гости пили и шумели, шумели и пили; многие из них стали уже клонить свои головы, ложиться на лавки. Полковник Кречовский тоже лежал в числе других, но Барабаш был еще на ногах и крепился. Марина то и дело подносила ему чарку за чаркою и, низко кланяясь, просила не обидеть ее. Сам хозяин, хотя пил усердно с гостями, но, по-видимому, мало захмелел; у него было что-то на уме, и он пристально следил за кумом.
- А помнишь, кум, - небрежно заметил он ему, помахивая чаркою, - как мы с тобою ездили к самому королю? Ласково он тогда нас принял, золотое у него сердце, у нашего короля.
- А зачем вы ездили к королю? - спросил кто-то.
- А все по делам казацким. Кум Барабаш челобитную подавал о казацких вольностях, и король дал нам тогда привилегию на восстановление наших прав. Ведь так, кум, правду я говорю? - обратился он к Барабашу.
Барабаш смешался.
- Гм! - промычал он. - Оно точно как будто правда. Да что это тебе, кум, король на ум пришел? Держал бы язык за зубами, - прибавил он с досадою.
Дачевский приблизился и навострил уши. Гости тоже обступили их; о привилегии никто не слыхал, для всех была интересна такая новинка.
- Эх, куманек любезный! Разве я не знаю, где надо язык держать за зубами, а где его и развязать можно, - заметил Хмельницкий. - Мы все здесь люди свои. Ну, что ты держишь королевский лист под секретом? Дай мне его прочитать теперь.
Барабаш плутовато подмигнул ему и хлопнул себя по груди.
- Был он, был тут листик-то, - проговорил он, - да теперь его нет! Моя пани баба хитрая, ух, какая лихая!.. Да и на что тебе, куманек, читать его? - продолжал он. - Податей мы с тобою не платим, в войске польском не служим. Нам, начальникам, лучше брать деньги без счету, а дорогие сукна без меры! Так и моя пани говорит, - прибавил он самодовольно. - А как будем мы с тобою черни потакать, придется нам по лесам и по буеракам таскаться да своим телом комаров, как медведей, кормить.
Хмельницкий схватил со стола чарку и подошел к куму.
- Вот-то добре, куманек! - воскликнул он. - Ты у меня голова. Выпьем-ка по чарке да и забудем про королевскую грамоту. Ну ее!
Скоро гость совсем посоловел, хотел было встать, да ноги подкосились. Упал на лавку и захрапел. Гости мало-помалу кто разошлись по комнатам, кто улеглись тут же. Дачевский незаметно юркнул за дверь. Хмельницкий остался один с Довгуном среди сонных гостей. Он подозвал запорожца.
- Ну, слушай, будущий мой джура, - сказал он ему. - Вот тебе испытание: исполнишь, как следует - возьму тебя на службу, не исполнишь, сам себя вини.
- Что прикажешь, батько, все исполню! - радостно отвечал казак.
- Вот подожди! - сказал Хмельницкий.
Он подошел к сонному Барабашу, снял с его правой руки перстень, вытащил из-за пояса платок, а из кармана вынул ключи. Кум повернулся только на другой бок, пробормотал что-то сквозь сон и опять захрапел на всю комнату.
- Скорей седлай коня! - поспешно сказал Богдан Ивашку. - Скачи в Черкасы и скажи пани Барабашихе, что пан приказал ей передать тебе тот лист, который получил от короля. А в доказательство покажи ей перстень, платок и передай ключи на случай.
Ивашко ускакал, а Богдан прошел в свою комнату и опять засел за бумаги.
Пани Барабашиха крепко спала на своей высокой постели, как вдруг сквозь сон услышала стук в ворота. Она подумала, что вернулся полковник, наскоро завернулась в плахту, накинула на плечи жупан и побежала отворять дверь, обдумывая по пути, как встретить провинившегося пана. Однако, к великому ее удивлению, перед нею стоял не ее пан, а молодой статный казак с лицом, раскрасневшимся от выпитой горилки и от быстрой езды.