Завоевание Туркестана - Константин Константинович Абаза
После вылазки 4 января много убитых текинцев осталось между нашими передовыми траншеями и неприятельским рвом. Трупы начали гнить, заражая воздух несносным смрадом. Скобелев послал полковника Юмудского, родом туркмена, заключить перемирие для уборки тел. У нас выкинули белый флаг, штаб-трубач заиграл отбой: все трубачи тотчас подхватили этот сигнал, и долго он наигрывался, пока не утихла пальба. С нашей стороны вышло для переговоров три человека и со стороны текинцев трое. Обе партии уселись одна против другой, как раз посредине между рвом и нашим редутом. По обычаю азиатцы спросили друг у друга о здоровье, после чего Юмудский объявил, что генерал Скобелев, уважая храбрый текинский народ, согласен дать два часа на уборку тел. В ответ на эти слова с крепостной стены, где собралось множество народа, раздались крики: «Нам не надо их! И так валяется в крепости довольно этих собак!» Убитые были больше из соседних кочевьев, жители которых недавно покинули крепость, чем текинцы остались недовольны. Пока шли переговоры, народа на стене все прибывало да прибывало. В высоких бараньих шапках, в разноцветных халатах текинцы смотрели богатырями. Почти у каждого в руках тяжелая кривая шашка с роговой рукояткой, ножны деревянные. Ружья у текинцев старинные, больше кремневые, при стрельбе кладут их на подставку. Между толпами текинцев расхаживал в красном халате, с копьем в руках, Мурад-хан. Он громко покрикивал: «Не сметь стрелять по русским: кто выстрелит — тому смертная казнь!» И с нашей стороны толпы любопытных покрыли все ближние насыпи. Первый раз после трех недель осады враги смотрели друг на друга добродушно. Послышались шутки, веселые разговоры, зазыванье в гости. Текинцы в ответ улыбались, звали шапками к себе в крепость.
«Вы бы лучше бросили воевать, — говорили наши, знавшие по-татарски. — Белый Царь силен! Вам нельзя с ним бороться! Лучше сдавайтесь: генерал помилует». Текинцы ничего не отвечали. В это время Скобелев прошел траншеями к передовым позициям, откуда внимательно осмотрел крепостную стену. С нашей вышки успели зачертить план крепости, и когда сделали примерный расчет, сколько она может вместить кибиток, вышло, что их должно быть 15 тыс. По окончании уборки текинцы сказали Юмудскому: «Ну, теперь ступай, да хранит тебя Аллах! Стрелять будем!» Как только халаты текинцев скрылись за стеной, было сделано по три выстрела в воздух, потом пошла обычная пальба. После узнали, что во время уборки тел в кибитке Махмут-Кули-хана собрался маслахат. Многие были не прочь покориться, но Тыкма-сардар сказал: «Теперьуже поздно об этом говорить!» Возле кибитки скопилась толпа молодежи; заслышав, что речь идет о покорности, она ворвалась с обнаженными шашками в кибитку и застращала старейших: «Не допустим! Не хотим мириться! — кричали молодые текинцы. — Смерть гяурам!» Тогда совет разошелся, давши знать на вал, что текинский народ не желает вести переговоры о мире.
И текинцы ждали штурма, как освобождения от томительной изводящей их осады, так равно и русские войска ждали штурма, чтобы разом покончить с текинцами; они были утомлены осадными работами, тяжелой службой, озлоблены гибелью товарищей, поруганием их трупов. Предвестниками близости конца было заложение брешь- батареи и устройство подкопа. Брешь-батарея должна была сбить часть крепостной стены настолько, чтобы могла подняться штурмовая колонна; при помощи подкопа рассчитывали взорвать часть стены. Прежде чем приступить к этой работе, надо было сделать точный промер рва. На такое смелое дело вызвался сотник Кулаковский. Под огнем с вала он вышел из Ширванского редута, спустился в ров и вымерял его — сначала на глаз, потом тесьмой: оказалось, что глубина его в два аршина, а ширина семь аршин; до рва оставалось пройти сапой только 29 саженей. Куропаткин с отборной командой зорко следил, пока отважный сотник не