Майкл Вуд - Золото Трои

Так писал Фукидид в V в. до н. э., то есть столь же удаленный по времени от легендарной даты разграбления Трои, как подписание Великой хартии вольностей Средних веков отстоит от наших дней. Нужно, однако, сказать, что ничто в его интерпретации событий не опровергнуто современной археологией и анализом текстов. Такая трактовка по-прежнему остается правдоподобной моделью, несмотря на то что многие ученые сегодня сомневаются в существовании Микенской «империи», Троянской войны и даже самой Трои. Правдоподобной, но все еще недоказанной.

Как древние создавали хронологию своего «доисторического» прошлого? Как они установили дату Троянской войны? В античной Греции подробная хронология начиналась с первой Олимпиады 776 г. до н. э. Эта дата, как мы знаем, довольно точно соответствует принятию греками алфавита. Поэтому мы вправе думать, что принятие исторической хронологии произошло одновременно с появлением письменных записей. Как следствие, великая «История Греции» Джорджа Грота, написанная в 1840-1850-х гг., также начинается с первой Олимпиады. Остальное Гроту недоступно — археология еще «не прорубила окно» в древнюю историю. Однако Грот признавал, что у древних греков было много легенд, преданий, генеалогий и т. д., связанных с доантичным миром, и что греки считали их связанными с реальными событиями в такой же мере, как думал о них Гомер. То были «общие предания», упоминавшиеся Фукидидом, и сохранялись они в устной форме. Они часто содержали подробные хронологические связи: всякий, к примеру, «знал», что разграбление Фив случилось до Троянской войны, что Троянская война предшествовала вторжению дорийцев в Грецию и так далее. Еще до Геродота историки пытались составить хронологию этих событий. Позднее Диодор Сицилийский скажет, как мучительно писать труд о «доисторических временах», поскольку сложно найти надежный набор дат, относящихся к периоду до Троянской войны. Фукидид также ограничился общим предположением, что до эпохи доминирования Микен критяне из Кносса обладали гегемонией в Эгейским мире. Что касается собственно даты войны, то большинство вычислений колеблется в пределах между 1250 г. до н. э. у Геродота и 1135 г. до н. э. у Эфора. Самую раннюю, 1334 г. до н. э., дает Дурис Самосский, наиболее авторитетно указание александрийского библиотекаря Эратосфена (1184–1183 гг. до н. э.). Даты, обозначенные как «за столько до первой Олимпиады», рассчитывались по генеалогиям, с сопоставлением продолжительности жизни поколений, особенно старых дорийских царских фамилий в Спарте. Насколько точны могут оказаться такие записи, показывает найденный в маленькой деревенской церкви на Хиосе семейный могильный камень, где перечислены имена 14 поколений, уводящие нас от V в. до н. э. в X в. до н. э. По крайней мере, есть вероятность того, что такие материалы могут сохраняться на протяжении веков.

Самое точное датирование Троянской войны обнаружено на Паросском мраморе — хронике событий, воображаемых или реальных, рассчитанной по легендарным генеалогиям афинских царей, уходящим до середины III в. до н. э. Высеченная на огромном куске мрамора с острова Парос, она была куплена в Смирне английским послом короля Карла I при османском дворе и вывезена в Англию, где стала частью коллекции графа Арунделя. Мрамор повредили во время гражданской войны, тогда и была утрачена доисторическая часть, но, к счастью, антиквар Джон Селден успел сделать копию. Таким образом, мы знаем, что хроники датируют зарождение культа Элевсина началом XIV в. до н. э., разграбление Фив — 1251 г., основание Саламина на Кипре — 1202 г., первые греческие поселения в Ионии — 1087 г., гомеровский floruit[2] — 907 г., а разграбление Трои — 5 июня 1209 г. до н. э.! К сожалению, интригующая точность в определении месяца и дня появилась вследствие астрономических расчетов, опиравшихся на неверное толкование строчки из «Малой Илиады»: «была полночь и поднялась яркая луна». Что было истолковано как полнолуние, а ближайшее к полуночи полнолуние происходит в последнем лунном месяце перед летним солнцестоянием!

Из всего этого становится ясно, что заметки иудейского историка Иосифа Флавия о греческой историографии, написанные в I в. н. э., были верны: древние греки не имели надежного источника сведений о своем доисторическом прошлом. Устные предания, особенно в передаче Гомера, — вот и все, на что они могли опираться, и, как отмечает Иосиф Флавий в предисловии к своей «Иудейской войне», «слишком поздно и с трудом, они пришли к буквам, которыми пользуются сейчас». В «археологии» греки тоже слабо ощущали прошлое: «Что касается тех мест, где они обитают, то десятки тысяч разрушений случались там, которые стерли память о прошлых деяниях, так что они каждый раз начинали жить заново». В древнем мире, конечно, велись «археологические» раскопки — люди всегда искали «остатки», и они знали названия городов, пославших, по словам Гомера, войска в Трою. В таких местах в VIII–VII вв. до н. э. находили много микенских могил, которые связывали с гомеровским веком героев, и потому там оставляли приношения; такой обычай сохранялся и в античные времена. Но то, как интерпретировались подобные находки, показывает: у древних не было понятия того, что мы теперь называем историей бронзового века. Проблема историчности Троянской войны не изменилась со времен Фукидида: Гомер и мифы излагают определенные события; названные места существовали, существуют и сейчас, некоторые из них когда-то явно обладали могуществом, иные были малозначащими; в центре других мифов тоже поселения бронзового века — Немея, Иолк, Фивы. Если, как считал Фукидид, греческие мифы действительно основаны на реальной истории бронзового века, то как мы можем это доказать? Последние 100 лет новая наука, археология, пыталась ответить на эти вопросы. Но прежде чем мы обратимся к этим попыткам, надо понять, почему сказание о Трое так захватило воображение людей нашей культуры и сама археология не избежала того. Уже при Фукидиде предание о Трое было великим национальным мифом Греции, но что это по сравнению с произошедшим с ним за последующие две с половиной тысячи лет?

Такой была сила этого мифа, что целая процессия завоевателей почувствовала необходимость поглазеть на поле, где сражались Ахилл и Гектор. К тому времени на Гиссарлыке, на заросших развалинах, была основана небольшая греческая колония. Согласно преданию, именно здесь шла Троянская война, и с верой в это колонисты около 700 г. до н. э. назвали свое поселение Илионом. Геродот рассказывает: когда персидский царь Ксеркс в 480 г. до н. э. раздумывал, пересекать ли ему Геллеспонт на пути из Азии в Европу,

то у него возникло сильное желание увидеть Трою. Он вошел в цитадель [имеется в виду город Илион] и, осмотревшись и выслушав местных жителей, пожертвовал тысячу быков троянской Афине, а маги совершили возлияния в честь великих людей прошлого.

Сто пятьдесят лет спустя, пересекая Дарданеллы из Европы в Азию, Александр Македонский, легко поддающийся внушению, возможно, вообразил себя одним из героев Троянской войны. Александр был очарован миром богов и героев, какими их изображал его любимый Гомер (он всегда носил «Илиаду» с собой и клал под подушку, ложась спать). Направляя флотилию к Троаде, Александр посередине пролива принес жертву Посейдону (столь враждебному грекам в Троянской войне) и был первым, кто спрыгнул на троянский берег, вонзив в землю копье, чтобы придать силу своему заявлению, что Азия — его, она «завоевана копьем» и «дарована богами». Затем, взойдя на стены Илиона, посвятил свои доспехи Афине Троянской и взял из ее храма старинное оружие и щит, которые (как утверждалось) сохранились с Троянской войны. Покинув Трою, он возложил венок на могилу Ахилла, «назвав его счастливым человеком, которого воспел Гомер, дабы превознести его деяния и сохранить память о нем».

Преемники Александра обнесли маленький Илион городской стеной, хотя он и не мог состязаться с Александрией Троадской, основанной на берегу моря. Во времена Римской империи городок, ныне известный как Илион, был наполовину заброшен. Но появился человек, почитавший гомеровский «священный Илион». Юлий Цезарь, точно так же, как Александр, веривший в свое происхождение от греческого героя Ахилла, своим предком называл троянца Энея и, согласно «Фарсалии» Лукана, написанной в I в. н. э., удостоил посещением мыс Сигейон и реку Симоис, «где пало так много героев» и где теперь «нет камней безымянных». «Он шел вокруг того, что было Троей, от которой осталось лишь имя, и искал следы великой стены, построенной богом Аполлоном. Но нашел только холм, покрытый колючим кустарником и сгнившими деревьями, чьи старые корни вплетались в фундамент». («Будь осторожен, как бы тебе не наступить на дух Гектора», — предупредил его местный житель). Но «даже руины были уничтожены». Разочарование Цезаря испытают многие исследователи, которые придут сюда после него! Лукан пользуется случаем поразмышлять о бессмертии, даруемом поэтами тем, кто страдает манией величия: «Все же Цезарю не было нужды завидовать героям, которых обессмертил Гомер, потому что если у латинской поэзии есть какое-то будущее, то поэму Лукана будут помнить столь же долго, как и гомеровские». Последующие поколения, к счастью, не были об этой поэме столь высокого мнения, как сам автор, но в ней содержится обещание Цезаря перестроить Трою под Римскую столицу, о чем Гораций говорил в своих «Одах»: «…возвести новую крышу над домом предков».