Андрей Венков - Казаки против Наполеона. От Дона до Парижа
А. Лашук, опираясь на воспоминания командира французской кирасирской дивизии Бордесульта, дает несколько иной вариант. Граф Этьен Тардиф де Поммру де Бордесуль в своем письме в редакцию французского журнала «Spectateur militaire» от 23 марта 1827 г. сообщил следующее: 1-я тяжелая кавалерийская (кирасирская) дивизия генерала Бордесуля состояла из 22 эскадронов, но саксонский кирасирский полк Цастрова (4 эскадрона) был откомандирован из дивизии, и на момент атаки она состояла из 18 эскадронов кирасир, насчитывавших вместе не более 2500 всадников.
После 14 часов 1-я кирасирская дивизия выдвинулась вперед и расположилась на правом фланге большой батареи Друо. Сделано это было по приказу дивизионного генерала Думерка. Генерал Жан-Пьер Думерк только что возглавил I корпус резервной кавалерии, предыдущему командиру корпуса генералу Латур-Мобуру примерно в половине второго часа пополудни оторвало ядром ногу.
Около 14 часов 30 минут генерал Бордесуль самостоятельно принял решение атаковать со своей дивизией находившиеся перед ним русские батареи, огонь которых сильно мешал наступлению пехотных колонн Виктора и Лористона. Четыре эскадрона саксонского Гвардейского кирасирского полка (из 3-й бригады генерал-майора фон Лессинга) он направил на русскую батарею, стоявшую вправо, а сам с шестью эскадронами 1-й (передней) бригады бригадного генерала Луи-Шарля-Бартелеми Сопранзи пошел на большую батарею влево. Восьми эскадронам 2-й бригады, командиром которой был бригадный генерал Бертран Бессьер (младший брат маршала), Бордесуль приказал следовать сзади, в качестве резерва{689}.
Историк Лейб-гвардии Казачьего полка Б.Р. Хрещатицкий описал начало этой атаки более эмоционально: «В три часа трубы проиграли атаку, на мгновение умолкли пушки, и вот — французские эскадроны сверкающей и волнующейся лавиной, все увеличивая аллюр, ринулись вперед, огибая справа и слева Вахау»{690}.
Саксонские гвардейские кирасиры полка «garde-du-corps», перейдя плоскогорье Вахау, повернули вправо и атаковали батарею, занимавшую огневую позицию в ½ версте западнее деревни Гольденгоссы, невдалеке от 9-й прусской бригады генерал-майора фон Клюкса. Бригады Сопранзи (2-й, 3-й и 6-й кирасирские полки) и Бессьера (9-й, 11-й и 12-й кирасирские полки) пошли прямо, на вторую русскую батарею, поставленную у дороги в Либертвольквиц. Сам дивизионный генерал Бордесуль, сопровождаемый начальником штаба 1-й тяжелой кавалерийской дивизии аджюдан-комманданом Шарлем-Франсуа Роттье де Лабордом, следовал при 1-й бригаде.
Под удар французских кирасир попали поредевшие батальоны Кременчугского полка, который являлся прикрытием обеих русских батарей. Один из двух батальонов Кременчугского полка был смят и частично взят в плен. Другой батальон успел построиться в каре и устоял. Однако русская батарея из 26 русских орудий, состоявшая из 33-й батарейной роты и гвардейской батарейной роты графа Аракчеева, была захвачена французскими кирасирами. Атака на батарею нарушила боевой порядок бригады Сопранзи, и ей пришлось остановиться, чтобы вновь устроиться{691}.
Первоначальная задача, которую ставил перед собой и дивизией Бордесульт, была выполнена, батареи захвачены. Все последующие события объясняются несогласованностью в действиях французского командования и попытками русских вернуть свои батареи. Интересно мнение Жомини: «Общая атака кавалерии проводится, чтобы захватить артиллерийские батареи и позволить пехоте с большей легкостью занять позицию, но пехота тогда должна быть под рукой, чтобы вовремя поддержать кавалерию. Дело в том, что атака такого характера имеет лишь временный эффект, из которого следует извлечь выгоду, прежде чем противник сможет контратаковать разрозненную кавалерию. Великолепная атака французов в направлении населенного пункта Госс (Гюльденгосс) в битве под Лейпцигом 15 октября (на самом деле — 16 октября. — А.В.) является прекрасным примером такого рода»{692}.
Решение атаковать батареи было принято самим Бордесультом и, видимо, без согласования с соседями. Отсюда — непонятное, на первый взгляд, бездействие французской пехоты, хотя общий план Наполеона предполагал тесное взаимодействие между атакующими.
Видимо, в это время, как писал Б.Р. Хрещатицкий, «оценивая важность минуты, Александр I подозвал к себе стоявшего в свите командира лейб-казаков графа Орлова-Денисова и послал его за тяжелою кавалерией. А генералу Сухозанету, бывшему здесь, Государь повелел выдвинуть резервную артиллерию»{693}. Но для исполнения этого приказа нужно было время.
Сражение продолжалось. Союзное командование, естественно, стягивало резервы к предполагаемому месту прорыва, как только ударила французская артиллерия. И силы эти подходили вовремя.
Вскоре со стороны деревни Госсы (Гюльденгоссы) показались два полка русской легкой гвардейской кавалерийской дивизии (12 эскадронов, более 1200 всадников), прибывшие с левого фланга союзников, — Лейб-гвардии Драгунский и Лейб-гвардии Уланский полки. Третий полк дивизии, Лейб-гвардии Гусарский, ранее участвовавший в бою с польской и французской конницей на левом фланге, еще не успел догнать свою дивизию. Четвертый полк дивизии — Лейб-гвардии Казачий — находился поблизости в конвое императора Александра I.
Бригада Сопранзи еще не успела перестроиться. Кирасиры, рассыпавшись группами, забирали пленных и пытались увезти 4 захваченных ими орудия. Лейб-драгуны и лейб-уланы опрокинули их, причем унтер-офицер Лейб-гвардии Драгунского полка Иван Стадницкий отбил знамя Кременчугского пехотного полка, ранее взятое французами.
Б.Р. Хрещатицкий пишет, что русские драгуны бросились и на батарею, захваченную саксонцами, и заставили последних отступить{694}.
Командир дивизии Бордесуль послал бригадному генералу Бессьеру, чья 2-я бригада по-прежнему оставалась в резерве, приказание выслать против головных частей русской кавалерии один кирасирский полк, однако «неустрашимый Бессьер бросился на неприятеля со всей своей бригадой»{695}.
Русская гвардейская бригада прибыла под Госсу «после утомительного перехода», в бою с бригадой Сопранзи наверняка потеряла строй и сразу же потеряла свое командование — «по несчастной случайности, начальник дивизии генерал Шевич в первый же момент смертельно поражен; принявший от него команду Давыдов артиллерийским снарядом буквально разорван на куски; происходит замешательство»{696}. Поэтому кирасиры из бригады Бессьера опрокинули русскую гвардейскую бригаду. Лашук пишет, что это произошло после рубки, Хрещатицкий считает, что опрокинули «с налета».
«Описание сражения при Лейпциге», подготовленное в штабе русской армии в 1813 г., «подчищавшее» и объяснявшее «неудобные» моменты боя, дало такой вариант событий: «…Главные силы неприятельской кавалерии пронеслись мимо сражавшихся тут частей по направлению к долине, которая тянется от Госсы до Греберна. Здесь, не ожидая нападения, двигалась растянутыми линиями легкая гвардейская кавалерийская дивизия. Прежде чем она смогла построиться, неприятель стремительно напал на нее и смял»{697}.
Итак, русскую гвардейскую бригаду обратили в бегство и загнали на болотистый луг западнее Госсы. «Затем эскадроны Бессьера устремились к плотине между двух прудов, за которой, на холме Вахтберг, была заметна блестящая группа всадников — союзные монархи с их свитами. Хотя низина к западу от Госсы от дождей превратилась в вязкое, труднопроходимое болото, отдельные французские кирасиры все же стали перебираться через нее (их общее число, по-видимому, не превышало сотни, и, конечно, они не могли представлять серьезной угрозы для монархов России, Австрии и Пруссии). Но главные силы бригады Бессьера еще раньше свернули вправо — навстречу Орденскому и Малороссийскому кирасирским полкам генерал-майора графа Гудовича (2-й бригады 3-й кирасирской дивизии), спешившим к Вахтбергу из Ауэнхайма»{698}. Это, видимо, Орлов-Денисов подвел затребованную царем тяжелую кавалерию.
Б.Р. Хрещатицкий сам бой лейб-казачьего полка дал по воспоминаниям двух рядовых участников, младшего офицера Конькова и казака Першикова. Ситуация оставалась крайне напряженной. «У нас трепетали сердца, — рассказывает участник боя лейб-казак поручик Е.А. Коньков, — когда мы следили за этой бешеной атакою. Мы жалели своих солдат, а в особенности боялись за нашего обожаемого Императора, который стоял бледный, следя в подзорную трубку за боем»{699}.
Уже показались две конноартиллерийские роты, шедшие во главе резервов (это выполнил приказ царя Сухозанет), но французы были еще ближе. «Вдруг слышим крик, — рассказывает Першиков, — позвать полковника Ефремова к Государю»{700}.
