Азенкур: Генрих V и битва которая прославила Англию (ЛП) - Баркер Джульет

Теперь французы выбрали сильную оборонительную позицию на открытых полях между Азенкуром и Трамекуром. За ними было несколько миль сравнительно ровной открытой местности, но на всем остальном плато перед ними местность резко понижалась, а леса, окружавшие обе деревни, защищали их фланги.[494] Если англичане хотели продолжить свой путь к Кале, у них был только один путь. У них не было другого выхода, кроме как предпринять лобовую атаку.

Учитывая превосходство в численности, почему французы не атаковали там и тогда, сметая англичан с плато в долину Тернуаз? Обе стороны были готовы к бою, их воины были полностью вооружены, носили свои гербы и стояли под развевающимися знаменами. Коннетабль д'Альбре[495] и маршал Бусико были слишком опытны, чтобы попасть в ловушку и броситься с головой в бой. Более того, они решительно доказывали в королевском совете, что не следует вообще вступать в конфронтацию с англичанами. Генриху следует позволить беспрепятственно завершить свой поход в Кале. Когда он вернется в Англию, Арфлер можно будет осадить и снова взять, и английская авантюра ни к чему не приведет.[496]

Д'Альбре и Бусико не собирались совершать ошибку, недооценив своих противников на поле боя. Наблюдая за англичанами в течение долгого времени, пока они пытались перейти Сомму, они знали, что те решительны, изобретательны и опасны. "Ведь часто замечали, что небольшое число отчаянных людей побеждает большую и сильную армию, — писала Кристина Пизанская, — потому что они скорее умрут в бою, чем попадут в жестокие руки врага, поэтому сражаться с такими людьми очень опасно, так как их силы удваиваются". Столкнувшись с неизбежным сражением, она советовала, чтобы мудрый полководец не спешил нападать, пока не выяснит все, что можно, о состоянии своих противников: "насколько велико их желание сражаться, есть ли у них достаточное количество пищи или нет, ибо голод борется с ними, ибо голод борется изнутри и может победить без оружия. Поэтому он посоветуется со своими советниками и решит, не лучше ли дать сражение раньше или позже, или же подождать, пока на него нападут. Ибо если он обнаружит, что враг страдает от голода, или что ему плохо платят, отчего люди мало-помалу отпадают и покидают своего командира из-за недовольства, или что среди них есть люди, испорченные легкостью придворной жизни с ее роскошью, или даже что есть люди, которые больше не могут выносить суровости похода и тяжелой военной жизни, а жаждут отдыха, люди, которые не спешат вступать в бой, — тогда он будет молчать, словно не обращая внимания, и так тихо, как только сможет, направится преграждать пути к отступлению. Таким образом, он застанет врага врасплох, если это вообще возможно".[497]

Бусико и д'Альбе знали, что им нечего терять, терпеливо ожидая. Каждый час не только приносил им новые подкрепления, но и еще больше расшатывал и без того натянутые нервы англичан, которые были уставшими, голодными и отчаявшимися.

С наступлением темноты позднего октябрьского вечера обеим сторонам стало ясно, что сражения в этот день не будет. Французы были настолько уверены, что их превосходящие силы и численность сдержат любую перспективу атаки, что сломали строй и начали искать ночлег в Азенкуре и Трамкуре. Англичане, все еще опасаясь внезапного нападения, сохраняли боевой порядок до тех пор, пока не стемнело настолько, что они уже не могли видеть противника. Только тогда им было позволено отступить и искать любое укрытие, которое они могли найти на ночь. Обе армии находились так близко, что можно было слышать голоса французов, которые готовили свои лагеря к ночлегу, "каждый из них, как обычно, звал своего товарища, слугу и товарища". Когда некоторые англичане восприняли это как сигнал к тому, что они могут делать то же самое, Генрих поспешил пресечь подобную недисциплинированность, приказав соблюдать тишину во всей армии под страхом лишения лошади и упряжи, если нарушитель был джентльменом, или потери правого уха, если он был из нижних чинов. Введение абсолютной тишины было не просто актом жестоких репрессий, оно было призвано затруднить врагу проведение внезапных ночных рейдов. С таким количеством французских рыцарей и оруженосцев, жаждущих отомстить за потерю Арфлера и доказать свое мастерство в дерзкой схватке, англичане не могли позволить себе ослабить бдительность. Мудрость этой мысли была доказана, когда большой отряд французских латников и лучников под предводительством Артура, графа Ришмона, подошел достаточно близко к английскому лагерю, чтобы произошла перестрелка. Хотя они быстро отступили к своим линиям, им, возможно, удалось взять несколько пленных, поскольку в английских казначейских счетах записано, что в этот день были захвачены семь лучников из Ланкашира.[498]

Неудивительно, что неестественная неподвижность английского лагеря оказала нервирующее воздействие на обе стороны. Французы начали подозревать, что их противники намереваются тайно ускользнуть ночью, поэтому они разожгли костры и расставили по дорогам и полям дозоры с большим количеством людей, чтобы предотвратить их бегство. Англичане не могли предаваться товарищескому общению для поддержания духа и, вынужденные говорить шепотом, остро ощущали веселые звуки, доносившиеся из французского лагеря, в котором не было недостатка ни в еде, ни в вине. Там, где их линии были ближе всего, возле Трамекура, они даже могли видеть лица своих врагов в свете костров и слышать их разговоры. Капеллан, бродя по армии и оказывая посильную духовную помощь, слышал разговоры, что французы "были настолько уверены в нас, что в ту ночь бросали кости за нашего короля и его дворян". Сам король отмахнулся от подобных идей: никто в Англии не должен был платить ни пенни за его выкуп, заявил он, поскольку он намеревался либо выиграть предстоящую битву, либо умереть в сражении.[499]

Для короля и некоторых из его ближайшего окружения был найден ночлег в деревне Мезонсель, но прежде чем Генрих удалился на ночь, он отдал приказ освободить всех французских пленных в армии, независимо от их ранга. Как и при Арфлере, это было сделано для того, чтобы избежать необходимости тратить часть своих драгоценных ресурсов на их содержание и максимально увеличить количество людей, находящихся в его распоряжении. И в этом случае соглашение было обусловлено и заключено под присягой. Если он выиграет битву на следующий день, пленники обязаны были вернуться к нему; если он проиграет, то они могли считать себя полностью свободными.[500]

В ту ночь в английской армии почти никто не отдыхал и не спал. Только у немногих счастливчиков была крыша над головой, а большая часть армии расположилась лагерем под открытым небом, лежа на земле и укрываясь, как могли, под живыми изгородями, в садах и огородах Мезонселя. Англичане уже несколько дней подряд терпели "грязную, сырую и ветреную погоду". Теперь, в течение долгих часов темноты, дождь лил не просто непрерывно, а был проливным.[501] Несмотря на десятки сторожевых костров, горевших по краям лагеря, невозможно было ни согреться, ни высохнуть. Тяжелые шерстяные плащи даже самых богатых людей не могли защитить от такой погоды и, должно быть, к ночи полностью пропитались влагой.

Оружие и доспехи также должны были пострадать. Ржавчина была одной из самых больших проблем, с которыми сталкивался тот, кто носил доспехи. В обычных обстоятельствах ее можно было удалить, если доспехи переворачивали в бочке с песком и регулярно полировали и смазывали маслом, хотя напряженная деятельность все равно могла оставить на лице рыцаря полосы ржавчины от шлема.[502] В вынужденном трехнедельном марше, когда доспехи приходилось носить постоянно, независимо от погоды, ржавчина неизбежно появлялась, забираясь в сочленения доспехов и затупляя края оружия. Лучники тоже должны были бороться за то, чтобы их луки, стрелы и тетивы оставались сухими, ведь от этого зависела их жизнь. В оцепеняющем холоде и сырости той ночи и раннего рассвета замерзшие руки и пальцы возились с неудобными шнурками и пряжками, боролись с непокорными и ржавеющими кусками металла. Латники и лучники, должно быть, были так же востребованы, как и священники, поскольку потрепанные остатки английской армии пытались подготовить свои тела и души к предстоящей битве.