Евгений Федоров - Большая судьба
Мать склонилась над кроватью. Самый маленький крепко зажал в руке цветной камешек-окатыш.
Татьяна Васильевна пригладила его курчавые волосы.
"Милые вы мои, хорошие. Следопыты таинственных недр!" - с умилением подумала она и долго не могла оторвать нежного взгляда от безмятежных детских лиц...
На восходе дед Митрошка приходил к домику Аносова, садился на крылечко и ждал выхода инженера. Старик привязался к Павлу Петровичу и ни на шаг не отходил от него. Теперь старатель сам находил неладное в промывке золотоносных песков.
- Как ты ни промывай их, а всё же вода уносит легкие золотинки! рассуждал он. - Это первый разор. А второй, - глядишь, безобидные галечки, ну и в отвал их. Господи боже, а ведь внутри вкраплены золотинки! Кругом потери.
- Ты скажи мне, Митрий Иванович, что, по-твоему, мешает полностью уловить золото? - спросил Аносов старателя.
Митрошка подошел к вашгерду и, показывая на быстро взмученную струю, сказал:
- Несёт всё валом: и глину, и песок, и золотинки. Сделать бы протирку песков, чтобы глина не скрадывала и не уносила с собой золота.
- Это верно, - согласился Аносов и, следя за промывкой, пришел к мысли: "А что если для скорейшей и легчайшей растирки приводить в движение самые пески, а не сосуд, в котором они находятся... Хорошо бы еще привести пески в движение с наименьшей силой и тем самым уменьшить их сопротивление".
Старатель принялся за работу. Павел Петрович смотрел на струю и продолжал думать: "Хорошо бы, чтобы пески возможно долее соприкасались с одной и той же водой. Песок станет разжиженным, и из него выпадет больше золота".
Аносов подошел к лотку, захватил горсть галек и стал очищать их от глины и ила.
В это время в его мозгу шла лихорадочная работа. Постепенно в его воображении вставали очертания будущей золотопромывальной машины...
В троицын день приисковые девки ходили на реку пускать венки, вечером водили хороводы. Татьяна Васильевна издали любовалась цветистыми сарафанами, гибкими движениями, медленной поступью шедших по кругу жизнерадостных молодых работниц. Луга ярко зеленели, светилось голубизной озеро, в котором плыли отраженные белые громады облаков. Кругом переливалась богатая россыпь красок - лесов, величавых опаловых гор, небесной лазури и солнечного сияния. Очарованная ликующей красотой, молодая женщина вдруг всем своим существом почувствовала своеобразие и прелесть уральской природы.
"Ах, Урал, Урал - прекрасная земля!" - радостно глядя широко открытыми глазами на народное гулянье, подумала Татьяна Васильевна и, подхваченная внезапным порывом, забыв обо всем, бросилась к хороводу. Раскрасневшаяся, словно помолодевшая, она закружилась в плавном движении и своим мягким контральто подхватила песню:
Уж я, молода,
Из-за гор гусей гнала...
И круг живо подхватил припев:
Это быль, это быль,
Быль, былиночка моя...
Ах, как хорошо стало Татьяне Васильевне! Всё случилось так просто. Никто не жеманится, ни сторонится ее. Все ласковы с ней. Бойкий чубатый старатель крепко сжал руку Татьяны Васильевны и высоко понес:
Это быль, это быль,
Быль, былиночка моя...
С крыльца сошел Аносов и залюбовался хороводом. Дети теребили его:
- Папа, смотри, как хорошо мама идет в хороводе!
- Чудесно! - согласился отец. Ему самому хотелось сорваться с места и смешаться с пестрой толпой приисковых, но, скосив глаза на серебряный эполет, он вздохнул и повернулся к дому.
Его радовало то, что вся семья находилась в светлом подъеме, загорелые дети здоровы, жена счастлива...
Аносов с увлечением работал над конструкцией новой машины.
Ее ладили на его глазах, тут же на прииске. В Сатке и Златоусте спешно отливали части. За отливкой следил Швецов.
Подошел денек, когда аносовский агрегат поставили на рабочее место. Лица у приисковых серьезны, торжественны; трудно отогнать людей от машины.
- Бог с ними, пусть смотрят! - разрешил Павел Петрович и махнул рукой.
- Эй, эй, пошла, родимая! - горласто закричал дед Митрошка и, сняв шапку, перекрестился. - В добрый час!..
Резвая струя устремилась по жёлобу. Машина работала легко, ритмично. Прислушиваясь к дыханию паровичка, Аносов безотрывно смотрел на чугунные чаши, где двигались лапы, растирая песок в воде...
Солнце между тем припекало, поднимаясь всё выше и выше. Павел Петрович ушел под навес. Постепенно расходились и приисковые.
Агрегат без остановки отработал всю смену - десять часов. Павел Петрович остановил машину и тщательно исследовал ее работу. В откидных песках оставалось значительно меньше золота, чем прежде! Промывка ста пудов золотоносного песку обошлась около пятнадцати копеек, а на старых грохотах и механических приводах стоила двадцать!..
Митрошка утер пот, умильно поглядел на Аносова.
- Ну, что хочешь сказать? - догадываясь о его желании, спросил Павел Петрович.
- Только выслушай, Петрович! - взволнованно сказал старатель. Видать, так суждено: на одну стежку-дорожку попали мы. Дозволь мне, Петрович, при механизме остаться. Хоть все тут старались, а всё же не могу свое сердце оторвать от этого дела. Будто и я вместе с тобою рождал умную машину...
- Что ж, вижу твое старание! - согласился Аносов. - Тебе и быть при ней...
На землю упал осенний лист. Пора и в Златоуст! Павел Петрович отправил семью домой. Бодрая, посвежевшая Татьяна Васильевна с детьми тронулась в путь.
Аносов остался в Миассе и принялся за новую затею...
Как-то, еще в Златоуст, к нему заехал демидовский механик Мирон Черепанов и рассказал о своем "сухопутном пароходе". И сейчас Павел Петрович мечтал о чугунной дороге. До паровоза было еще далеко! Но колесопроводы, тележки для груза с конной тягой оказались возможными. Хорошо доставлять по такой дороге тяжелые пески на промывальную фабрику!
Снова мастерские были заняты срочными заказами. Павлу Петровичу до зимы хотелось пустить тележки по рельсовому пути.
Глубокой осенью от прииска к фабрике пошли первые грузы по чугунной дороге. Две лошади свободно и резво тащили тележки, груженные песком. За рабочий день они перевезли две тысячи восемьсот пудов.
Радуясь этому, Аносов в то же время сожалел: "Как жаль, что нет сил подняться против косности санкт-петербургских департаментов. Нижний Тагил рядом; что за радость была бы пустить по колесопроводам черепановский "сухопутный пароход!".
Глава вторая
РОССИЯ БУДЕТ ИМЕТЬ СВОИ КОСЫ ЛУЧШЕ ПРИВОЗНЫХ
Аносов много думал над тем, как облегчить тяжелый труд русского крестьянина. Часто вечерами он извлекал из укладки первые арсинские косы и подолгу рассматривал их. Вспоминалась поездка с Лушей на завод, светлое росистое утро, когда он вместе со стариком Николаем Швецовым взялся за косу. Долго пришлось ждать, пока отпали все препятствия. В 1834 году Аносов перевел Арсинский завод на выделку кос. Однако впереди предстояла жестокая борьба: русским изделиям нужно было открыть дорогу на рынок. Сделать это было нелегко. Россию к этому времени заполонили товарами иностранные фирмы. Передовые помещики, которые ставили сельское хозяйство на новый лад, преклонялись перед заграницей. Оттуда они ввозили машины, плуги, косы и, кто бы мог подумать, даже сохи доставлялись иностранцами! У Арсинского завода был сильный, изворотливый противник - австрийские промышленники, которые снабжали Россию косами.
Многое предстояло сделать, и, прежде всего, нужно было добиться, чтобы русские косы были лучше и дешевле иностранных.
Павел Петрович энергично взялся за дело. Он написал в Московское общество сельского хозяйства письмо, которое было опубликовано в "Земледельческом журнале".
Аносов прекрасно понимал, что его противники готовятся к жестокой схватке. До Златоуста дошли слухи, что австрийский заводчик полковник Фишер прибыл из Шафгаузена в Петербург с партией отличных кос. Он несколько недель осаждал департамент горных дел, подкупал чиновников и добивался испытания своей продукции. Австриец добрался до самого министра финансов Канкрина и уговорил его.
Павел Петрович предвидел трудности и всю зиму находился на Арсинском заводе. Изредка он заезжал домой, прокуренный дымом, усталый и пыльный, и, наспех перекусив, уже бежал на оружейную фабрику. Татьяна Васильевна умоляюще смотрела на мужа:
- Павел, ты бы пожалел себя! Отдохни с дороги!
Но Аносова не тянуло к домашним делам, он торопился к литейщикам, где его поджидал Швецов.
В тревогах и в непрерывной работе прошла зима. Наступил март. Косы были готовы. Вскоре пришло уведомление департамента о предстоящем испытании. Косы уложили в ящики и погрузили на подводы.
Павел Петрович написал второе письмо в Московское общество сельского хозяйства:
"Милостивый государь! Посылаю при сем в Москву косы с большей надеждой, нежели прежняя. Испытания прошедшей осенью, меры, принятые к избежанию недостатков, и частая поверка заставляют меня быть уверенным, что они выдержат все пробы, необходимые для кошения. Из 15 кос, взятых для общества, только одна, большой руки, несколько трудно отбивалась, но и ту я послал, не желая отступать от уведомления, что косы взяты без выбора. Впрочем, опыт на деле покажет ее достоинство.