Юлиан Семенов - Межконтинентальный узел
Старший посмотрел на помощника:
- Ну как, Ник? Что у тебя на душе? Операция пройдет успешно?
- Провалимся, - усмехнулся тот. - Я всегда боюсь провала, только поэтому, верно, и не проваливался ни разу...
Уолтер-младший тронул пальцем лоб.
- Стучу по дереву... А теперь, мистер Уолтер, мне бы хотелось получить список всех - без исключения - людей, которые имели доступ в этот гараж...
- Это еще зачем? - удивился Уолтер-младший.
- Не знаю. Так приказал Дайджест. Он приказал срочно передать ему все имена... При этом выразил убеждение, что ни один из немцев доступа сюда не имел. Это верно?
- Нет, не верно, - не сдержал раздражения Уолтер-младший. - Мы живем не в безвоздушном пространстве, в конце концов! Сюда имеют доступ два немца...
- Кто они?
- Один занимался разбором нашего маршрута, он перешел на Запад в шестидесятом году, вполне надежен, а второй...
- Перейдет на Восток, - усмехнулся старший. - Как шеф боннской контрразведки Тидге... Вместе с подробным описанием тайника в вашем "додже"... Работа-XI
Кульков посмотрел на свою бритую голову, и вдруг ужас вновь обуял его.
- Где Иванов? - спросил он жалобным голосом охранявших его людей. - Где т о в а р и щ Иванов?! Я должен поговорить с ним! Пожалуйста, пусть Иван Иванович немедленно придет сюда!
Под таким именем он знал Славина; тянулся к нему, ищуще заглядывал в глаза, чувствуя постоянную, скребущую потребность говорить с ним, ставить осторожные вопросы, ожидая хоть какого-то намека на будущее; то, что Славин сказал ему в первый же вечер о неизбежности суда, как-то само собой отводилось, не им даже, не его сознанием, а какой-то новой субстанцией, возникшей в нем; только один раз, в самом еще начале, он успел подумать: "Я подобен раковому больному, они тоже машинально отводят от себя возможность страшного исхода". Но мысль эта исчезла сразу же, как только появилась, он убежденно возразил себе: "При чем здесь раковый больной? Там полнейшая безнадежность, а я принимаю участие в операции по борьбе с ЦРУ, мы сейчас по одну сторону баррикад; да, оступился, с кем не бывает, но ведь теперь с прежним все кончено!"
Он сейчас постоянно жил какими-то странными представлениями: то видел себя возвращающимся домой; нет, конечно же, сразу к Насте, с Лидой жить невозможно, старуха; иногда, впрочем, ему казалось, что он произносит заключительную речь на пресс-конференции для иностранных журналистов, в которой клеймит империализм и рассказывает о том, как был продан Пеньковским ЦРУ. В этот момент он слышал свой голос, наблюдал себя со стороны - в строгом сером костюме, обязательно с жилетом, красно-синий галстук. .Был убежден, что его речь будет передаваться по первой программе телевидения; в свое время фильм "Заговор против Страны Советов" смотрел с ужасом, забившись в угол кровати, особенно когда давали показания арестованные. "Нет, я ни в коем случае не стану выступать перед камерами телевидения в джемпере, что за неопрятность?! Надо быть подтянутым, убежденным в своей правоте".
Но сегодняшней ночью, после того как его водили по городу, какие-то пьяные парни толкнули в метро и только потом Славин вытащил у него из кармана конверт, появилось еще видение, которое он мучительно отгонял от себя в Москве: он идет на место встречи, его ведут на место встречи... но потом оставляют одного... "Им придется оставить меня одного, иначе у них ничего не получится, они не смогут получить у л и к у..." Но как раз в те минуты, когда он будет один, из-за стены перелетят - на заспинных мощных моторчиках "зеленые береты" с маленькими "шмайссерами", подхватят его, и он окажется там, на свободе... "Я, который решился принять бой один на один со слепой, одержимой силой, и я победил в этом бою, выиграл схватку, я, Ген Кулькоу, звезда двадцатого века, человек, которому удалось то, что не удавалось никому и нигде..."
Он явственно видел толпу репортеров в нью-йоркском аэропорту; головы, головы - море голов; ощущал тонкий аромат роз, которые ему преподносит женщина в слезах; нет, почему в слезах?! Она же смеется, она счастлива первой приветствовать меня на земле Америки, стройная блондинка с ослепительной улыбкой и мягкими, теплыми ладонями.
- Что случилось? - спросил лейтенант из группы Гречаева. - Зачем вам так срочно понадобился Иванов?
Видение померкло - сладостное, близкое, желаемое; надо напрячься, чтобы оно не исчезало; оно должно быть с ним все время; ведь он ведет партию именно так, как надо; ЧК клюнула, как и было запланировано; они двадцать раз проговаривали вариант "Либерти" с Робертом; пусть вначале все плохо, в конце будет так, как задумано; только не забыть какую-нибудь мелочь, самые важные дела всегда срывались из-за мелочей...
- Я должен сообщить товарищу Иванову крайне важную вещь... Я только сейчас вспомнил... Все может рухнуть, мы погубим операцию...
- Скажите мне, я передам, полковник занят.
- Нет, я скажу только ему! Только ему! Ясно вам?! Я открою это лишь ему одному!
Когда Славин спустился, Кульков потянулся к нему, облегченно вздохнув:
- Наконец-то! Я совсем забыл! В левой руке у меня должна быть "Литературная газета"! Последний номер! Наверное, это какой-то знак, меня лишь сейчас осенило...
- Ну, хорошо, а где мы достанем "Литературку"? - спросил Славин.
- Не знаю, - упавшим голосом сказал Кульков. - Но я должен держать газету в левой руке.
- Это что, сигнал? Мол, все в порядке?
- Мне этого не объяснили. Сказали, что на заключительной фазе операции "Либерти" каждая мелочь может быть решающей.
- Когда они вам про это сказали?
- Не помню...
- Во время первых встреч?
- Нет. Скорее всего, на последней...
- В Вене?
- Нет, в Женеве...
"Накануне начала переговоров, - подумал Славин, - сходится; значит, они давно задумали свой фокус? Ну и ребята! А если не задумали? Что тогда? спросил он себя. - Если допустить, что мои предположения гроша ломаного не стоят? Не слишком ли вольно я позволяю себе думать за моих американских контрагентов? Нет, - возразил он себе, - они действуют вопреки здравому смыслу, если вспомнить то, что кто-то когда-то писал о методе Лейбница; молодец Кони, вовремя внес коррективу, все-таки он тактичен совершенно на особый лад, чудо что за человечина..."
Славин повторил:
- Они объяснили вам смысл этого сигнала, Геннадий Александрович? Знак благополучия? Или, наоборот, опасности?
- Нет, не уточнили.
- И вы не поинтересовались?
- Зачем же?! Я боялся их спугнуть...
Славин поразился:
- Кого спугнуть?!
- ЦРУ, кого же еще... Я ведь втягивал их в игру, я был убежден, что рано или поздно мы разоблачим их...
- Слушайте, это, конечно, очень хорошо и даже замечательно, что вы их втягивали в игру, но дело сложнее, чем вы думаете. Если вы ч и с т ы и газета есть сигнал о том, что вы за собою не тащите слежки, тогда вас будут вывозить... Но ведь если ЦРУ поймет, что за вами смотрят, они не станут рисковать... Это вы понимаете?
- Да, да, конечно! - Кульков лихорадочно думал, пытаясь осмыслить свою позицию, з а д у м к у этого лысого беса, возможные шаги людей с той стороны. - Конечно, т о в а р и щ Иванов, я должен держать газету, свернутую в трубочку, но так, чтобы были видны ордена на первой полосе, в левой руке...
- Точно?
- Да, да, совершенно точно, сейчас я вспомнил все, до самых мельчайших подробностей...
"Гарри Сайтон тогда сказал: "Если вас арестуют, да, да, я беру крайний случай, и вы втянете их в игру, а они на нее обязательно пойдут, в самый последний момент вы в с п о м н и т е про газету. А потом расскажете им информацию про левую и правую руку... Если вы будете держать газету в левой руке, тогда наша машина проедет мимо вас, не притормозив, а мы вас - с этого же места - вывезем совершенно иначе, у нас коммандос со спецоборудованием... Это, конечно, рискованно, но мы знаем, как это сделать, репетировали не раз и не два, у нас крепкие ребята с хорошей школой..."
- Точно? Уверены, что в левой? Не перепутали?
- Нет, нет, товарищ Иванов, не перепутал.
- Кофе хотите?
- Очень. Как это трогательно, что вы постоянно помните о моей пагубной страсти к кофе.
- Без сахара сделать?
- Без, если можно.
- Можно, - ответил Славин и поднялся. - Больше ничего мне не хотите сказать?
- Нет, нет, если я что-нибудь вспомню, то...
- То времени уже не будет.
- Даю вам слово русского ученого; я открыл все, что знал...
- Про Зауэрштрассе вы раньше никогда не говорили?
- Нет, нет, что вы! Меня самого удивило, отчего в последний момент возникла эта улица, речь всегда шла о другой.
- Память-то у вас как? - усмехнулся Славин. - Провалов не бывает?
- Нет, что вы, я очень цепко помню события, мелочи, слова...
Даже, знаете, интонации запоминаю...
- Ну что ж... Тогда прекрасно... Пошли отправлять письмо на Ляйпцигерштрассе, пора... "Все решает темпо-ритм п р е д п р и я т и я" 1
Это значило, что Кульков был замечен на Ляйпцигерштрассе, когда шел по широкой улице, чтобы опустить заявление, переписанное - как и было указано в инструкции - от руки, в ящик квартиры, арендованной корреспондентским пунктом газеты.
