Андрей Венков - Казаки против Наполеона. От Дона до Парижа
Уже показались две конноартиллерийские роты, шедшие во главе резервов (это выполнил приказ царя Сухозанет), но французы были еще ближе. «Вдруг слышим крик, — рассказывает Першиков, — позвать полковника Ефремова к Государю»{700}.
Ефремов, за отсутствием командира, стоял перед полком. Он поскакал на холм и остановился перед Александром I. Император указал ему на французов. «Полковник Ефремов, — рассказывает Коньков, — перекрестился большим крестом и, обращаясь к казакам, крикнул: "Братцы, умремте, а дальше не допустим". "Полк, за мной!" И не ожидая, пока тронется полк, Ефремов поскакал к стороне неприятеля. В эти мгновения не более восьмидесяти шагов отделяют французов от Вахтберга»{701}.
По словам Конькова, и офицеры и вахмистры вооружились пиками, наиболее надежным оружием, и пустились за Ефремовым во всю конскую силу.
Передовые группы французских кирасир, тяжело скакавших уже к возвышенности, на лошадях, утомленных продолжительною скачкою по болотистому грунту, словно вихрем сдунуло. Казаки опрокинули их к пруду, затем в пруд и овладели узкою плотиною. «Дальше, — продолжает Першиков, — путь наш пересекал топкий, болотистый ручей, который обскакать было нельзя. Вот тут-то и пошла у нас суматоха. Плотина узкая — вдвоем проскакать нельзя, а по одному — когда перескачем? Эскадроны рассыпались по берегу, точно табун лошадей, пригнанный к водопою в наших задонских степях. Вдруг опять кто-то крикнул: "Что стали? пошел!" И казаки, кто где стоял, так и ринулись напрямки, перед собою: кто пробирается плотиною, кто плывет, где поглубже, а кто, забравшись в тину, барахтается в ней по самое брюхо лошади. Но вот лейб-эскадрон уже на том берегу; видим, идет общая свалка, наших гонят; какой-то кирасирский полк перерезал нам дорогу, впереди его генерал. Времени терять было нельзя. "Эскадрон!" — крикнул громовым голосом Ефремов. Мы все повернули головы. "Эскадрон", — повторил он, — "Благословляю!" Он высоко поднял свою обнаженную саблю и сделал ею в воздухе крестное знамение. Мы опустили на перевес свои длинные дротики, гикнули и ринулись на латников». «Неожиданным нашим появлением, — рассказывает Коньков, — на фланге неприятель настолько был озадачен, что как будто на минуту приостановился и заволновался, как вода в корыте. А мы с страшным, диким гиком уже неслись на него»{702}.
Непосредственно при столкновении казаки воспользовались слабой верховой подготовкой молодых французских кирасир. «Пикой французскую лошадь в морду, та взвилась на дыбы, поддала задом — и француз грохнулся оземь, как куль, только звякнули латы. Пошли мы тогда шпырять лошадей их: кто в морду, кто в ноздри, кто в ухо — они и взбесились. Как пошли они прядать одна на другую, как стали качать задом и передом — французу не до того, чтобы рубить — дай Бог в седле усидеть. И такая пошла у них каша, что сказать нельзя: друг на дружку лезут, друг дружку топчут, — вот точь-в-точь на Дону у нас бараньи отары», — вспоминал Першиков{703}.
Большого преимущества у кирасирской бригады Бессьера не было (возможно, его вообще не было). Лоб в лоб с французами столкнулась бригада русских кирасир (8 эскадронов, более 800 коней), причем ее вел в атаку сам принц Евгений Вюртембергский{704}, а также на поле боя подоспел Лейб-гвардии Гусарский полк (6 эскадронов, около 600 сабель), да, видимо, оказывали сопротивление небольшие части лейб-драгун и лейб-улан. Так что удар во фланг французам элитной кавалерии — трех эскадронов Лейб-гвардии Казачьего полка и причисленной к нему гвардейской Черноморской сотни (всего более 400 коней) — мог переломить ход боя.
Но перелом произошел позже. К Вахтбергу подоспели 48 орудий русской резервной артиллерии под командой генерал-майора Сухозанета. 10-я конная рота двинулась вслед за Лейб-гвардии Казачьим полком, а 23 орудия Сухозанет поставил у самого пруда при Госсе. А у французов перестроившаяся бригада Сопранзи подоспела на помощь полкам Бессьера. И русские батареи тотчас открыли картечный огонь во фланг французским кирасирам, наступающим в эскадронных колоннах.
Вслед за артиллерией и русскими кирасирами с левого фланга подошли 6 прусских эскадронов Ноймаркского драгунского полка (прозванного впоследствии «Вахаусские драгуны») и 2 эскадрона 1-го Силезского уланского, всего около 700 сабель. Французы заметили приближение нового противника, и бригада Сопранзи успела построить уступы, чтобы встретить его атаку. Произошел новый кавалерийский бой, вначале тоже проходивший с переменным успехом, но в конце концов завершившийся победой союзников.
«Вот тут-то и пригодились наши родные пики, которые не раз нас выручали в боях, — рассказывает Коньков. — Мы их так кололи, что за одним другой подыхал. Как погнали мы их, вот тут-то и разгулялась наша дончиха, знай машет направо и налево; командиры наши тоже пошли в чернорабочие и на руку охулки не клали. Собьешь это с какого-нибудь француза каску, испужается он, да и спрячет голову в гриву, голову спрячет, а зад выставить, а на заду лат-то у него нет, вот как ткнешь его пикой, так дончиха-то и проедет сквозь тело по самые плечи. Много мы тогда таким манером пик переломали. Гнали мы латников долго до самой их пехоты, пока по нас не ударили картечью. Тут уж мы скомандовали себе — направо кругом и пустились назад. Никто нас не преследовал. Выбрались мы из-под картечного огня и пошли шагом»{705}.
Преследуя французов, союзная кавалерия отняла у них 24-пушки из 26-ти, только что захваченных кирасирами{706}.
Кирасирская дивизия Бордесуля, несмотря на неоднократные просьбы ее командира, так и не была поддержана другими соединениями французской кавалерии. Хотя русские источники утверждали, что во время боя кирасир с бригадой русской легкой кавалерийской дивизии «можно было видеть, как сильные колонны неприятельской пехоты быстро продвигаются от Вахау в направлении Госсы. Судьба дня колебалась, и уже казалось, что победа склоняется в пользу неприятеля»{707}.
Было около 15 часов 30 минут, когда последние эскадроны кирасир, проскакав мимо орудий большой французской батареи, скрылись по ту сторону Вахауской возвышенности{708}. «К 3.30 эпизод был завершен, и с ним исчез шанс французов добиться реального успеха. Богемская армия была оттеснена назад на значительное расстояние, но она существовала и была еще способна оказывать упорное сопротивление», — пишет Д. Чандлер{709}.
Даже спустя 14 лет после Лейпцигского сражения генерал Бордесульт писал: «Если бы меня поддержали, то, может быть, исход этого великого дня был бы иной»{710}.
«Таким образом, в одном сражении мы видим, что в течение каких-нибудь нескольких минут две кавалерийские атаки, сначала победоносные, оканчиваются полным поражением вследствие неимения резерва», — подтверждает эту версию Денисон{711}.
Роль Лейб-гвардии Казачьего полка была высоко оценена сразу же в «Журнале боевых действий» русской армии. Указывалось, что легкая гвардейская кавалерия «после многих смелых ударов… видя, что неприятель беспрестанно усиливал себя новыми массами кавалерии, принуждена была отступить, но посланные государем императором из собственного конвоя его величества Лейб-гвардии казачий полк и черноморская сотня, подкрепив ее, остановили дальнейшее стремление неприятеля, и минута, в которую успех битвы мог казаться сомнительным, пролетела мгновенно»{712}.
Известия Главной квартиры Главной армии о битве при Лейпциге от 7 (19) октября сообщали: «Удачное направление огня артиллерии и храбрая атака Лейб-гвардии казачьего полку под командою генерал-адъютанта его величества императора всероссийского графа Орлова-Денисова принудили неприятеля опять отступить за Вахау»{713}.
Известия Главной квартиры от 9 (21) октября кратко повторили: «Лейб-казаки, бывшие в эскорте его императорского величества, под начальством графа Орлова особенно отличились…»{714}.
Лишь более позднее «Описание сражения при Лейпциге», подготовленное в штабе русской армии в 1813 г., отметило, что удар лейб-казаков был направлен в тыл вражеским кирасирам: «Судьба дня колебалась, и уже казалось, что победа склоняется в пользу неприятеля. В этот важный момент его величество император приказал генерал-адъютанту графу Орлову-Денисову напасть с лейб-казачьим полком в тыл неприятельской кавалерии, и этот удачный маневр явился решающим… Через несколько минут граф Орлов-Денисов достиг высот по ту сторону Тейхена, неудержимо ринулся в тыл неприятельской конницы и вызвал замешательство в ее рядах. Легкая гвардейская кавалерийская дивизия, спасенная этой смелой атакой, снова построилась, напала на врага и заставила его отступить»{715}.
