Виктор Прудников - Стальной ураган
Изобретателем каткового минного трала был полковник Д. М. Мигалев. Еще на Финском фронте в 1939 году молодой адъюнкт Военно-инженерной академии обратил внимание на то, с каким трудом обезвреживались вражеские мины. Методика разминирования была примитивной: грунт прощупывался щупом. Малопродуктивной оказалась и работа с миноискателем. Тогда-то и родилась мысль о создании минного трала.
На испытаниях в 1941 году трал тащил трактор. Эффекта от траления не получилось. В 1942 году на Воронежском фронте действия трала попробовали испытать в боевых условиях, приспособив его к танку Т-34. И тут не повезло: в танк попало несколько кумулятивных снарядов, конструктор был ранен. Однако работа продолжалась.
И вот теперь Гетман демонстрировал чудо-технику командирам корпусов и бригад, здесь же находился и член Военного совета, который потом описал, как проходили испытания: «Собравшиеся офицеры с удивлением рассматривали установленное в стороне странное сооружение, прицепленное к обычной тридцатьчетверке. От лобовой части танка горизонтально вперед выдвинулась трехметровая рогатка, и между ее концами разместился большой металлический каток, наподобие того, каким укатывают асфальт. Приглядевшись, заметили, что каток не сплошной, а составлен из отдельных толстых дисков.
„Новый советский танковый трал! — объяснил Гетман. — Хоть теперь наша танковая армия смогла получить неплохое средство защиты от противотанковых мин“»[282].
Место для демонстрации минного трала в безлюдном селении было выбрано неслучайно: отступая, немцы создали здесь несколько минных полей.
По команде, отданной Гетманом по радио, Т-34, послушный рукам механика-водителя, пошел на минное поле. Прогремел взрыв, но танк продолжал идти вперед. Потом экипаж открыл огонь по неподвижным мишеням. Снова рвались мины, но машина упорно двигалась, пересекая опасный участок. И вот она невредимой, лязгая гусеницами, выкатилась на дорогу, толкая впереди себя минный трал.
К тридцатьчетверке бросились командиры и стали осматривать машину в поисках повреждений, а комбриг 45-й танковой Моргунов даже полез под днище, не веря глазам своим: после целой серии взрывов танк остался целехоньким.
Продемонстрировав «чудо-технику», Гетман подвел итог: применение минного трала позволит нам сохранить людей и технику, а также выиграть время. Пропустив трал через опасный участок, наши батальоны могут двигаться дальше, не ожидая, пока минеры со щупами или миноискателями расчистят путь. У трала есть еще одно преимущество. Если противник начнет обстрел, экипаж «тральщика», не прекращая работы, может вступать в бой. Должно быть, все в этом убедились, когда велась стрельба по неподвижным целям.
Вот так день за днем шла боевая учеба в армии. Военный совет армии и политотделы соединений и частей вели работу по разъяснению задач, стоящих перед бойцами и командирами. Каждый понимал, что битва за Берлин станет последней в этой кровавой войне.
В те дни на Одере появился плакат советского художника Леонида Голованова «Дойдем до Берлина». Просто, доходчиво художник изобразил сидящего под деревом солдата, натягивающего на ноги сапоги. Его улыбающийся вид говорил: «Непременно дойдем до Берлина!» Такого рода наглядная агитация тогда играла не последнюю роль. На танках появились надписи: «Даешь Берлин!», «Домой — через Берлин!».
Подготовка к наступлению шла в армии по всем направлениям, шла до того момента, пока армейские соединения не были выдвинуты из выжидательного района в исходный.
12 апреля 1945 года штаб 1-й гвардейской танковой армии получил частную оперативную директиву фронта, в которой ставилась задача: совместно с 11-м танковым корпусом и 4-й гвардейской зенитной дивизией — с выходом пехоты 8-й гвардейской армии на рубеж Зеелов, Долгелин, Альт-Малиш войти в прорыв на участке станции Гузов — Долгелин и, развив удар в общем направлении Зеелов, Обердорш, Гарцин, Альт-Дансберг, Карлхорст, на второй день ввода в прорыв овладеть районом Марцан, Карлхорст, Шеневейде, Кепеник, Фридрихсхаге, Ноенхаген; в дальнейшем ударом на запад, во взаимодействии со 2-й гвардейской танковой армией овладеть районом Шарлоттенбург, Делендорф, Лихтенраде, Рудов, пригородами Трептов и Нейкельн.
Этой же директивой артиллерийское и инженерное обеспечение при прорыве обороны противника возлагалось на 8-ю гвардейскую армию, авиационное — на 18-ю воздушную.
Готовность к наступлению — к исходу 15 апреля[283].
Частная директива на языке штабистов означает ориентировку армии на период ввода ее в бой и последующего ведения боевых действий, она может корректироваться как перед наступлением, так и в ходе его. На ее основе разрабатывается приказ по армии или так называемое «решение командарма».
14 апреля Чуйков предпринял разведку боем: противника надо было встряхнуть и посмотреть, что он предпримет. Немцы посчитали эту атаку началом большого наступления, сразу же после огневого налета стали отводить свои войска с первой линии обороны на вторую, поближе к Зееловским высотам.
Бои длились два дня. В результате боевых действий 20-я моторизованная и 303-я пехотная дивизии были потеснены на рубеж Ордвиг — Золиканте — Лечин — Гольцов, а мотодивизии «Курмарк» и «Мюхеберг» выведены на второй оборонительный рубеж. Стало также известно, что 301-я и 303-я пехотные дивизии, ранее находившиеся в резерве, продвинуты к первой линии. Чего и добивался Чуйков.
До начала общего наступления оставались считаные часы. Танковая армия еще находилась на западном берегу Одера, но по первому сигналу готова была начать переправу.
В походный вагончик Гетмана пожаловали старые друзья — дальневосточники Гаркуша и Мусатов. Редко случалось так, чтобы удавалось собраться вместе. Андрей Лаврентьевич приказал Селезневу накрыть на стол, угостить друзей чайком. К чаю достал припасенную трофейную бутылку коньяку. Пока ординарец готовил чай, Валентин Мусатов, открывая солдатским ножом банку «второго фронта» — американскую тушенку, забросал хозяина вагончика вопросами о Дальнем Востоке, о семье, детях. В былые времена после походов собирались постоянно, Ольга Ивановна хлопотала на кухне и у стола, старалась накормить проголодавшихся офицеров. Теперь это только воспоминания.
На вопросы Мусатова Гетман отвечал односложно: дома все в порядке, жена жива-здорова, с 1942 года работает в призывной комиссии города Барнаула, дети растут, их воспитанием занимается его мать. Умолчал только о том, что от жены давно не получал писем. Беспокоился.
Не мог знать Андрей Лаврентьевич, что жена последнее время тоже жила в тревоге. Покупая газету «Алтайская правда», в которой публиковались сводки Совинформбюро, по ним она следила за ходом 11-го гвардейского танкового корпуса, по ним узнавала о судьбе мужа…
Друзья выпили за победу. Договорились встретиться уже в Берлине. В победе никто не сомневался: дело за малым — оставалось разгромить берлинскую группировку немцев.
В ночь с 15 на 16 апреля последовала команда начать переправу через Одер. Все шло по расписанию. Генерал Гетман держал связь по радио с корпусами и бригадами, направляя их в порядке очередности на понтонные мосты. Кюстринский плацдарм, правда, оказался маловат для такого количества войск и техники, но Андрей Лаврентьевич надеялся, что при вводе их в прорыв на западном берегу Одера станет свободнее, можно будет подтягивать тыловые учреждения.
На рассвете 16 апреля началась артиллерийская подготовка, и армия Чуйкова пошла в наступление. К 12 часам она прорвала первую полосу обороны противника в районе Зееловских высот, дальше пройти не смогла из-за шквального огня. Застряла и 5-я ударная армия Берзарина, наступавшая правее. Стало ясно, что общевойсковые армии решили свою задачу наполовину, прервать оборону противника на полную глубину не в состоянии. Командование фронта приняло решение: ввести в сражение танковые армии, помочь Чуйкову и Берзарину усилить удар, завершить прорыв тактической зоны обороны противника, развить успех на берлинском направлении.
Тяжело давались Зееловские высоты. Здесь у немцев стоят артиллерийские дивизионы, на отдельных участках находилось от 40 до 50 танков и самоходных установок, много минных полей. Передовые отряды 1-й гвардейской танковой армии, встретив сильное сопротивление немцев, пытались обойти Зеелов с юга, но этот маневр не решал главной задачи — вытеснение противника со второй линии обороны. Всю ночь на высотах гремели бои.
Только после того, как передовые отряды были усилены артиллерией, которую удалось подтянуть с других участков фронта, решены вопросы взаимодействия со стрелковыми частями, танкисты пробили дорогу на Вербиг, Либенихен, Мюнхеберг. Покатился на запад немецкий народно-артиллерийский корпус, за ним стали сниматься со своих позиций мотодивизии «Курмарк», «Мюнхеберг» и другие соединения. Корпус Ющука, наступавший на правом фланге армии, вышел к реке Флисс Гельсдорфа, захватил переправу и опорный пункт на Зееловских высотах. Бабаджанян, используя успех справа, решил повернуть свой корпус и форсировать Флисс там, где переправился Ющук. Бригаде Гусаковского удалось овладеть Гельсдорфом. Этот маневр повторил и корпус Дремова.
