Тайные безумцы Российской империи XVIII века - Александр Борисович Каменский
Знакомство с французом было связано для Подошина с еще одним роковым для него обстоятельством. У своего приятеля он увидел «две звезды», на одной из которых было выгравировано имя владельца. Молодой человек решил, что они золотые, и стал уговаривать приятеля их ему продать. «Но француз отвечал: „Они не продажныя“ и слышать о продаже не хотел», говоря: «Они, де, тебе не годятся, их не носят, а только единственно тому принадлежат, кто в каких делах обращается». Тогда Подошин купил в турецкой лавке «за 25 левов турецкой калиан» и предложил обменять его на «звезды», но француз заявил, что этого недостаточно, и тогда Подошин прибавил к кальяну часы, которые якобы ему «подарил при Цареграде прикащик». Сделка состоялась. Француз заказал себе две другие такие же серебряные «звезды», на одной из которых велел «вызолотить» свое имя, а Подошину сказал: «Слушай брат, я теперича назову тебя братом, потому что я тебе подарил свое имя, а в медалях есть несколько червонных золота». «Благодарствую, братец, за твой подарок», — ответил молодой человек, «а сам в себе думал, как поеду в Таганрок, то велю перетопить и золотом могу продать, мне, де, твоим имянем не жить». Позднее в Таганроге Подошин показал «звезды» «немцу-серебренику», уверяя, что они золотые, но тот не поверил: «Конечно, ты меня обманывать пришол, а потом спросил: что ты за них хочешь? А он ему отвечал, что они стоют 40 червонных, а серебреник ему говорил, что более не стоят сорока копеек, да в другом месте еще тебя и с ними свяжут, что, де, ты ходишь людей обманывать. Но он за то немца выругал, а после взял себе в голову продать их в Москве, куда приехав, показывал звезды золотарю. И как он сказал, что они танталовыя, тогда уже узнал, что француз его обманул».
В соответствии со своим планом Подошин таки отправился в Петербург, запасшись в Таганроге подорожной, но, дабы в столице его не узнали знакомые купцы, назвался фамилией Паншин. К этому времени у него оставалось всего 2 рубля, и в столице он вынужден был продать за 30 рублей еще одни имевшиеся у него часы[426] и кафтан. Некие «знакомые при дворе» написали от его имени челобитную на имя Потемкина, но, поскольку речь шла о совместном с приятелем-французом предприятии, требовались подписи обоих, так что подавать челобитную Подошин не решился и задумал отправиться в Польшу. Получив у почт-директора фон Эка новую подорожную до Киева (вновь на имя Паншина), он прибыл в Москву, где за 60 рублей продал шубу[427] и купил печатные сенатские указы, в том числе «манифест о беглых»[428], что, как он полагал, должно было облегчить ему перемещение по стране. В Москве Подошин обзавелся новой подорожной, на сей раз до Польши, заполучив ее у судьи московской ямской конторы Неронова, которому впоследствии за это досталось.
И вновь сделаем паузу и попытаемся разобраться, почему молодому авантюристу удавалось так легко передвигаться по стране. Первый раз он приехал в Таганрог вместе с начальником местной таможни, и, таким образом, его пребывание в городе было вполне легальным — его знали там сперва как служащего таможни, а затем как человека, занимавшегося торговлей. Возможно, чиновники местного магистрата, составлявшие ему подорожную до Петербурга, не точно знали его фамилию либо он их подкупил и таким образом получил документ на имя Паншина. В Петербурге Подошин просил выписать ему подорожную до Польши, но почт-директор фон Эк, считая это, по-видимому, незаконным, ему отказал и выписал подорожную только до Киева. А вот в Москве Неронов по каким-то причинам нарушил закон, за что и понес впоследствии наказание. Согласно «Месяцеслову с росписью чиновных особ» на 1777 год, Сергей Федорович Неронов имел чин всего лишь коллежского советника[429], и, возможно, его легко можно было подкупить.
Выехав из Москвы, Подошин задержался в Туле, где «купил три стальныя печати, на коих велел вырезать свое и любовницы своей имя, а что оныя печати ему неприличны, того он не знал, а хотел только ими печатать пакеты и письма». В Киеве некий майор Мельников дал ему письмо для своего брата в Константинополе, которое попросил отправить из Очакова. Уже на территории Речи Посполитой, проезжая местечко Ставище (ныне в Киевской области Украины), Подошин впервые «надел на себя одну медаль для того, чтобы скорее почту дали». Следующим пунктом назначения было местечко Гранов, где путешественник «остановился у поляка[430] Николая Григорьева, которой содержит почту» и который повел его обедать к своему родственнику, «отставному попу», где наш герой познакомился и с местным протопопом. И вот тут-то, видимо, и пробил «звездный час» Ивана Подошина:
А после обеда говорил поп, что они обижены от поляков тем, что у них божия церковь во всей Польше отнята, а зделана уния. Но он етому не поверил и пошел сам в костел, и увидел, что поп говорил правду. Когда же пришол в униатскую церковь и слушал молитву, во время которой нашу Государыню не поминают, також, де, и наследников, ни креста не выносят. Из церкви, пришед к протопопу, сказывал, что, де, ваша правда. На что они просили: «Не можно ли такова средства сыскать, кабы до Государыни вам об етом донести?» А он на то им сказал: «Дураки, польски попы, вы бы меня давно просили, я бы для вас давно что зделал». Почему попы стали его просить, чтобы он у Государыни выпросил им благочестие. А он показал медаль и сказал, что он есть генерал-маиор, поедет в Петербург и может в том служить.
Далее Подошин вроде бы опять вернулся в Ставище, где объявил
