Империя свободы: История ранней республики, 1789–1815 - Гордон С. Вуд
Чтобы эффективно влиять на общественное мнение, лидеры республиканцев в конце концов осознали, что им придётся уступить многое из позиции федералистов. Они увидели, что президент пользуется всеобщим уважением, что нейтралитет желает подавляющее большинство, и что Генет должен уйти. «Он потопит интересы республиканцев, если они не откажутся от него», — предупредил Джефферсон Мэдисона в августе 1793 года. Республиканцы должны «безоговорочно» одобрить политику нейтралитета, сказал он, и прекратить спорить о том, кто по конституции должен её провозглашать. «Таким образом мы удержим народ на нашей стороне, сохранив правоту». Это был один из тех случаев, когда Джефферсон лучше, чем его коллега Мэдисон, чувствовал общественное мнение.
Обострённая политическая чувствительность Джефферсона к воле народа, проявившаяся в этом инциденте, не позволила его личной вражде и революционным страстям выйти из-под контроля. Возможно, ещё более важную роль в сдерживании крайнего пристрастия как лидеров федералистов, так и республиканцев сыграл Вашингтон. Президент неоднократно использовал свой огромный авторитет и здравый смысл, чтобы сдерживать страхи, ограничивать интриги и пресекать противостояние, которое в противном случае могло бы перерасти в насилие. Несмотря на сильные партийные настроения, царившие в стране, Вашингтон никогда полностью не терял уважения всех партийных лидеров, и это уважение позволяло ему примирять, разрешать и уравновешивать сталкивающиеся интересы. Джефферсон едва ли предвидел половину влияния Вашингтона, когда ещё в 1784 году заметил, что «умеренность и добродетель одного персонажа, вероятно, предотвратили закрытие этой революции, как и большинства других, путём подрыва той свободы, которую она должна была установить».
УВОЛЬНЕНИЕ ГЕНЕТА не положило конец международным проблемам, с которыми столкнулись Соединённые Штаты. Во время революции Соединённые Штаты настойчиво продвигали самые либеральные принципы торговли в открытом море в военное время — а именно, что свободные корабли делают свободные товары и что нейтралы имеют право перевозить неконтрабандные товары в порты воюющих сторон. Эти принципы, которым предстояло терзать англо-американские отношения в течение следующих двух десятилетий, были в значительной степени частью Американской революции.
Как либеральные американцы в 1776 году стремились к новому типу внутренней политики, которая положит конец тирании, так и они стремились к новому типу международной политики, которая будет способствовать миру между странами и, более того, может привести к прекращению войны как таковой. Американская революция была в первую очередь озабочена властью — не только властью внутри правительства, но и властью между правительствами в их международных отношениях. На протяжении всего восемнадцатого века либеральные интеллектуалы с нетерпением ждали нового просвещённого мира, в котором будут ликвидированы коррумпированная монархическая дипломатия, тайные союзы, династическое соперничество и баланс сил. Короче говоря, они надеялись не на что иное, как на отмену войны и начало новой эры мирных отношений между народами.
Считалось, что монархия и война тесно связаны. Действительно, как заявил молодой Бенджамин Линкольн-младший, «короли обязаны своим происхождением войне». Внутренние потребности монархий — потребности их раздутых бюрократий, постоянных армий, брачных союзов, беспокойных династических амбиций — лежат в основе распространённости войны. Устранив монархию и все её атрибуты, считали многие американцы, можно устранить и саму войну. Мир республиканских государств будет способствовать новой, миролюбивой дипломатии, основанной на естественном согласовании коммерческих интересов людей разных наций. Если оставить народы мира в покое, чтобы они могли свободно обмениваться товарами между собой, без развращающего вмешательства корыстных монархических дворов, иррационального династического соперничества и тайной двуличной дипломатии прошлого — тогда, как надеялись, международная политика станет республиканской, умиротворённой и управляемой только торговлей. В старомодных дипломатах, возможно, больше не будет необходимости. Это была просвещённая мечта либералов, от Томаса Джефферсона до Иммануила Канта.
Внезапно в 1776 году, когда Соединённые Штаты оказались в изоляции и за пределами европейских торговых империй, у американцев появилась возможность и необходимость применить на практике эти либеральные идеи о международных отношениях и свободном обмене товарами. Таким образом, коммерческий интерес и революционный идеализм слились воедино, сформировав основу американского мышления о внешней политике, которая сохранилась до наших дней.
«Наш план — торговля, — говорил Томас Пейн американцам в 1776 году, — и она, при правильном подходе, обеспечит нам мир и дружбу всей Европы, потому что вся Европа заинтересована в том, чтобы Америка была свободным портом». Америке не было необходимости устанавливать какие-либо частичные политические связи с какой-либо частью Европы. Такие традиционные военные союзы были наследием монархических правительств и вели только к войне. «Истинный интерес Америки, — говорил Пейн, — в том, чтобы держаться подальше от европейских раздоров». Одной только торговли между народами было бы достаточно. Действительно, для Пейна и других просвещённых либералов мирная торговля между людьми разных наций стала аналогом международной сферы, а не общительности людей в домашней сфере. Как просвещённые мыслители, такие как Пейн и Джефферсон, предвидели республиканское общество, держащееся исключительно на естественной привязанности людей друг к другу, так же они представляли себе мир этих республиканских обществ, держащихся на естественной заинтересованности наций в торговле друг с другом. Как в национальной, так и в международной сфере монархия с её навязчивыми институтами и монополистическими способами препятствовала естественной гармонии чувств и интересов людей.
Американцы впервые выразили эти «либеральные настроения», как назвал их Джон Адамс, во время обсуждения предложенного договора с Францией во время провозглашения независимости. Тогда, по словам Адамса в 1785 году, существовала надежда, что «растущая либеральность настроений среди философов и литераторов в разных странах» может привести к «реформации, своего рода протестантизму, в торговой системе мира». Многие члены Континентального конгресса в 1776 году пытались реализовать эти надежды, разработав типовой договор, который можно было бы применить к Франции и, в конечном счёте, к другим странам — договор, который избегал бы традиционных политических и военных обязательств и фокусировался исключительно на торговых связях. Типовой договор, составленный в основном Джоном Адамсом в июле 1776 года, обещал максимальную торговую свободу и равенство, которые, в случае их широкого применения, устранили бы напряжённость и конфликты в мировой политике. Если бы принципы типового договора были «однажды действительно установлены и честно соблюдались», — вспоминал позже Джон Адамс, — «это навсегда положило бы конец всем морским войнам и сделало бы бесполезными
