Красная Эстония. Свобода – наша реликвия - Коллектив авторов
На обратном пути тетин муж подозвал меня к себе.
Взял мою детскую руку в свою сильную натруженную ладонь и как бы между делом поинтересовался, чем я занимаюсь и как идут в школе дела. Сперва я довольно резко ответил, что, небось, мать уже все рассказала. Юри на это не обратил внимания. Он говорил так доверительно и спокойно, что под конец я выложил все, что накопилось у меня на душе. Рассказал, как несправедливы учителя: нас, батрацких детей, бьют, а детей управляющего не наказывают вовсе. И учение уже не так увлекательно, как прежде. Поэтому, признался я застенчиво, озорничаю порой…
Юри разговаривал со мной как с равным, деловито и понятным языком. Под конец серьезно спросил, понял ли я его?
Да, многое стало доступным для моего детского сознания. Юри также подчеркнул уже сказанную отцом истину: учиться, что есть сил приобретать знаний. Теперь она становилась как бы зримее.
И еще одну истину понял я, что существует иного рода учеба с другими учителями, книгами и газетами…
Договорились, что после окончания школы родители отправят меня в Таллин, а Юрман устроит куда-нибудь на фабрику учиться ремеслу.
Этот разговор поставил передо мной определенную цель. За последний учебный год в аттестате стояли одни пятерки.
Жребий брошен
Весна 1914 года. Последние экзамены. Однажды в субботу, когда я возвращался из школы, меня обогнал велосипедист, показавшийся мне очень знакомым. Им оказался дядя Яан, мамин брат из Таллина. Он остановился и посадил меня тоже на велосипед.
Яан часто бывал у нас, и мы с ним отлично ладили. Я «краем уха» слышал: дядя посещал нас так часто потому, что где-то в наших краях будто бы у него есть невеста по имени Лийза… Яан поездом доезжал до Ристи, а затем катил на велосипеде 70 километров через Казари и Михкли.
Во время этого весеннего посещения у дяди состоялся деловой разговор с моей матерью. Вопрос касался моей дальнейшей судьбы. Поскольку отца не было дома, остановились на том, что мать позднее сообщит дяде о принятом решении.
Настал день, когда я получил свидетельство об окончании школы. Родителям надо было решать – что же дальше? Становилось ясным, что мне следует пойти куда-то работать, так как подошло время отдавать в школу сестру Марию, а на следующий год – и Леэни. О том, чтобы я продолжал учиться, не могло быть и речи, хотя отец желал этого. Но троих детей одновременно родители не могли посылать в школу.
Помнится, моя судьба решилась однажды утром. Я уже в течение месяца помогал пасти скот в Мадиссааре, когда мне велели поскорее возвращаться. Оставив хозяйского сына Кусти со стадом на пастбище, я помчался домой.
Мама надела новую юбку.
– Сейчас пойдем в Лихула покупать тебе ботинки, – сказала она торопливо.
Вскоре мы двинулись в путь.
Пройти надо было 17–18 километров.
Я ломал голову, зачем мне так срочно понадобились ботинки. Может, подарок ко дню рождения или по поводу окончания школы? Лишь спустя какое-то время мать сказала, что в воскресенье дядя Яан вновь побывал у нас, и тогда же решили отдать меня к нему в ученики. Дядя имел свою парикмахерскую, работа чистая и не тяжелая.
– Выучишься ремеслу и будешь работать самостоятельно, – говорила мать. – Ежели пошел бы к Юрману, он тебя устроил бы работать на фабрику, а там куда тяжелее, да и грязнее.
Так и решилось моей будущее!
Рано утром в пятницу мы с матерью собрались на станцию Ристи. Я обнял отца и сестер, кроме маленькой Лийзы, которую жаль было будить, перебросил новые ботинки через плечо, придал лицу «взрослое» выражение и поплелся за матерью к Ристи.
До Михклиского кладбища все было знакомо и я чувствовал себя дома. Но дальше к Казари шли уже незнакомые места. Тут только осознал, что с каждым шагом я все отдаляюсь от дома.
В Таллин прибыли в субботу после полудня. Дядя жил недалеко от железнодорожной станции, на улице Вакзали, 8 (ныне бульвар им. Ю. Гагарина). Мать дорогу знала, я же глазел на все с огромным любопытством. Левее остался какой-то сад. Позднее узнал, что это парк у так называемого пруда «Шнелли». Над деревьями виднелась высокая крепостная стена. Но не успел толком поглазеть по сторонам, как мать остановилась перед одним из двухэтажных каменных домов.
– Вот мы и пришли, – сказала она.
Я сразу же заметил вывеску. На ней красками было написано: «Juukselõikaja. Парикмахерская. Coiffeur». В окне увидел картинки с изображением усачей. Мать открыла дверь и втолкнула меня в помещение. В конце длинного коридора виднелась другая дверь. Мать нажала какую-то кнопку, и за дверью что-то зазвонило. Не успел даже удивиться, как она открылась, и мужчина в белом пиджаке воскликнул знакомым голосом:
– Ну вот и приехали! Проходите, пожалуйста! Я узнал дядю Яана.
Затем я очутился в небольшой передней, где на вешалке висело множество пальто, легких плащей и разнообразных головных уборов. Ого, подумал я, как богат мой дядя, как много у него пальто и шапок! Тут дядя открыл одну из дверей и ввел нас в большую комнату, в центре которой стоял стол, вокруг него стулья, а у стены – шкаф. Яан предложил нам сесть, а сам скрылся за дверью. Вскоре он появился в сопровождении бабушки. Сказал, чтобы мы побеседовали немного, а он пока еще поработает, потом придет обедать.
Пока мама и бабушка разговаривали и одновременно накрывали на стол, я успел ознакомиться с кухней, с находящейся за ней комнатой бабушки и с ванной. Из бабушкиного разговора я понял, что есть еще спальня и большой зал, где находится мастерская. У меня сразу возник вопрос: почему здесь есть отдельно комнаты, в которых едят, спят, умываются, готовят пищу, а у нас в Нуки – одна-единственная комната, где мы и едим, и спим, и умываемся? Когда собрался спросить об этом мать, то вспомнил, что сказал прошлым летом Гетин муж Юри. Он говорил тогда: чтобы понять, почему одни носят дорогую одежду, пьют и едят что пожелают, живут во дворцах и роскошных домах, надо много читать и набираться ума… Поэтому я своего вопроса и не задал. Но все же спросил, что означает слово «мастерская».
– Ну, это комната такая, в которой работают, – ответила бабушка. – Да ты открой дверь и посмотри.
Я так и сделал. В помещении находилось несколько мужчин в белых
