Габриэль Городецкий - Миф «Ледокола»: Накануне войны
Весь массив информации о близости войны уже не говорил — кричал. Но и немцы теперь еще более увеличили свои усилия по дезинформации, ставшей столь смертоносным оружием в атмосфере взаимных подозрений и неуверенности. Противоречащие друг другу слухи в Москве и Лондоне играли на руку Геббельсу. Запись в его дневнике свидетельствует об этом: «Что касается России, то нам удалось организовать грандиозный поток ложных сообщений. Газетные «утки» не дают загранице возможности разобраться, где правда, а где ложь. Это та атмосфера, которая нам нужна…»45.
И.Ф.Филиппов, представитель ТАСС в Германии, а по данным германских служб безопасности — заместитель руководителя советской агентурной сети НКГБ в Берлине, 12 июня получил указание «выяснить, не ведет ли действительно Германия переговоры о мире с Англией и не ожидается ли в дальнейшем попытка достижения компромисса с Соединенными Штатами». Он должен был создавать впечатление, что «мы все уверены, что сможем и дальше проводить нашу политику мира. Еще есть время…»46. В отличие от Деканозова, который смягчал свои доклады, но все же предупреждал об опасности, Филиппов передавал такие оценки слухов, которые совпадали с тем, что ожидал Сталин. Он высказывал оговорки в отношении опасности, заявляя: «Мы твердо убеждены, что Гитлер затеял гигантский блеф. Мы не верим, что война может начаться уже завтра. Процесс, по-видимому, будет еще продолжаться. Ясно, что немцы намереваются оказать на нас давление в надежде добиться [каких-то] выгод, которые нужны Гитлеру для продолжения войны…»47.
Эти слухи оказались для Гитлера настоящей находкой. С разрешения фюрера Геббельс подготовил длинную статью под названием «Крит как пример». В ней проводился разбор предполагавшейся подготовки Германии к войне в Средиземном море. Она привлекла большое внимание, ее активно обсуждали. И вдруг ее тираж был изъят из продажи в газетных киосках. Таким способом было создано впечатление, что в статье раскрывались какие-то государственные тайны. На самом деле статья была составлена столь хитро, хвастался Геббельс, что «из нее можно извлечь все, во что противник должен поверить в данный момент». После этого в английской прессе возникла бурная дискуссия, и немцы в максимальной степени использовали ее, публикуя десятки материалов, намекающих на то, что заложены достаточные основания для продолжения переговоров с Москвой. Заявление ТАСС от 14 июня было встречено в Германии молчанием. При этом Геббельс рекомендовал «продолжать непрерывно распространять слухи: мир с Москвой, Сталин приезжает в Берлин, вторжение в Англию предстоит в самое ближайшее время».
Совершенно очевидно, что Сталину поступало огромное количество подобных сообщений, которые сейчас не спешат извлекать из московских архивов; смешиваясь с сообщениями, свидетельствовавшими о подготовке к войне, они запутывали общую картину. Хотя они и не отрицали возможность войны, но разжигали в Кремле надежду на то, что войну все еще возможно оттянуть. Они усиливали впечатление того, что подготовка к войне все еще не закончена. В такой обстановке Сталин просто-напросто отказывался верить разведывательной информации.
Когда, например, нарком государственной безопасности В.Н.Меркулов направил Сталину основанное на информации надежного источника, работавшего в штабе германской авиации, донесение, указывающее, что все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены и удар можно ожидать в любое время, Сталин взорвался. Он предложил Меркулову: «Можете послать ваш «источник» из штаба Германской авиации к е_ матери. Это не «источник», а дезинформатор. И.Ст.»49. Сталин теперь цеплялся за отрывочные и противоречивые сообщения разведки, где говорилось о недостатках в боеготовности вермахта. Он заявлял также, что немцы вряд ли начнут военные действия в то время, когда их танковые, авиационные и артиллерийские части все еще дислоцированы далеко от границы50. Более того, все время назывались различные даты нападения. Англичанам, например, оперативная информация решающего значения поступила из данных радиоперехвата германских передач всего лишь за три дня до начала военных действий. Такое положение, казалось, оправдывало осторожность Сталина при осуществлении планов развертывания51.
Из оставленных С.К.Тимошенко фрагментов воспоминаний, а также выпущенных в полном виде мемуаров Жукова встает живая картина Кремля в канун войны. Они не оставляют сомнения, что нарком обороны и начальник Генерального штаба в полной мере понимали нависшую угрозу. И безуспешно предпринимали попытки помешать развертыванию наступательной немецкой группы путем осуществления в полной мере своих планов мобилизации и развертывания. Сталин действовал совсем не как поджигатель войны, каким его изображает Суворов. Он постоянно сдерживал свои вооруженные силы после того, как в середине мая были проведены мероприятия по мобилизации. Он опасался, что ситуация может быстро выйти из-под контроля. В начале июня Тимошенко и Жуков представили Сталину большую подборку данных разведки, разоблачавших намерения немцев. На Сталина они не произвели никакого впечатления. Он перебил их, буркнув: «А у меня есть другие документы», и отбросил от себя разведывательные сводки. Сталин отмахнулся от информации, поступившей от Зорге, «пошутив», что в Японии Зорге «уже обзавелся заводиками и публичными домами и соизволил сообщить даже дату германского нападения — 22 июня. Прикажете и ему верить?»52
13 июня Жуков и Тимошенко, наконец, набрались храбрости и потребовали от Сталина выдвижения войск в соответствии с планом прикрытия границы. Сталин отказал, предложив им читать завтрашние газеты. Когда они на следующее утро добрались до газет, то испытали настоящее потрясение, увидев коммюнике ТАСС, отражавшее тот же уверенный тон, который содержался в речах Сталина перед выпускниками военных академий в Москве за месяц до этого. Жуков описывает эту их встречу со Сталиным в своих мемуарах в приглушенном тоне, слишком спокойном по сравнению с тем, что происходило на самом деле. Эта встреча является иллюстрацией процесса принятия Сталиным решений, его безжалостного, нетерпеливого и оскорбительного обращения с военными. Тимошенко позже вспоминал, как они с Жуковым прибыли на заседание Политбюро, захватив с собой карты. Жуков, уверенный и хладнокровный, начал доклад. Он говорил о тревоге, охватившей войска; призывал Сталина привести армию «в полную боевую готовность». По мере того, как Жуков говорил, Сталин все более впадал в раздражение, нервно постукивая по столу своей трубкой. Наконец, он взорвался. Он подошел к Жукову и крикнул ему: «Вы что, нас пугать пришли войной или Вы хотите войны, Вам мало наград или званий?» Жуков тут же утратил собранность, оборвал речь и сел. Тем не менее Тимошенко взял слово и заявил, что если оставить войска в той дислокации, в которой они находятся сейчас, то нападение вермахта приведет к катастрофе. При этих словах Сталин разразился целой тирадой, которая не только показывает его жестокость, но и дает нам представление о его внутреннем мире:
«Сталин вернулся к столу и грубо сказал: «Это все Тимошенко делает, он настраивает всех к войне, надо бы его расстрелять, но я его знаю, как хорошего вояку еще с гражданской войны (мы с ним встретились, — сказал маршал, — еще в Царицыне в 1918 году). — Все, — сказал Сталин. — Я ему сказал: что Вы же сказали всем, что война неизбежна, на встрече с выпускниками академий. Вот видите, — сказал Сталин, обращаясь к Политбюро, — Тимошенко здоровый и голова большая, а мозги, видимо, маленькие, — и показал большой палец, — это я сказал для народа, надо их бдительность поднять, а Вам надо понимать, что Германия никогда не пойдет одна воевать с Россией. Это вы должны понимать», — и ушел.
Потом открыл дверь, высунул рябую голову и громко сказал: «Если вы будете там на границе дразнить немцев, двигать войска без нашего разрешения, тогда головы полетят, имейте в виду», — и дверь захлопнулась53.
Жуков пишет, что Сталин казался уверенным в том, что «Германия по уши увязла в войне на Западе, и я» — говорил он — «верю в то, что Гитлер не рискнет создать для себя второй фронт, напав на Советский Союз. Гитлер не такой дурак, чтобы не понять, что Советский Союз — это не Польша, это не Франция и что это даже не Англия и все они, вместе взятые». Позиция, которую занимали Тимошенко и Жуков, вызвала у Сталина гневную реплику: «Вы что же, предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас войска и двинуть их к западным границам? Это же война! Понимаете вы это оба или нет?»54 Таким же образом, в ночь на 14 июня, после опубликования коммюнике, он не дал разрешения адмиралу Кузнецову, народному комиссару ВМФ, привести Балтийский флот в состояние боевой готовности. Сталин, которому Майский только что сообщил о реакции в Лондоне на отзыв Криппса, не исключал возможности немецкого нападения. Но он был всецело под воздействием навязчивой идеи о том, что Англия вынашивает замысел вовлечь Россию в войну55.
