Илья Ратьковский - Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (1917–1920 гг.)
20 мая 1919 г. генерал-лейтенантом С. Н. Розановым отдан приказ о наступлении на партизанскую Степно-Баджейскую волость. В результате последующей военной карательной операции все жилые и хозяйственные постройки 20 населенных пунктов волости были сожжены: только в волостном селе остались несожженными церковь, школа и почтовое отделение[1100]. В ходе наступления было много расстреляно партизан, еще большее количество попало в плен. Согласно показаниям генерала Сыромятникова в суде, Розанов вскоре предполагал реализовать план, который удалось вовремя не допустить. «Он предполагал увести пленных в Туруханский край и затем по совету других лиц симулировать катастрофу на дороге. Там находились (речные) пороги. Со стороны одного лица последовало предложение, что так их слишком большое количество, судить их слишком долго. И все равно они будут приговорены к смертной казни, то было бы более рациональным…»[1101].
21 мая 1919 г. в Архангельске опубликованы приказы генерала В. В. Марушевского об утверждении 9 приговоров Военно-окружного суда[1102].
В ночь с 22 на 23 мая 1919 г. партизанский отряд из Аджимушкая решился на вылазку с целью захватить в свои руки Керчь. Часть города была захвачена, но вскоре партизаны потерпели поражение. Многие погибли в ту же ночь в боях, укрывшихся вылавливали и убивали на месте в последующие дни. Описание этих событий оставил белый офицер С. Н. Шидловский: «К вечеру город был освобожден – все оставшиеся в живых каменоломщики разбежались, скрываясь по городу. Начались обыски, аресты и расстрелы, брали всех подозрительных, придерживаясь правила: лучше уничтожить десять невинных, чем выпустить одного виновного; заодно был утоплен издатель меньшевистской газеты «Волна» (меньшевик Людкевич. – И. Р.), все время писавший против добровольцев.
Три дня продолжалась эта история и одновременно взрывались последние выходы Аджимушкайской каменоломни. За это время в Керчи было уничтожено до 3000 человек, большей частью евреев. Англичане, бывшие в Керчи, целыми днями бегали со страшно довольными лицами по городу, снимая фотографическими аппаратами повешенных и расстрелянных. Можно с уверенностью сказать, что почти ни один из сидевших в каменоломнях не удрал»[1103].
В апреле-мае Керченские каменоломни стали западней для многих красных партизан. Так, еще в апреле 1919 г. белогвардейцы блокировали все входы Петровской каменоломни, первоначально выкуривая партизан с помощью горящей соломы и взрывая в галерее заряды динамита. В результате задымления, камнепадов и обвалов погибло много партизан, а также находившихся вместе с ними стариков, женщин и детей. Попытки прорыва из каменоломен пресекались пулеметным огнем. Позднее в каменоломни был запущен удушливый газ, который не дал эффекта из-за сквозняка. Тем не менее погибли годовалый ребенок и женщина. Когда в мае партизаны сдались, то данное им обещание не было выполнено, они были расстреляны в количестве не менее 80 человек[1104].
24 мая 1919 г. издан приказ начальника 2-й чехословацкой стрелковой дивизии и начальника охраны железнодорожного участка Новониколаевск – Ачинск полковника Крейчего от 11 мая 1919 г.: «Возложить охрану участка магистрали Новониколаевск – Ачинск на самих жителей… Жители указанных участков должны сами… организовать фактическую охрану железнодорожного полотна и построек и помнить, что это не предложение, а приказ, который должен быть выполнен в точности… Должностные лица волостного и сельского управления немедленно по получении сего приказа должны… прислать мне списки заложников, число которых определяется числом деревень и сел данной волости в полосе 20 верст к югу и северу от полотна… Если на каком-либо участке произойдет крушение вследствие разборки пути или злоумышленное нападение на служащих железной дороги и караулы, то вся ответственность падает на жителей данного участка… Если через трое суток после совершенного преступления не будут выяснены и выданы виновные, то в первый раз половина заложников через одного будет расстреляна, а дома жителей, ушедших к преступникам, невзирая на оставшиеся семьи, будут сжигаться… В случае повторного нападения на одном и том же участке число расстрелянных заложников будет увеличиваться в несколько раз, а подозрительные деревни сжигаться целиком»[1105].
25 мая 1919 г. в Белой Сибири введена в действие новая редакция ст. 129 «О сообществах инакомыслящих» «Уголовного уложения». Под инакомыслием понималось «возбуждение речами, прокламациями ко всякому социальному бунту; возбуждение чувств неповиновения и нарушения законности». Предусматривались самые высокие меры ответственности за такую пропаганду в годы войны, так как борьба с «инакомыслием», по словам законодателя, очень трудна[1106].
26 мая 1919 г. после судебного разбирательства по приговору военно-окружного суда белогвардейцами были расстреляны первый выборный командир ледокола «Святогор» (впоследствии знаменитый «Красин»), поручик по адмиралтейству дворянин Н. А. Дрейер, председатель судового комитета А. А. Терехин и пять матросов. Больного Дрейера доставили к месту казни на носилках и расстреливали привязанного к столбу[1107]. По иронии судьбы, двоюродным братом Н. А. Дрейера был капитан второго ранга Г. Е. Чаплин, организатор Архангельского белого переворота 1918 г., за противодействие которому и судили Дрейера. Ранее Чаплин входил в подпольную организацию в Петрограде профессора В. П. Ковалевского[1108]. На судебном процессе капитан Чаплин выступил в защиту брата, но не преуспел.
26 мая 1919 г. в бою близ ст. Преображенская у дер. Красные Горы был тяжело ранен особоуполномоченный 7-й армии на Лужском участке фронта Н. Г. Толмачев. Не желая попасть в плен, он застрелился. Впоследствии над его трупом издевались, о чем свидетельствовала штыковая рана в спину. Взятый же в плен белогвардейцами комиссар Хобесович был расстрелян[1109].
27 мая 1919 г. приказ адмирала А. В. Колчака по армии от 14 мая 1919 г.: «Лиц, добровольно служащих на стороне красных… во время ведения операций… в плен не брать и расстреливать на месте без суда; при поимке же их в дальнейшем будущем арестовывать и предавать военно-полевому суду»[1110]. Колчак в октябре 1919 г. во время поездки в Тобольск откровенно говорил по этому поводу Главноуправляющему делами Верховного правителя и Совета министров Г. К. Гинсу: «Гражданская война должна быть беспощадной. Я приказываю начальникам частей расстреливать всех пленных коммунистов. Или мы их перестреляем их, или они нас. Так было в Англии во времена войны Алой и Белой Розы, так неминуемо должно быть и у нас и во всякой гражданской войне»[1111]. Данное зафиксированное в мемуарах высказывание А. В. Колчака дополняет его приказ, в котором говорилось: «Гражданская война по необходимости должна быть беспощадной. Командирам я приказываю расстреливать всех захваченных коммунистов. Сейчас мы делаем ставку на штык»[1112].
27 мая 1919 г. началось большевистское восстание в Бендерах против румынских оккупационных войск. В подавлении восстания участвовали румынские войска и африканские части французской армии. Пленных либо убивали на месте, либо расстреливали у стен Бендерской крепости[1113].
После его подавления было расстреляно около 150 человек. Позднее состоялся судебный процесс над 108 бессарабскими коммунистами и сочувствовавшими им, 17 человек было казнено, остальные отправлены на каторгу[1114]. Еще 19 человек были заочно приговорены к смертной казни[1115].
28 мая 1919 г. эстонскими войсками взят Псков. Порядок в городе определял «атаман крестьянских и партизанских отрядов» С. Н. Булак-Балахович, прибывший в город 29 мая. Публичные казни в Пскове в первый месяц после его освобождения от большевиков проходили днем, в центре города, на трехгранных фонарях Сенной площади. Отвечал за казни сподвижник Булак-Балаховича барон Б. А. Энгельгарт. «Долгое время этой процедурой распоряжался сам Балахович, доходя в издевательстве над обреченной жертвой почти до садизма. Казнимого он заставлял самого себе делать петлю и самому вешаться, а когда человек начинал сильно мучиться в петле и болтать ногами, приказывал солдатам тянуть его за ноги вниз»[1116]. Любовь к публичным казням у Булак-Балаховича отмечали и другие деятели белого движения. Князь Л. Львов вспоминал: «Мы ехали по району, оккупированному год тому назад знаменитым Булак-Балаховичем. Народная память осталась о нем нехорошая. Грабежи и, главное, виселица навсегда, должно быть, погубили репутацию Балаховича среди крестьянского мира. За 40–50 верст от Пскова крестьяне с суровым неодобрением рассказывают о его казнях на псковских площадях и о его нечеловеческом пристрастии к повешениям»[1117]. Об этом же пристрастии к расправам Булак-Балаховича писал и бывший министр юстиции Северо-западного правительства Е. П. Кедрин: «Вешать и расстреливать людей – это занятие он считал не только своей специальностью, но и «отдыхом», и этому «отдыху», не скрывая своего удовольствия, он предавался обычно после обеда…»[1118].
