Александр Немировский - Слоны Ганнибала
Масинисса долго не мог привыкнуть к сутолоке и кипучему ритму огромного города. Он чувствовал себя здесь как в ловушке. Он наталкивался на прохожих или прохожие наталкивались на него. Однажды, когда он остановился посреди улицы, чтобы сосчитать, сколько у дома этажей, на него наехали ослы торговца глиняной посудой. Сосуды попадали на мостовую и разбились вдребезги! Сразу же собралась шумливая толпа зевак. Разъяренный торговец схватил оторопевшего Масиниссу и тряс его, как грушу. Подоспевший Ганнибал спас своего друга, заплатив стоимость товара.
Ганнибал показал Масиниссе свой родной город.
Они посетили городскую цитадель Бирсу. Впрочем, юного варвара больше поразила не толщина ее стен, не каменная лестница, ведущая к храму Эшмуна, а легенда о царице Дидоне, создавшей эту древнейшую часть города.
— Хитра же она была, ваша Дидона! — удивлялся он. — Купила столько земли, сколько можно покрыть шкурой быка, а потом разрезала шкуру на узкие полоски и захватила весь этот холм.
Масиниссу нельзя было оторвать от кораблей. Они казались ему огромными крылатыми чудовищами, из сказок и песен своего племени.
— Идем отсюда, — сказал он Ганнибалу, когда тот привел его в храм Господина города, Мелькарта, и показал статую, которой приносят человеческие жертвы. — У вас хитрые цари и жестокие боги.
Прошло не более недели, и Масинисса, как казалось Ганнибалу, немного освоился с суетой городской жизни. Он ходил по тротуарам, не натыкаясь на прохожих. Слыша вопли избиваемых рабов, не бросался в дом, чтобы за них заступиться, не выпускал на базаре из клеток певчих птиц, не заплатив за них денег.
Ганнибал стал отпускать Масиниссу одного.
Из прогулок по городу Масинисса стал возвращаться поздно. У него было удовлетворенное лицо и сияющий взгляд.
— Тебе нравится наш город? — спрашивал Ганнибал, радуясь хорошему настроению своего подопечного.
— Мне никогда не было так хорошо, как сейчас, — отвечал нумидиец.
Однажды, это было после полудня, Масинисса вернулся без своей войлочной шляпы, в разорванной тунике.
— Что с тобой, Масинисса? — удивленно воскликнул Ганнибал. — Где ты был? Тебя искусали собаки?
Юноша яростно сверкнул глазами.
— Да, собаки, карфагенские псы! О, я им еще покажу! Я им заткну глотки.
— Успокойся, расскажи по порядку, кто и почему тебя оскорбил.
Нумидиец взглянул в глаза Ганнибалу, и тот прочел в них такую грусть, что первым его порывом было обнять юношу, попавшего в какую-то беду.
Масинисса говорил торопливо, сбивчиво, вскакивал и снова бросался на ковер, хватаясь руками то за голову, то за грудь.
— В первый день, когда ты мне разрешил идти одному, я шел по улице к гавани. Мне хотелось снова взглянуть на корабли, пришедшие из той страны, где восходит солнце. У храма Танит меня обогнали рабы с крытыми носилками на плечах. Из носилок легко, как опускаются на землю птицы, вышла девушка. Я не знал, кто она, но сердце мое рванулось к ней. Ты слышишь, как оно бьется, мое сердце? Я смотрю на тебя, а в глазах у меня она. Будто меня околдовала богиня Танит. Я стоял, прислонившись к колонне, и мне казалось, что до этого я не жил на свете. Она вышла из храма и исчезла за пологом носилок, словно мне она приснилась. Весь следующий день я провел у храма, и нищие, просившие милостыню, уже показывали на меня пальцами, как на старого знакомого, а голуби Владычицы привыкли ко мне и ходили у моих ног. И я дождался ее. В тот день она меня увидела. Какие у нее светлые и сияющие глаза! Когда она вышла из храма, я подошел к ней. Она отослала рабов, и я проводил ее. Если бы ты знал, как мне хотелось, чтобы дом ее был на другом конце города... нет, в другом городе, в другой стране! Тогда мы шли бы рядом долго-долго, пока на небе не зажглись звезды, и снова день, и снова звезды, звезды, звезды. Но путь до ворот ее дома показался мне кратким, как тень в полдень, а время до следующей встречи с Софонибой — вечностью.
— Ее зовут Софониба? — удивился Ганнибал. — Мне кажется, я слышал о девушке с этим именем.
— Я пришел к ней на следующий день. Рабы закрыли передо мной калитку. Но я перемахнул через забор. Могла ли меня удержать каменная стена, когда вместо рук выросли крылья! — Масинисса замолчал.
— Продолжай, — торопил его Ганнибал. — Что было дальше?
— Я говорил с отцом Софонибы, просил его, чтобы он отдал свою дочь мне в жены, а он приказал своим рабам выбросить меня за ворота.
Ганнибал стиснул зубы словно от боли. Он чувствовал свою вину в этом нелепом происшествии. Разве можно было разрешать нумидийцу одному бродить по городу? Хорошее же у него останется воспоминание о Карфагене, где его выбросили за ворота, как последнего нищего!
— Если ты мне друг, — жарко шептал Масинисса, — выполни мою просьбу. Ночью я выведу коня. Ты будешь стоять у ограды ее дома, а я вынесу Софонибу на руках. Мы ускачем, и никто нас не догонит.
— Но отец Софонибы пожалуется твоему отцу. Гайя друг Карфагена, и он выдаст Софонибу.
Масинисса тряхнул головой, прядь волос на макушке чуть не задела лицо Ганнибала.
— Мы поселимся в степи. Я построю мапалию, буду собирать мед, охотиться на диких коз и уток. У нас будет вдоволь мяса и дичи. Я покрою пол и стены львиными шкурами, чтобы внутрь не задувал холодный ветер.
— Постой, Масинисса. А ты спросил Софонибу, согласна ли она бежать с тобой?
— В нашей стране не спрашивают девушку, хочет ли она быть женой. У нас девушку увозят, а отцу дают выкуп.
— Но ведь Софониба не девушка твоего племени. В Карфагене другие обычаи. И понравится ли Софонибе твоя мапалия? Захочет ли она ходить в звериной шкуре, пить козье молоко, есть моллюсков и полусырое мясо? Она выросла в доме с прямыми стенами, привыкла спать на ковре, умащаться розовым маслом, есть жаркое из собачек. Привыкнет ли она к одиночеству, к ночному рыку львов и завыванию шакалов? Подумал ли ты об этом?
Масинисса готов был заплакать. Теперь он понял, что ему не на что надеяться. Ганнибалу внезапно пришло на ум: «Не сможет ли эта Софониба привязать нумидийца к Карфагену, приручить его, как Рихад приручает слонов?»
— Не отчаивайся! — сказал он. — Ты поступил опрометчиво, но я сам пойду к отцу Софонибы и объясню ему, что ты не хотел его обидеть, что ты не знал наших обычаев. И, если он умный человек, он не откажется от родства с царем массилов.
— Но я ведь не царь! — воскликнул Масинисса.
— Но ты можешь им стать. Есть у нас в Карфагене обычай. Его называют помолвкой.
— Помолвкой? — переспросил Масинисса.
— Да, помолвкой. Жених и невеста в храме обмениваются подарками, а мужем и женой они становятся через несколько лет. Я попытаюсь уговорить отца Софонибы согласиться на помолвку, с тем чтобы свадьба состоялась тогда, когда ты займешь отцовский престол.
Масинисса оторопел.
— Теперь я понимаю, почему на меня рассердился старик. Я ему говорил о свадьбе, а когда он ответил, что я еще слишком молод и не достоин руки его дочери, вытащил кинжал и предложил сразиться верхом на конях. Тогда-то он и приказал своим слугам выкинуть меня из своего дома.
— Ты предложил своему будущему тестю поединок? — спросил Ганнибал, давясь от хохота. — Я думаю, ты его напугал до смерти. Предоставь это дело мне. Тебе лишь надо узнать, как зовут отца Софонибы, где его дом.
— Да вот он, — сказал нумидиец, протянув руку в направлении к Магаре [23]. — Видишь эти башни из белого камня среди цветущих деревьев, правее озера?
Ганнибал едва не вскрикнул. Нумидиец показывал на дом Ганнона, дворец, который, по словам отца, был причиной величайших бедствий для республики. Ибо в то время, когда Гамилькар воевал против римлян в Сицилии, Ганнон управлял ливийскими владениями Карфагена. Неслыханными насилиями и грабежом он добыл себе богатства и вложил их в строительство дома, превосходящего своей роскошью дворцы восточных владык. Не удивительно, что разоренные ливийцы примкнули к восставшим наемникам.
— Ты был у Ганнона, — угрюмо промолвил Ганнибал. — Кто бы мог думать, что богиня Танит тебя направит к этому человеку!
— Ты знаком с Ганноном? — воскликнул Масинисса.
Ослепленный Танит, он даже не удивился впечатлению, которое произвело на Ганнибала известие, что отца Софонибы зовут Ганноном.
— В нашем городе нет ни одного человека, который не слушал бы о Ганноне, хотя не каждый удостоился чести лично его знать. Многие люди в нашем городе носят имя «Ганнон». Но отца твоей Софонибы прозвали Ганноном Великим. Вместе с моим отцом он воевал против восставших наемников и ливийцев. Много раз Ганнон был суффетом [24]. Он самый влиятельный и богатый человек в нашем городе.
— Ваши отцы сражались вместе! — обрадовался Масинисса, обративший внимание только на эту часть рассказа Ганнибала. — Ганнон послушает тебя. Иди к нему и скажи, что я царский сын и хочу помолвки.
