Красная Эстония. Свобода – наша реликвия - Коллектив авторов
– Что же ты увидел? – улыбнулся он.
– Ничего особенного. А кто был тот, с саблей?
– Офицер, и не какая-нибудь мелкая сошка, а полковник, – ответил дядя и пошел в ванную мыть руки.
Во время обеда в голове у меня вертелось множество вопросов. Но поскольку мне внушали, что вмешиваться в разговор старших нельзя, я молчал.
После обеда решили пойти к Юрманам. Они жили на Фалькпарк (ныне улица Адамсона). Адрес я хорошо знал, так как не раз выводил его на конвертах, когда мать посылала письма.
В дом вошли со двора, поднялись на второй этаж. В начале длинного коридора находилась дверь квартиры Юрманов. Открыла нам тетя Анна.
– О, господи, откуда вы так неожиданно появились? – воскликнула она, всплеснув руками. – Проходите, пожалуйста!
Из другой комнаты нам навстречу вышла белобрысая девчушка – дочь тети Анны – Карин. Ей в ту пору было года три. Тетин муж Юри отсутствовал.
Когда женщины кончили свои неотложные разговоры, стали варить кофе. Только успели сесть за стол, как пришел и тетин муж.
– Вот хорошо, что в город приехали, – обрадовался он. – Нам как раз нужен ученик по столярному делу. Я и сказал, что есть у меня на примете один славный паренек. Думал сразу вам написать.
Я посмотрел на мать и понурил голову. Последовало минутное молчание, и я счел за лучшее выйти в другую комнату. Между тем мать, очевидно, все объяснила, так как немного погодя Юри позвал меня:
– Ну-ка, парикмахер, иди, покажись, ведь ничего непоправимого не случилось. Поработаешь малость и, если не понравится, тогда придешь и скажешь.
На том и условились.
На другой день мать уехала. По дороге на вокзал она что-то обсуждала с дядей. Он еще у вагона повторил: «Будет так, как договорились». Я не слышал, о чем шел разговор, но подумал, что, должно быть, о плате за мое обучение.
Началась самостоятельная жизнь, вдали от родителей и от отчего дома.
С раннего утра до позднего вечера
Кто-то меня будил. Я не понимал, где нахожусь и почему должен вставать. Тогда меня сильно потрясли за плечо и мне почудилось, что я в Ванакубья и хозяин поднимает меня пасти скот. Наконец сообразил, что подле меня хлопочет бабушка. Она велела сразу же идти в рабочую комнату, дядя, мол, уже ждет.
Дядя держался теперь совершенно иначе – повелительно и как-то по-хозяйски. Он мне объяснил, что я должен делать. Обязанностей набралось много: менять белье на рабочих местах мастеров, чистить все инструменты, столы, зеркала, стулья, окна и двери, выколачивать коврики, щеткой и мокрой тряпкой протирать полы в мастерской, передней и в коридоре; раз в неделю мыть полы, а в слякоть – каждый день. Все это требовалось сделать к началу рабочего дня.
За утренним кофе бабушка в свою очередь раздавала поручения: я должен был ходить за хлебом и молоком и, если потребуется, бегать на рынок.
Когда открывалась мастерская, в передней надо было принимать от клиентов, а потом подавать им верхнюю одежду. Одновременно требовалось быть на виду у мастеров, чтобы при первой необходимости почистить инструменты, подмести упавшие на пол волосы и наблюдать за работой парикмахеров, чтобы научиться ремеслу. Времени для этого, к сожалению, оставалось очень мало.
Старание и настойчивость приносили все же свои плоды. Вскоре мне позволили работать за последним креслом с машинкой для стрижки волос. Клиентами были в основном мальчишки. Некоторые дядины знакомые стали доверять мне свои бороды. Понемногу у меня появилась свою клиентура. Мастера, конечно, косились – ведь убавлялся их заработок!
Позднее, когда взяли еще одного «мальчика», я мог работать почти весь день. Но утренняя уборка и чистка инструментов все же лежала на мне. От этого я избавился только, когда дядю мобилизовали в армию и он передал мастерскую новой хозяйке. Это была своеобразная женщина. Свободно владела французским, немецким, английским, русским, латышским и эстонским языками. Любила изысканно одеваться и держалась с подчеркнутой элегантностью. Она откуда-то приехала в Таллин, кажется из Риги, и купила мастерскую. Работу парикмахерской не знала вовсе и «коммерческого гения» из нее не получилось. Через некоторое время, когда я уже работал в другом месте, она продала заведение.
Теперь я имел профессию, которая кормила меня, но неосуществленными оставались и моя мечта, и желание отца – учиться дальше, изо всех сил приобретать знания. Я с завистью смотрел на школьников, которые осенью, в начале учебного года, сидели передо мной в кресле парикмахера. А однажды об этом зашла речь с одним из клиентов.
– Дальше учиться? Почему бы и нет! У меня уже двадцать семь лет за спиной, а по вечерам хожу в школу! – горячо говорил он. – Хочешь, сведу тебя туда, может примут еще?
В следующий вечер мы пошли на улицу Сууре-Клоостри (ныне Ноорузе). В древнем здании, где помещалась школа, нам вскоре удалось встретиться с директором.
– Ничего не поделаешь, – пожалел он. – Поздно. Приходи будущей осенью.
Все разом рухнуло. Пошатываясь, я направился к двери.
Мой провожатый остался все еще что-то энергично объяснять. И вдруг услышал окрик директора:
– Молодой человек, вернись-ка обратно.
Я подошел.
– А ты сможешь догнать остальных – занятия начались уже больше месяца назад? Отдельно никто тебе уроков давать не будет.
– Пусть хоть полгода, – с жаром заверил я. – догоню, если только буду знать, что учить.
– Гляди-ка, какой упорный юноша! Хорошо! Кто тебе будет задания давать, об этом я уже позабочусь. Так что приходи завтра и садись заниматься.
