Джастин Мароцци - Тамерлан. Завоеватель мира
В татарской армии оправданные Мираншах и Шахрух командовали правым крылом. Султан-Махмуд, марионеточный хан из дома Джагатая, командовал левым. Два внука императора, сын Мираншаха Абубакр и Султан-Хусейн командовали правым и левым авангардами соответственно. Военные слоны, захваченные в Дели и ставшие любимой военной новинкой Тимура, были построены впереди армии, одетые в богато изукрашенную броню. Это была армия, которая, как сказал один историк, заполнила все вокруг.
С привычным криком «Аллах акбар!» обе мусульманские армии ринулись в бой. Сражение было яростным, сирийцы отчаянно атаковали этих диких варваров, чтобы защитить свой город. Воздух наполнил лязг мечей и свист стрел. Сначала Тимур захватил инициативу, так как его слоны смяли левый фланг сирийцев. Под сильнейшим напором татар он постепенно подался назад, а потом обратился в бегство к воротам города на виду у остальной армии. Пример Дамурдаша, поспешно удравшего в цитадель, повлек за собой настоящую панику. В считанные мгновения равнину заполнили сирийцы, которые со всех ног мчались к городским стенам, преследуемые по пятам татарами. В толчее воинов затаптывали лошадьми, они тонули во рву, вскоре заполнившемся трупами, копья пронзали по три или четыре человека разом, стрелы беспощадно косили беглецов. Отважных женщин и мальчиков, которые присоединились к защитникам города, перебили на месте.
У Дамурдаша не оставалось иного выбора, кроме как сдать Алеппо Тимуру, чтобы избежать дальнейшего кровопролития. С ним обращались хорошо, но Судун, который когда-то убил посла Тимура, был взят в плен. Сокровища этого города теперь принадлежали всепобеждающему завоевателю. Но надежды правителя на мирное завершение битвы были разбиты вдребезги. Историк ИбнТагри Бирди, отец которого командовал армиями султана Фараджа, писал:
«Женщины и дети бежали к большой мечети Алеппо и мелким мечетям, но люди Тамерлана гнались за ними, вязали женщин веревками, как добычу, протыкали детей мечами, перебив их всех. Они совершали позорные деяния, к которым привыкли. Над девственницами надругались без всякой жалости. Благородных женщин насиловали без всякого стеснения. Татарин схватил женщину и изнасиловал ее прямо в великой мечети на виду у множества его товарищей и жителей города. Ее отец и брат и муж видели ее страдания, но ничем не могли защитить ее, потому что их самих схватили и подвергли пыткам и мучениям. Затем татарин отпустил женщину, но ее тут же схватил другой, так и не дав прикрыться. Затем они предали мечу жителей Алеппо и его воинов, пока мечети и улицы не были заполнены мертвыми, Алеппо был завален трупами».
Убийства и грабежи продолжались четверо суток. Деревья вырубались, дома разрушались, мечети поджигались. В одном отчете говорится о массовом избиении городских евреев, которые пытались укрыться в синагоге. «Он оставил город опустошенным, не осталось никаких обитателей, все люди были перебиты. Призывы муэдзинов и молитвы больше не были слышны. Не осталось ничего, кроме пустыни, закопченной пожарами, там жили только совы да стервятники»[87].
И над опустошенным городом высились уже привычные ужасающие памятники побед Тимура. Пирамиды отрубленных голов имели до 15 футов в высоту и до 30 футов в окружности. Стервятники, обожравшиеся мертвечиной, лениво кружили в небе, спускаясь, чтобы выклевать глаза… Двадцать тысяч голов в немом ужасе и отчаянии смотрели остекленевшим взглядом в небо.
* * *Теперь дорога на Дамаск была открыта. Главный город Леванта, один из крупнейших на Средиземном море, один из самых старых в мире, лежал всего лишь в 200 милях к югу. После заранее предрешенного падения Алеппо стало совершенно понятно, что завоеватель не упустит такую заманчивую добычу. Поэтому марш на юг продолжился, несмотря на возражения амиров. Эти командиры предлагали отвести армию на зимние пастбища вокруг горы Ливан, где усталые солдаты смогли бы отдохнуть, но Тимур отказался выслушать их. Египетский султанат был разделен и потерял свое значение. Теперь следовало не дать ему времени приготовиться к обороне. Татары продолжали наступать, и города, селения и крепости, находившиеся между ними и Дамаском, падали, словно карточные домики. Сначала была захвачена Хама, затем Хомс, за ними Баальбек, Сидон и Бейрут.
Но главной целью Тимура оставался сам Дамаск, город, который нажил богатство, поскольку находился на перекрестке торговых путей между Азией и Европой. К западу от него простирались горные цепи Ливана, которые поднимались на высоту 10000 футов, а потом круто обрывались к Средиземному морю. На востоке тянулись прокаленные солнцем пустыни Бадият-аш-Шам. Сам Дамаск рос благодаря пошлинам, которые взимались с караванов, прибывавших ежедневно, но богатство приносили изделия прославленных мастеров и художников. На базарах работали кузнецы, стекольщики, ткачи, портные, резчики камня, плотники, изготовители луков, сокольничие и различные ремесленники. Дамаск был очень культурным и многонациональным городом, в котором жили математики и торговцы, астрономы и артисты. С 661 по 750 год он являлся столицей халифов, то есть арабской исламской империи.
Одно строение больше остальных напоминало о тех славных днях. Ибн Баттута писал: «Дамаск превзошел все остальные города по красоте, и ни одно описание не будет достаточно полным, чтобы передать его очарование. Кафедральная мечеть, известная также как мечеть Омейядов — это самая великолепная мечеть в мире, прекрасная по пропорциям и благородная в красоте, изяществе и совершенстве. Она не имеет себе равных». Три минарета тянутся к небосводу, вздымаясь над царственным куполом, который в свою очередь возвышается над большой аркадой и галереей, а также центральным двором, где может поместиться множество людей. Фасады выложены сверкающими мозаиками, изображающими райские сады, шикарные дворцы с колоннадами, могучие замки, реки и живописные пейзажи. «Даже сейчас, когда солнце едва виднеется над внешней стеной, можно представить роскошь зеленого и золотого в то время, когда двор залит солнцем и видны эти волшебные картины, рожденные воображением арабов, старавшихся компенсировать унылое однообразие своих пустынь», — писал Роберт Байрон в «Дороге на Оксиану».
Ибн Тагри Бирди утверждал, что Дамаск — это наиболее прекрасный и процветающий город мира. Но сейчас, когда сквозь его ворота в отчаянии рвались толпы беженцев из Алеппо, рассказывавших ужасные истории о бойне, город со страхом ждал появления Тимура и самого ужасного нападения за всю свою историю. Разногласия, которые начались сразу после смерти Баркука, умело подогревались шпионами Тимура, и Дамаск чувствовал себя беззащитным. Так 314 как не было единого верховного командования, сирийцы и египтяне затеяли споры, началось «замешательство, разделение, конфликты и ссоры», с сожалением отмечает Арабшах, которому в то время было восемь или девять лет. Слишком много энергии амиры тратили на доказательства собственного превосходства, началась повсеместная грызня, а непосредственная угроза нападения Тимура, как писал Ибн Тагри Бирди, «словно бы и не существовала».
К январю 1401 года татарское войско расположил ось лагерем неподалеку от города. Египетский султанат предпринял отчаянную и любопытную попытку покушения на жизнь завоевателя, отправив в его лагерь наемного убийцу, замаскировавшегося дервишем. Однако несостоявшийся убийца вызвал подозрения, его обыскали, нашли кинжал и тут же убили. Два человека, сопровождавшие его, вернулись к Фараджу с отрезанными носами и ушами.
К Фараджу был отправлен второй посол, который потребовал немедленно вернуть Атыльмыша и посоветовал молодому правителю Египта начать чеканить монеты с именем Тимура.
«Ты должен сделать это, если ты хоть сколько-то жалеешь себя и своих подданных. Наши воины подобны рыкающим львам, которые голодны до добычи. Они ищут врага, чтобы убить его, разграбить его имущество, захватить его города, сровнять дома с землей. У тебя есть только два выбора. Либо мир, следствием которого будут тишина и радость, либо война, которая приведет к беспорядку и опустошению. Я оставляю выбор тебе. Именно ты должен решить, каким путем следовать. Посоветуйся со своим разумом и сделай выбор».
Фарадж обещал повиноваться, но начал тянуть время. Серия инцидентов убедила жителей Дамаска, что ход событий постепенно поворачивается в их сторону. Прежде всего Тимур отвел войска от стен города, чтобы сохранить пастбища для лошадей. Осажденные не без оснований сделали вывод, что татары отступают; Затем пришло известие, что внук Тимура Султан-Хусейн, который вел авангард правого крыла на Алеппо, переметнулся на сторону сирийцев. Наконец, они смотрели на равнину, где еще несколько дней назад стояла лагерем армия Тимура, и видели там войска Фараджа, только что прибывшие из Каира. Жители Дамаска пришли в крайнее возбуждение, они открыли ворота города и отправили отряды, чтобы атаковать арьергарды Тимура.
