Александр Бушков - Неизвестная война. Тайная история США
Подозревать ее в конце концов начали, взяли в разработку – но до конца войны так и не сумели собрать улики. Когда оборона Юга рухнула окончательно, горожане, прихватив факелы, толпой нагрянули к особняку Элизабет, чтобы сжечь его (саму отчаянную даму все же не собирались трогать). Воинственная старая дева не растерялась и заявила во всеуслышанье, что федералы, которые тут будут максимум через час, в свою очередь, спалят дома всех собравшихся. Соседи призадумались – и, ворча, отступились. Когда на ричмондских улицах показались первые разъезды северян, Элизабет Ван Лью торжественно подняла над своим домом федеральный флаг.
Конец у этой истории достаточно унылый. Генерал Грант, став президентом США, «за заслуги» назначил Элизабет почтмейстером Ричмонда. Южане до самой ее смерти бойкотировали мисс Ван Лью как «предательницу» – так что жизнь у нее выдалась не особенно приятная. Федеральное правительство ей не возместило ни цента из тех денег, которые она тратила из своих сбережений на тайную деятельность, а после ухода Гранта и вовсе отправило в отставку без пенсии. Единственными средствами к существованию оказалась скудная денежная помощь, которую Элизабет оказывали друзья и родственники полковника-северянина, которому она помогла бежать из плена… Короче говоря, ни одно доброе дело не остается безнаказанным.
На Юге разведслужба была одна. На Севере – две (Бейкера и Пинкертона), а потому, как частенько в таких случаях бывает, меж ними царило нездоровое соперничество: интриги, грызня, конкуренция. Что делу только мешало. Ну, а поскольку, как уже не раз подчеркивалось, времена стояли патриархальные, то в самом начале войны, посреди всеобщей неразберихи за линию фронта к южанам отправился в роли тайного агента сам Бейкер. Вооружившись громоздкой фотокамерой, он под видом бродячего фотографа принялся бродить по южным тылам. В конце концов его все же арестовали и посадили, но улик не нашли. Вскоре в камеру к Бейкеру явилась с религиозными брошюрками юная очаровательная особа и поведала шепотом, что собирается вскоре пробраться тайком к северянам – так не нужно ли кому-нибудь там что-то серьезное передать?
Бейкер сыграл дурачка – и правильно сделал, как позже выяснилось: эта очаровательная молодая особа звалась Белл Бойд… В конце концов – патриархальщина! – дошло до того, что Бейкера взялся допрашивать сам президент Дэвис, но тот преспокойно выдал себя за уроженца Теннесси, простачка от сохи, а когда южане отыскали жителя того самого города, за уроженца которого Бейкер себя выдавал, Бейкер, ухитрившись подслушать фамилию «земляка», кинулся к нему с объятиями и задурил голову так, что тот подтвердил: ну как же, как же, наш парень…
Бейкер пережил на Юге еще массу приключений, собрал немало ценной информации и вернулся на Север, после чего и стал главой одной из секретных служб (где, как уже говорилось, параллельно с ловлей вражеских агентов занимался «крышеванием» коммерсантов и вульгарным рэкетом).
Одним из лучших разведчиков Пинкертона оказался рядовой солдат Дейв Грэхем, под видом мелкого торговца действовавший в тылах южан (однажды он даже взорвал склад боеприпасов), – этот парень настолько хорошо умел изображать эпилептика, что пару раз вводил в заблуждение и опытных врачей.
Зато другого ценного агента, Уэбстера, погубил именно Пинкертон – своей торопливостью. Уэбстер, талантливый контрразведчик, раскрывший немало тайных организаций южан на Севере, однажды расхворался, от него долго не было вестей – и разнервничавшийся Пинкертон отправил к нему двух связных. Связные действовали так топорно, что сразу себя выдали – а потом, спасая себя от виселицы, «заложили» Уэбстера, коего и отправили на виселицу…
Целый роман можно написать и о северном агенте Филиппе Хенсоне, который по заданию северян проник в разведслужбу южан и долго на манер Штирлица служил агентом-двойником, был в конце концов арестован, выдержал допрос у самого генерала Ли, ничем себя не выдал и дождался прихода федеральных войск. Южане его справедливо считали самым опасным шпионом Севера…
Особо следует подчеркнуть: почти все эти люди, и северяне, и южане, работали не за деньги, а за идею – и многие из них за эту идею, не дрогнув, отправились на виселицу.
Были и другие – тоже служившие идее, но идея эта была довольно-таки гнилой. Я имею в виду многочисленную революционную сволочь, набежавшую в северную армию. Вот к этим никакого уважения не испытываешь, очень уж гнусная была публика…
Однако без рассказа о ней не обойтись.
Глава десятая
Люди со стороны
Худшее правительство – как правило, самое высоконравственное.
Г. Л. Менкен1. Семь пар нечистых
Поскольку эта глава, в общем, не только об «идейных» чужеземцах, оказавшихся участниками Гражданской, а обо всех иностранцах, вовлеченных в войну, то начать следует с народа совершенно безыдейного.
С наемников. Об этом как-то подзабылось, но значительную часть северной армии составляли европейцы, нанятые, как в Средневековье, за несколько монет. Уже в августе 1862 г. все американские дипломаты в Европе получили от государственного секретаря Сьюарда инструкцию о вербовке наемников. И рьяно принялись за дело. В США потянулись немцы, итальянцы, ирландцы, поляки, венгры и прочие граждане европейских держав. Сколько их в федеральной армии насчитывалось, мне точно неизвестно, но американский автор употребляет определение «сотни тысяч» (149).
Часть из этих «кондотьеров» наверняка искала приключений и добычи – но скорее всего, очень малая. В Европе простому народу тогда жилось голодно и безземельно (особенно ирландцам, против которых Британия устроила настоящий геноцид), так что американские обещания для них были манной небесной: обмундирование, обувка, жалованье, а после войны – земельный участок. Для европейского бедняка приманка нешуточная. А то, что могут убить… Каждый всегда надеется, что убьют не его, а соседа.
Для северного командования эти солдаты были прямо-таки находкой – совершеннейшие чужаки в Штатах, не имеющие тут ни родных, ни знакомых, не знающие даже здешнего языка. И с дисциплиной у них не в пример лучше, чем у необузданных, вольных янки, и, что еще существеннее, они не способны поддаться на агитацию противника и уж безусловно не проникнутся к противнику сочувствием. Надежнейшее пушечное мясо. Смело можно предположить, что именно от этих чужаков и шло больше всего зверств, грабежей и насилия, именно им можно было поручать самые грязные дела: в нашу Гражданскую особой лютостью отличались как раз латыши, китайцы и прочие разноплеменные «интернационалисты», которых с коренным населением ничегошеньки не связывало…
Горький парадокс в том, что северяне не сами это придумали, а попросту позаимствовали эту идею у англичан. В свое время, когда началась американская революция и Война за независимость, практичные британцы решили использовать иностранных наемников. Россия и Пруссия отказались за деньги поставлять своих солдат, тогда упрямые милорды купили примерно тридцать тысяч солдат в мелких германских княжествах, главным образом в Гессене. Денег потрачено было много, но особенных ратных подвигов немцы не показали, разве что печально прославились безудержным мародерством в старом добром европейском стиле. Нынешние, иностранцы на службе у федералов, надо полагать, вели себя не лучше. Легко догадаться, что командование их швыряло в мясорубку первыми (сдохнут – Европа большая, можно еще прикупить) – и никто им благоразумно не объяснил, что обещанный земельный надел сплошь и рядом придется потом отбивать у индейцев, потому что это исконные земли краснокожих…
Сомневаюсь, что есть точная статистика, сколько из этих бедолаг погибли или остались калеками и сколь ничтожный процент из них все же сподобился получить клочок земли (известно ведь, что и из жаждавших своей землицы коренных американцев далеко не все такое счастье получили).
Теперь – об идейных. На протяжении всей войны (да и потом) Север пользовался особенной любовью того самого революционного сброда чуть ли не из всех европейских стран: Север ведь был «прогрессивным» и вел «освободительную» войну…
Девятнадцатый век дал миру явление совершенно новое и прежде практически не встречавшееся: профессионального революционера. Субъект этот был подлинным интернационалистом (кстати Марксов «Интернационал» уже существовал) – он не замыкался на своей родине, а носился по всему миру, как собака с консервной банкой на хвосте, кидаясь в любую «революцию», ничуть не удручаясь незнанием языка и местных реалий. Главное, это была революция – священное ремесло…
По всей видимости, с ними происходило то же самое, что нередко случается с людьми, отвоевавшими в какой-нибудь горячей точке: человек уже не в состоянии перейти к мирной жизни, он мотается по всем заварушкам, какие только вспыхивают, – и ведь счастлив…