Александр Тюрин - Правда о Николае I. Оболганный император
И тем не менее, политика — это искусство возможного. Разгром венгерского восстания продлил еще на полвека существование многонациональной австрийской империи в центре Европы, и эти полвека прошли без общеконтинентальных войн, геноцида и этнических чисток.
Святые места. Рейдерство по-французски
Для того, чтобы вывести Россию из равновесия и втянуть ее в конфликт, требовалась большая провокация. На роль провокатора прекрасно годился давний английский клиент французский император Наполеон III.
По требованию французского императора турецкое правительство нарушило исконные права православной церкви в Святых Местах. Турки отобрали у православного духовенства ключи Вифлеемского храма (храма Воскресения) и передали их католикам. В Иерусалиме среди православного населения вспыхнули массовые беспорядки, жестоко подавленные турецкими войсками.[193]
Патриархи Константинопольский Герман IV и иерусалимский Кирилл II обратились к Николаю I с просьбой защитить преимущественные права православного греческого духовенства на Святые месте в Вифлееме и Иерусалиме.
В глазах всех христиан Востока владение этими ключами и определяло первенство той церкви, которая ими обладает. Что западные, что наши либеральные и марксистские историки умалчивают о том, что христианское население Османской империи поголовно относилось к восточным направлениям и, по большей части, являлось православным. Только в балканских владениях Турции проживало около 11 млн православных христиан. Представители восточно-христианские вероисповедания (греки, сирийцы, арабы, айсоры, халдеи, армяне) являлись коренным населением Малой Азии и Ближнего Востока, чьи предки жили там за тысячи лет до появления католиков-крестоносцев и мигрантов из центральной Азии, турок-османов. В 19 в. присутствие католиков на территориях, входивших в состав Османской империи, было символическим, и ограничивалось несколькими сотнями человек, преимущественно иностранными миссионерами и священниками при дипломатических миссиях. Притязания Франции на контроль над Святыми Местами в ущерб правам многомиллионного православного населения Турции, были вопиюще несправедливы. А если подобрать более грубое, но верное слово, это была просто наглость.
Еще в 1839 г. император Николай говорил флигель-адъютанту А. Ржевускому, отправляемому им с миссией к турецкому султану Абдул-Меджиду и египетскому правителю Мегмед-Али:
«…Конечно, охрана Св. Мест должна была бы нам принадлежать безраздельно, или, по крайней мере, мы должны были иметь там более широкие права, чем латиняне. Это покровительство христианам французов смешно. В Турции и в Сирии больше православных, чем католиков, и наследие Восточных Императоров не принадлежит французам.»
Конечно, в идейном багаже либерала, особенно в его современном российском исполнении, понятие народных прав отсутствует (оно подменено «правами человека», особо такого человека, который разбогател за общий счет и имеет хорошие связи на западе). Однако трудно представить, как могут расцвести индивидуальные права при попрании прав всего народа. Важнейшим из народных прав является право отправлять религиозный культ согласно традициям и обычаям, в традиционных культовых местах. Для людей патриархального уклада — а громадное большинство жителей как Османской, так и Российской империй относилось к таковым — религия была центром их психологии, ментальности, культурной идентичности. Сама Европа на протяжении веков являлась ареной религиозных войн, поскольку через религию выражались все социально-психологические устремления. Даже в 19 в. европейские протестантские государства покровительствовали протестантам в католических государствах, а Франция оказала вооруженную поддержку католикам-бельгийцам, восставшим против голландского короля. Так что, либеральный историк, пробегающий мимо факторов религиозно-психологических, совершает такое же надругательство над историзмом, как и тогда, когда он игнорирует факторы природно-климатические…
Независимая сильная Россия, будь во главе ее хоть всенародно избранный президент, хоть поставленный Богом пророк, не стерепела бы провокаций, которыми занималась клиенты Пальмерстона, собравшиеся нахально попрать права многочисленного православного населения Османской империи ради кучки миссионерствующих туристов.
Порта, если б действовала юридически обоснованно, согласно духу и букве русско-турецких мирных соглашений, обязана была решить вопрос о Святых Местах в интересах своих православных подданных. Но турецкие власти не меньше императора французов хотели спровоцировать Россию. Российское покровительство христианским народностям Османской империи, постоянно раздражало Порту, также как и российский флот, господствующий на Черном море. Из-за него исчезала традиционная турецкая торговля с Кавказом, где существенную долю составляли рабы и оружие.
Если бы даже Россия проглотила обиду, «отказавшись постыдным образом от покровительства, которое оно оказывало восточным христианам в течение столетий», то войну можно было только отсрочить, но не избежать. Слишком уж привлекательно было для морских держав военное решение восточного вопроса именно в это время, когда они получили такие преимущества в стрелковом вооружении и в пароходном флоте…
В ответ на требование России восстановить права, какими ранее пользовалось православное духовенство в Иерусалиме, Порта отозвалась обещанием издать фирман, подтверждающий эти права. Однако обманула. Таким образом был нарушен существенный принцип, на котором держался мир между странами в течение четверти века: Россия не посягает на территориальную целостность Турции, однако выступает гарантом нормальной религиозной жизни всей массы ее православного населения. Напомню, что право на покровительство России христианам Османской империи было зафиксировано еще в в Кучук-кайнарджийском мирном трактате и подтверждено Адрианопольским договором.
После того как Россия потребовала выполнить условия русско-турецких договоров, а турки отказались это сделать, война стала неизбежной.
Русофобская истерия
Данилевский напишет в своем труде «Россия и Европа»: «В 1864 году Пруссия и Австрия, два первоклассные государства, имевшие в совокупности около 60 000 000 жителей и могущие располагать чуть не миллионною армиею, нападают на Данию, одно из самых маленьких государств Европы, населенное двумя с половиною миллионами жителей, не более, — государство невоинственное, просвещенное, либеральное и гуманное в высшей степени. Они отнимают у этого государства две области с двумя пятыми общего числа его подданных, — две области, неразрывная связь которых с этим государством была утверждена не далее тринадцати лет тому назад Лондонским трактатом, подписанным в числе прочих держав и обеими нападающими державами. И это прямое нарушение договора, эта обида слабого сильным не возбуждают ничьего противодействия… Одиннадцать лет перед этим Россия, государство, также причисляемое к политической системе европейских государств, правда, очень большое и могущественное, оскорбляется в самых священных своих интересах (в интересах религиозных) Турцией — государством варварским, завоевательным, которое хотя уже и расслаблено, но все еще одним только насилием поддерживает свое незаконное и несправедливое господство, государством, тогда еще не включенным в политическую систему Европы, целость которого поэтому не была обеспечена никаким положительным трактатом… От Турции требуется только, чтобы она ясно и положительно подтвердила обязательство не нарушать религиозных интересов большинства своих же собственных подданных, — обязательство не новое какое-либо, а уже восемьдесят лет тому назад торжественно данное в Кучук-Кайнарджийском мирном договоре. И что же! Это справедливое требование, каковым признало его дипломатическое собрание первостепенных государств Европы, религиозные и другие интересы миллионов христиан ставятся ни во что; варварское же государство превращается в глазах Европы в палладиум цивилизации и свободы… Откуда же это равнодушие к гуманной, либеральной Дании и эта симпатия к варварской, деспотической Турции?.. Это не какая-нибудь случайность, не журнальная выходка, не задор какой-нибудь партии, а коллективное дипломатическое действие всей Европы, то есть такое обнаружение общего настроения, которое менее всякого другого подвержено влиянию страсти, необдуманного мгновенного увлечения.»
Название этому обшему настроению Европы есть. Русофобия.
Миф об агрессивности и варварстве России на Западе не умирал, наверное с 16 в., впитав еще и многовековую неприязнь латинства к православию. Уже тогда передвижные типографии короля Стефана Батория и немецких курфюрстов выпускали тучу листовок, в которых изображались рабы-московиты, пожирающие человеческую плоть.
